Джимми Хиггинс - Эптон Синклер

Старший лейтенант Олсен был продавцом в галантерейном магазине, а потом поступил учиться в офицерское училище. Надеясь как-нибудь продвинуться по общественной лестнице, он всегда ждал, что скажет начальство, прежде чем высказать свое мнение. Так же вел себя и капитан Кушинг — добродушный молодой банковский кассир, у которого была миловидная жена, обычно тратившая жалованье мужа за два месяца до того, как он его получит. Свободнее всех разговаривал пятый из присутствующих офицеров — лейтенант Ганнет, ибо он являлся непосредственным начальником Джимми Хиггинса и руководил следствием по его делу. Он уже успел обсудить этот вопрос с прокурором — майором Прентисом и с капитаном Арднером — молодым военным юристом, которому формально надлежало защищать Джимми Хиггинса; и все трое пришли к заключению, что дело серьезное. Пропаганда большевизма в архангельской экспедиции должна быть пресечена в самом зародыше. Джимми Хиггинсу предъявили обвинительный акт за неповиновение и подстрекательство к мятежу. За это полагалась смертная казнь.

II

Джимми сидел на стуле, едва сознавая, что происходит,— ему не давали покоя распухшие пальцы и выкрученные руки. Искорка надежды потухла, и он утратил интерес к судебному заседанию; теперь вся его энергия уходила на то, чтобы терпеть боль. Он отказался отвечать, кто дал ему листовки, и когда к нему приставали с вопросами, только стонал от боли. Он не стал разговаривать с капитаном Арднером, сколько тот ни старался убедить его, что действует в интересах подсудимого. Только два раза Джимми вспылил: один раз, когда майор Гаддис выразил свое возмущение, как это, мол, гражданин великой американской демократии мог связаться с гнусными большевиками, которые устанавливают по всей России власть террора — жгут, убивают, истязают.

— И вы еще смеете говорить об истязаниях? — закричал Джимми, подскакивая на месте.— А вы что, не истязали меня, не рвали меня буквально на части?

Суд был шокирован.

— Истязали? — спросил капитан Кушинг.

— Да еще как! Сколько дней, неделю целую наверно, там, в этом вашем застенке!

Майор Гаддис посмотрел на сержанта Перкинса, который стоял за спиной Джимми, едва удерживаясь, чтобы не ударить подсудимого.

— Что вы на это скажете, сержант?

— Это сплошная ложь, сэр!

— Посмотрите на мои пальцы! — перебил его Джимми.— Они подвешивали меня за них!

— Арестованный буйствовал,— сказал сыщик.— Он чуть не убил рядового Коннора, одного из тюремных надзирателей, так что нам пришлось прибегнуть к строгим мерам.

— Лжете! — закричал Джимми. Но его тут же заставили молчать, и громоздкая военная машина пошла молоть дальше. Каждый из судей понимал, что, если слово тюремщика перестанет быть более авторитетным, чем слово арестанта, если слову преданного и проверенного служаки предпочтут слово предателя и заговорщика, открыто симпатизирующего врагу, это повлечет за собой развал дисциплины.

Затем председатель спросил, понимает ли обвиняемый, что ему грозит смертная казнь. Не получив ответа, он объяснил обвиняемому, что суд будет вынужден применить эту высшую меру наказания, если тот не одумается и не назовет своих единомышленников из числа большевиков, дабы армия могла защитить себя от пропаганды этих убийц. Тут Джимми опять вспыхнул, однако не так уже бешено, а скорее с горькой иронией:

— По-вашему, они убийцы? А вы сами разве не собираетесь убить меня?

— Мы выполняем закон,— отвечало правосудие.

— Вы делаете то, что считаете законным; и они делают то, что по-ихнему законно. Вы убиваете непокорных, и они тоже. Чем они хуже вас?

— Они убивают всех образованных, послушных закону людей в России,— злобно изрек майор Гаддис.

— Вы хотите сказать: всех богатых! — поправил его Джимми.— Большевики заставляют богатых подчиняться своим законам, они дают им эту возможность, так же как и всем остальным людям, а если те не подчиняются, их убивают; убивают без счета, сколько нужно, чтобы другим было неповадно. А вы разве не делаете то же самое с бедняками? Будто я не видел, что вы творите при каждой забастовке! Спросите полковника Ная, вот он тут сидит! Не он ли сказал: «К дьяволу habeas corpus[35], они получат ее post mortem»?[36]

Полковник Най густо покраснел — он не знал, что его слава следовала за ним от самого Колорадо до Полярного круга. Суд поспешил взять его под свою защиту:

— У нас здесь не социалистический диспут. Подсудимый доказал, что он неисправим и дерзок, суд не видит никаких оснований для снисхождения к нему.

