Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дивертисмент входил номер на музыку «Пассакалии» Г. Ф. Генделя, два танцора изображали Скрипача и Рок. Тот артист, который Рок изображал, то есть я должен был все время висеть на шее у своего партнера… Главные роли в «Последнем танго в Париже» разобрали: Грачева, Перетокин, Филин. Там фигурировал еще труп жены главного героя, его изображала Ира Семиреченская, моя одноклассница. Меня назначили на роль Смерти.
Я решил срочно заболеть и потратить это время с пользой. У меня всегда были проблемы с носом – кривая перегородка, не позволявшая нормально дышать. И под предлогом исправления перегородки я всю сознательную жизнь мечтал свой родной нос снести к чертовой бабушке. Я решил, что перед госэкзаменом в школе сделаю операцию в Тбилиси. Рядом с нашим домом находился знаменитый «завод» по изготовлению носов. Был такой доктор Цопе, у него оперировался весь Советский Союз, все армянки, грузинки… Люди входили туда с одним носом, выходили с другим, аккуратным, но у всех одинаковым.
Я хотел лечь в клинику на весенних каникулах, чтобы предстать перед Григоровичем уже с новым лицом. Услышав про мои планы, мама воспользовалась тяжелой артиллерией – вызвала Пестова. Вдвоем они вопили так, что от моей идеи пришлось отказаться.
Теперь настал самый что ни на есть подходящий момент. После операции мне целый месяц нельзя будет прыгать. Влад Костин помог найти клинику, посадил на поезд и отправил меня в Санкт-Петербург. В Петергофе, недалеко от Большого дворца, там, где раньше размещались госпитали, до сих пор есть эта больница. А в ней отделение пластической хирургии, где оперировались многие известные артисты Советского Союза, естественно это не афишировалось.
Кстати, Гордеев всем рекомендовал делать пластическую операцию, считал, что мы все некрасивые и что все должны быть блондинами. Добрая часть кордебалета, мужчины и женщины, покрасились в «блонд». А я, мало того что «чернавка», еще и с грузинским носом.
Операцию мне сделали в день приезда. Докторам пришлось в прямом смысле слова раздолбить мой нос и собрать его заново. Во-первых, они выправили перегородку, я мог теперь свободно дышать, а во-вторых, очень деликатно подкорректировали форму.
Утром я открыл глаза, а у меня черные синяки вокруг глаз и красные склеры. Врачи за голову схватились, оказалось, проблема с сосудами. Вместо лица у меня образовалась «будка».
На второй день после операции, с сотрясением мозга, неизбежным последствием такой процедуры, я пошел гулять по Петергофу. 1996 год, людей нет, туристов нет, ты один. И слава богу, что не было народа. Потому что «будкой» дело не обошлось: гипс на лице и ватой заткнут нос, который постоянно кровит.
Ну не лежать же целыми днями. Зимой в Петергофе я был первый раз. Снега насыпало очень много, сугробы мне по грудь. Погода минус двадцать, не меньше. Красота неимоверная, весь Финский залив затянут льдом, солнце и мороз. Очень красиво! Жаль только, все статуи под деревянными колпаками.
Я гулял по парку с наслаждением, спустился по лестнице, вижу, неподалеку от меня идут две женщины. Чтобы не пугать прохожих, я капюшон на лицо низко натягивал. И тут слышу, как одна другой рассказывает, что здесь стояла сцена, был потрясающий концерт, «и приехала Люда Семеняка с красавцем грузином». На этих словах я, конечно, выглянул из-под своего капюшона. Женщины: «А-а-а!» – «Алло, этот красавец грузин – я, это я!» – хотелось крикнуть мне. Но женщин, понятное дело, тут же сдуло в неизвестном направлении.
…Незадолго до Нового года муж Н. Ананиашвили Гия Вашадзе вместе с Лёшей Фадеечевым собрал небольшую группу артистов на несколько выступлений в Норвегии, меня тоже пригласил. Потом в Грузии Гия сделал сумасшедшую карьеру, заняв при М. Саакашвили пост министра иностранных дел, по-моему, даже в президенты баллотировался…
Но вернусь к Норвегии. В этой поездке я сдружился с Ритой Куллик, той самой, которой я ребенком в Тбилиси на «Дон Кихоте» подавал бубен, и ее мужем Володей Кимом. Оказавшись в петергофской больнице, я им позвонил. Они стали делать мне пропуска на спектакли Мариинского театра. Я приезжал утром в Петербург, днем Русский музей или Эрмитаж, вечером Мариинский театр, то опера, то балет, то в гости к Рите с Володей.
Ребята к моей внешности привыкли, а вот Татьяна Терехова, знакомясь со мной, не сдержалась: «Боже, у тебя что, взорвалось лицо, что ли?! Выглядишь так, как будто тебя отлупили в подворотне!» Это годы, когда по Питеру ходить по ночам было просто опасно. Я-то сплю в Петергофе – после «Раймонды» последней электричкой в Петергоф! Отчаянный мальчик решил, что с таким лицом к нему ни один бандит не пристанет – испугается.
Раз с моей питерской подругой зашли съесть по бургеру около Московского вокзала. Купили все, а когда сели, увидели, как люди за соседними столиками быстренько собрали свои вещички и ушли. На меня невозможно было смотреть. Но были в моем положении и позитивные моменты. Например, часто спрашивали: «Не надо ли принести воды?» Ко мне сердобольно люди относились, место уступали в автобусе, в электричке.
Однажды кто-то из знакомых сказал, что в «Раймонде» дебютируют две очень способные ученицы ведущего педагога Вагановской академии Л. В. Ковалевой – Софья Гумерова и Диана Вишнёва. Я пошел. Оказалось, это был и дебют Насти Волочковой в партии Раймонды. Она очень хорошо танцевала, мало того, красоты была необыкновенной. Вот так, благодаря носу, состоялось мое знакомство с молодыми звездами Мариинского театра.
44Прошла неделя. Я уезжал из Петербурга не только с исправленным, дышащим носом, но и напитанный искусством. Приехал в Москву, заниматься мне было нельзя, я лежал дома, прекрасное было время. Но из театра, где вовсю шли репетиции «Вечера современной хореографии», постоянно звонили: «Приди учить порядок, приди учить порядок!» Я честно говорил: «Я не могу, у меня еще не все зажило!»
Когда я там наконец появился, люди шарахались, гипс уже сняли, но отек и страшные синяки вокруг глаз еще не прошли. Даже Семёнова, увидев мое лицо, вскрикнула: «Господи!» – и тут же рассказала анекдот: один мужик женился, его друг спрашивает: «Ты женился, какая твоя жена?» – «Все говорят, что на Богоматерь похожа. У тебя есть фотография?» – «Есть». – «Ну, покажи». Он берет фотографию, смотрит и в ужасе восклицает: «И правда! Матерь Божья!» Потому, когда Марина на меня в таком виде смотрела в классе, все время повторяла: «Матерь Божья!»
Не дожидаясь, когда я окончательно приду в себя, на 23 февраля мне поставили Джеймса в «Сильфиде». Синяки закрасили гримом, но, так как я не оправился от
