Преломление. Обречённые выжить - Сергей Петрович Воробьев

— Чего ты, Григорий? Что тебе, трудно? Мне только для начала пыль в глаза пустить. Такая метода у меня. Давай, старина, дело не терпит. Дальше я уже всё сам.

— Какой же ты капитан? — удивлялся четвёртый. — У тебя только мица капитанская. А китель с шевронами где?

— Да ладно тебе придираться. У меня программа-минимум: достигать результатов малыми средствами при больших потенциальных возможностях.

— И каюта у тебя явно не капитанская, — приводил свои доводы четвёртый, — и…

— С каютой всё в порядке. Я уже предупредил, что моя на ремонте, временно занимаю другую. Давай, Гриша, жду с докладом.

Четвёртый штурман, поколебавшись, всё же согласился:

— Ладно, иди. Сейчас буду. Заодно даму твою высокопоставленную посмотрю.

Через минуту Гриша постучал в каюту механика-налётчика:

— Товарищ капитан!.. О, извините, вы с дамой.

Мамин поправил на голове мицу, отцентровал ребром ладони «краб» с якорем и, откашлявшись в кулак, выдавил хриплым начальственным голосом:

— Ничего, ничего, обращайтесь, Григорий, кхэ, Григорьевич.

— Товарищ капитан, куда балласт принимать?

Савельич поёрзал на диване, скосил глаза на даму с ещё более распухшими красными губами и начал бровями подавать знаки четвёртому помощнику: мол, что про балласт-то отвечать, не знаю. Брови у него были лохматые, кустистые, уходили под самый козырёк и выше.

Четвёртый разрешил недоумение «соблазнителя», уточнив:

— На левый борт или на правый?

Механик-налётчик с облегчением опустил брови:

— Та-ак!.. Принимайте на левый… И — на правый.

Четвёртый вытянулся в струну:

— Разрешите исполнять?

— Исполняйте!

— Кто это? — настороженно спросила высокопоставленная дама, кивнув в сторону четвёртого помощника.

— Это у нас второй…

— Что второй?.. — дама иронически улыбнулась. При этом губы её стали похожи на блуждающую амёбу.

— Второй механик.

— А что, есть ещё и первый?

И тут на сцену как раз влетел запыхавшийся первый механик и, брызжа слюной, не обращая внимания на удивлённую гостью, разразился громом. Сразу запахло электричеством:

— Ты что, разэмбай этакий, в каюте тут просиживаешь?!! Тебя два часа в рыбцеху ждут, по всему судну ищут. Комиссия уже уходит, нужно акты подписывать. А он здесь лясы точит непонятно с кем… Давай быстро в рыбцех! Я потом с тобой ещё поговорю!

И Дед, он же первый механик, гулко потопал по железному коридору в сторону рыбцеха.

— Чего это он на тебя? — всколыхнулась всем телом дама сердца.

Василь Савельич, слегка приподняв за козырёк мицу, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и медленно произнёс:

— Да это так… Капитан-наставник. Ты тут посиди малость. Надо решить с ним один серьёзный вопрос.

Но дама из КПСС, почувствовав подвох, ждать не стала. Резко поднявшись и одёрнув короткое платье, попросила давящегося смехом недавнего выпускника рижской мореходки проводить её, если можно, до проходной завода.

С удовольствием взяв четвёртого под ручку и аппетитно виляя бёдрами, пошла с ним на выход. Механик-налётчик, сделав яростное лицо, хотел было сгоряча швырнуть мицей о палубу, но, вовремя опомнившись, привычно отцентровал её ребром ладони по миделю[58] и, забыв о «капитане-наставнике», ринулся вслед за вожделенной особой.

— Дорогая, — дышал ей в затылок Василь Савельич, — упускаете уникальный шанс! Такого в жизни у вас уже не повторится. И у меня тоже, — проговорил он, скривив рот набок. — Поверьте мне как истинному джентльмену…

— Джентльмену? — переспросила дама, слегка замедлив ход. — Да у вас, кроме вашей шапки с этой самой — как её? — кокардой, ничего джентльменского-то и нет.

