Танцы на осколках (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна

Рука нащупала свёрток с рубином за пазухой. Я вытащила камень, и хотя в темноте не удастся ничего разглядеть, поднесла его к лицу. За такое добро можно выручить ещё сто золотых, а если сложить всё вместе, то как раз хватит денег нанять небольшой отряд наёмников, заготовить припасы и выдвинуться в Старый город к Хранилищу. Со временем я смогу разобраться что к чему, и восстановить учёных. Всё это будет. Со временем. В ближайшем будущем туда путь заказан, ибо где меня будут искать, как не в том бункере? Может спустя пару месяцев я и выберусь из подполья, когда всё будет кончено, и единственный, кому нужен этот камень больше моего, умрет от скрытой в крови заразы. Мне вдруг резко сделалось душно от этой мысли.

Показалось, что доспех стал сильнее сжимать мою грудь, жесткая ткань сдавливала ребра, как питон. Я захлебывалась, воздуха катастрофически не хватало. Липкий страх, словно смола, потёк за шиворот. Я попыталась сесть, но голова закружилась, и меня повело в сторону. Завалившись на бок, мелко и часто задышала — мне надо к выходу под открытое небо. Руки с ногами не слушались, и я тащила себя, цепляясь пальцами за влажную землю. В грязи остались глубокие борозды. Воздух. Мне нужен открытый воздух. Лишний раз поблагодарив богов, что не достала до растяжки, я выпала, наконец, на ночную поляну. Всплыло смутное воспоминание, что так меня накрыло, когда мы оказались на большой глубине в бункере. Сейчас все будет хорошо, все пройдет. Здесь нет ни тонн земли надо мной, ни бетона, только ночное небо. Я грязными от земли пальцами вцепилась в темную кожу доспеха, пытаясь оттянуть её. О, нет! Из груди вырвался стон. Легче не становилось. Что за…? Сердце колотилось под ребрами, словно хотело сломать их изнутри. Пот градом выступил на лице. Как тогда… В бункере… Наёмник смог успокоить и пообещал, что ничего не случится. Брест, ты обещал, что ничего не случится. Ты обещал… ТЫ НЕ СДЕРЖАЛ СЛОВА, СУКИН СЫН! Всё случилось ещё раньше! Ты бросил меня во второй раз! Во второй раз! Я ненавижу тебя, ублюдок!

Желудок скрутило от резкой боли, и меня вырвало. Страх, овладевший сознанием, издал победный клич и, заботливо укутав меня с головы до ног, зашептал прямо в ухо: «Он умрёт! Брест умрёт! Опять… И ты ничего не сможешь с этим поделать. Тебе было хорошо? Ты что-то начала чувствовать с момента смерти Севы, ты начала возвращаться к жизни? Но зачем? Ведь ему осталась неделя. А знаешь? Вообще-то это твоя вина. Почему нет? Ведь это ты украла камень и втянула его во всё это, ведь так? Хм… А что же тебя ждёт впереди… Возможно тебе опять повезёт, и ты встретишь Севу или Бреста, или как он будет называться в следующий раз, еще лет через двести-триста? Но что от тебя останется? Вопросы-вопросы… Но гарантий и ответов никто не даст, ведь ты опять осталась одна, а этот мужчина, твой мужчина, умрёт. Возможно, уже умер. Ты только представь: глаза не двигаются и остекленели, сам он высохнет, а ты будешь спрашивать себя, он ли это вообще? Я могу продолжать, хочешь? Ведь ты это заслужила».

— НЕТ! — Мой крик разнёсся по всей поляне. Руки не удержали, и я упала лицом в землю рядом со своей рвотой. Силы закончились, и я просто лежала, сокращаясь от судорог, не обращая внимания на физическую боль, пот и лужу рядом. Перед глазами стояла темнота. Не было ни ночного неба, ни силуэтов деревьев, только шум крови в ушах и головокружение. А после пропало тело, остатки воздуха, исчезло всё. Мне нужна помо…

…

…

…

Что-то не так. На лицо течет какая-то дрянь, и кто-то орёт рядом:

— Катька! Катерина-а! Давай-давай приходи в себя. Ну же, малышка!