Итак, Джимми был признан виновным в предъявленном ему обвинении и приговорен к двадцати годам тюрьмы — право, очень мягкий приговор, учитывая обстоятельства! В Нью-Йорке в это самое время судили пятерых русских евреев, почти детей, среди них одну девушку, за точно такое же преступление, какое совершил Джимми: за распространение среди американских войск листовок с призывом прекратить убийства русских социалистов. Этих детей приговорили к двадцати годам тюрьмы, и один из них вскоре после ареста умер — его товарищи клятвенно заявили, что он скончался от пыток, которым подвергли его федеральные сыщики.

III

И вот Джимми Хиггинса водворили обратно в тюрьму. Майор Гаддис, который был действительно справедливым человеком, обожествлявшим закон и порядок, строжайше запретил подвешивать арестанта за пальцы. Разумеется, было бы желательно выяснить, кто напечатал большевистские листовки, но для того, чтобы получить у арестанта признание, его можно подвергать лишь тем наказаниям, которые официально разрешены военными властями.

Итак, Джимми снова очутился в застенке, и на восемь часов каждый день его приковывали цепью за руки к железному кольцу в стене, так что его ноги едва доставали до полу; и в этом положении он висел и проверял свою совесть. Такому испытанию подвергались тогда многие солдаты в дисциплинарных бараках в Ливенвортской тюрьме. Надо сказать, что совесть Джимми оказалась не столь твердой, как можно было ожидать. У него бывали приступы откровенной жалости к себе, приступы отчаянных, мучительных сомнений. Он вовсе не желал показывать свою слабость тюремщикам, но они наблюдали за ним через дверной глазок, придуманный царем для этой цели. Глазок можно было закрывать, когда заключенный вопил под пыткой, и незаметно открывать, когда тюремщику заблагорассудится.

Благодаря этому приспособлению Перкинс подслушал рыдания Джимми и его разговоры с самим собой и якобы с другими людьми, каким-то Клубникой и каким-тэ Неистовым Биллом. Джимми спрашивал их, приходилось ли им когда-нибудь испытывать подобные страдания, ч стоит ли так мучиться, и правда ли, что это поможет революции? Перкинс обрадовался, что подслушал важны.; сведения, и поспешил доложить лейтенанту Ганнету, в результате чего были запрошены все американские части, но солдат под кличками «Клубника» и «Неистовый Билл» нигде не оказалось. Волей судеб Неистовый Билл укрылся в таком месте, куда не в состоянии проникнуть даже армейская контрразведка, а Клубника Каррсн как раз в это время стоял перед судом в Калифорнии вместе с другими ирмовцами, претерпевая те же муки, что и Джимми Хиггинс в Архангельске.

У сержанта Перкинса было значительное преимущество в борьбе с Джимми Хиггинсом. Он видел жалкое состояние души арестанта, в то время как его душа была скрыта от Джимми, а по правде говоря, Перкинс тоже страдал — страдал от гнева, к которому примешивалась изрядная доля страха. И что это за дьявольские идеи, которые могут сделать маленького, ничтожного рабочего сильнее всех властей? И как помешать этим идеям распространяться и подрывать устои удобного, хорошо налаженного мира, где Перкинс собирался вскоре получить повышение в чине? Назавтра после суда над Джимми Хиггинсом, несмотря на строжайшую тайну, в которой он проходил, армейские власти с удивлением обнаружили расклеенные тут и там на видных местах прокламации на английском языке такого содержания:

«Американские солдаты! Знаете ли вы, что один ваш сержант подвергается в настоящее время пыткам и приговорен к двадцати годам тюремного заключения за то, что пытался рассказать вам, как большевики ведут пропаганду против германского кайзера?

Известны ли вам действительные причины пребывания здесь ваших войск? Согласны ли вы сложить свои головы за то, чтобы навязать русскому народу ваши идеи о системе государственного управления? Согласны ли вы, чтобы ваших товарищей подвергали пыткам за то, что они хотели сказать вам, для чего вы здесь?!»

Разумеется, американские «пончики», прочитав прокламацию, пожелали узнать, правда ли то, что в ней написано. И вскоре все заговорили о том, что это правда. Те, у кого сохранилась листовка, которую раздавал Джимми, нашли теперь заинтересованных читателей, и вскоре все солдаты знали ее содержание. Пошли споры, правильно ли использовать американские войска для удушения социальных революций в чужих странах? Эта тема поднималась и на заседаниях конгресса в самой Америке. Сенаторы делали запросы правительству о том, какое оно имело право посылать войска в чужую страну, которой не была объявлена война; другие сенаторы требовали немедленного отзыва оттуда армии. Эти сведения тоже дошли до солдат и еще больше усилили брожение. Не такое уж это приятное место — Архангельск, особенно с приходом зимы; поневоле заворчишь, а тут еще представился отличный повод ворчать!