— Как это нет? — взревел Василь Савельич. — А этот самый, как его… — Он не стал уточнять.

Четвёртый, бережно взяв даму под локоток, предупредил:

— Сударыня, здесь осторожно — высокий коммингс.

— Что это вы все тут голову мне морочите, — возмутилась особа, — то какой-то капитан-наставник, то, извините за выражение, комикс? Не раздражайте меня, пожалуйста!

— Коммингс, — пояснил четвёртый, изогнувшись как паж перед королевой, — это значит порог.

— А вы можете по-русски выражаться?

— Выражаться мы можем ещё как! Но здесь вынуждены придерживаться морской терминологии. Называть вещи на судне обиходными именами — моветон.

— Ну а если я назову порогом этот самый, как его…

— Коммингс, — любезно напомнил четвёртый.

— Вот именно. Что тогда будет?

— Тогда вы можете каблучком задеть за него, упасть на палубу и разбить вашу замечательную коленку…

— Или лишиться своего достоинства… — добавил механик-налётчик, с жадностью наблюдающий за вихляющими бёдрами дамы.

— А вас, — развернулась особа, — между прочим, никто не спрашивает.

Элегантно перешагнув коммингс, дама спустилась по рабочему трапу на причал и, сопровождаемая с одной стороны четвёртым помощником капитана, а с другой механиком-налётчиком, гордо прошествовала в сторону проходной. У самой проходной, многозначительно пожав руку четвёртому и посмотрев на механика, хотела ему что-то сказать, но потом раздумала.

Василь Савельич принял это за особый знак и, слегка приподняв мицу, произнёс:

— Могу я поцеловать вашу ручку? И надеяться…

И здесь высокопоставленная дама высказала невысказанное:

— Пошли вы в… товарищ «капитан»!

— Вот что значит большой партийный стаж, — сделал заключение четвёртый, подняв к небу указательный палец. — Не надо было вам, Васильсавелич, балласт на оба борта принимать, хватило бы и на один. А так — перегруз, шпангоуты[59] не выдержали…

— Всякое бывало… — опешил наш сердцеед. И когда дама уже скрылась за дверями проходной, продолжил: — Но чтобы начальник отдела кадров, член КПСС — и такое! Такого я ещё никогда не слышал. На грани фантастики…

Мамин снял свою большую мицу — зависть многих капитанов — и почесал блестящим козырьком с золотистым шнуровым позументом лысеющую маковку.

Весь рейс механик-наладчик кусал локти и сокрушался:

— Такая рыба сорвалась! Чувиха из чувих! Начальница с немалым партийным стажем! Про остальное я уж и не говорю! Вот четвёртый не даст соврать — на грани фантастики бабец. И так гладко всё шло. И надо же — стармех под руку подвернулся! Если бы не он, всё было бы оки-доки. Проверено! Ведь до этого ни одного срыва не было. Век не забуду!

И он весь рейс поглядывал на Деда, то бишь на стармеха, недобрым взглядом. А тот ничего и не помнил. В отличие от членов экипажа, лишивших Мамина звания «налётчика».

И стал наш Василий Савельевич снова просто механиком-наладчиком.

Были-небылицы от Бори Ткачёва

«Для молодого и хрен — малина, а для старого бланманже — редька» — любимое выражение Бори Ткачёва, с которым мне пришлось делить радости и горести большого морского перехода от берегов Невы к берегам Антарктиды. Боря скрашивал наш суровый мужской быт рассказами из своей жизни, насыщенной невероятными историями.

Рассказывал он обстоятельно, с вдохновенным блеском в глазах. В его так называемых воспоминаниях часто фигурировали вполне реальные люди, попадавшие в ситуации, граничащие