Я что-то пробулькала, слабо отмахнувшись от струи. Вода? Да, кажется, просто вода. Разлепив с усилием глаза, увидела перед собой два темных силуэта. Герин голос раздался справа:

— Ты как?

— Бывало и лучше, — проблеяла я.

— Я уж думал, ты коня двинула, — ответил парень, усаживая меня, — Ну и запашиной от тебя несёт! Ты в чем тут вывозилась?

— Не лез бы. А-то у меня последнюю неделю желудок слабый, — отмахнулась я.

Рядом проскрипела Ежна:

— Ну и долго ещё будем лясы точить, ась? Поднимайся, жук-притворяшка, уже идтить сможешь! Дела у нас ещё, дела, а мы итак с опозданьицем!

Я кое-как приняла вертикальное положение. Помотала головой: вроде не кружится.

— Как вы меня нашли? И главное: на кой?

— На кой — на кой. На той! — передразнила бабка, — Поднимайся, давай. Мужику помощь треба.

Горло сжалось:

— Он ещё жив? — раздался сдавленный хрип.

— Ненадолго, коли будем медлить. Айда, — бабка поманила пальцем.

Я сидела, не двигаясь:

— Если уж ты не смогла его вылечить, чем я-то смогу помочь… Я… просто не смогу смотреть… как он умирает опять…

Гера переглянулся с ведьмой и сел передо мной на корточки:

— Знаешь. Я, конечно, знал, что ты думаешь только о себе. В основном. Но не знал, что настолько. Там наш друг нуждается в помощи, а ты сидишь здесь и жалеешь себя! Не хочется ей, видите ли, в глаза ему смотреть, всё равно же помрёт! Да, даже перед смертью, надо собрать яйца в кулак, и смеяться в лицо костлявой. Поднимай свою тощую задницу, и пошли спасать Бреста! За одно и Тринице поможем, что уж.

Я тяжело вздохнула. От меня и вправду смердело.

— Есть ещё вода? Умыться бы.

В лицо опять хлынул поток. И откуда только столько взялось-то? Отфыркиваясь, я отерла лицо от пота и рвоты, с кряхтением поднялась. Ноги еще ватные, но ничего, расхожусь. Гера с молчаливым спокойствием поднялся, разглядывая мои неловкие попытки ходьбы. Ворожея неподалёку задрала голову и рассматривала звезды в небе, иногда что-то бормоча себе под нос. Я перешагнула нетронутую растяжку, отвязала нож.

— А ты ещё помнишь наши старые фокусы, — похвалил Гера, — Я сам чуть не угодил в темноте, да баба Ежна вовремя предупредила.

Я пожала плечами и направилась в шалаш за мешком. Гера прав: надо торопиться. Хранилище никуда не денется в конце концов, а сейчас появился шанс оттянуть смертный приговор наёмнику. Я вышла во всеоружии, готовая раскидывать врагов налево-направо. Удивительно, как человеку придаёт сил принятое решение, и как угнетает неопределённость. Ведьма с Герой о чём-то переговаривались, но заметив меня смолкли.

— На чём будем добираться? — поинтересовалась я.

— Сейчас вихрь поймаем и в путь, — отрапортовала бабуля.

Я тяжело вздохнула: хорошо хоть не в ступе. Пока ворожея бормотала про себя заклятие, а вокруг начали подниматься знакомые ветра, я легонько тронула Прежнего за руку:

— Гера, спасибо тебе. Ты, как всегда, шаришь в людях лучше их самих.

Парень обнял меня и поцеловал в висок:

— Пожалуйста. К несчастью, себя я не очень «шарю», — грустно закончил он.

***

Гжевик нервно вышагивал по залу, отдавая распоряжения солдатам. Появление дочери не смогло отвлечь бравого вояку, и он, ещё более воодушевленный, покручивал усы и думал, как лучше разыграть партию с новыми фигурами. Близилась полночь, и вот-вот должно было начаться наступление. Городская стража — союзники, они перекроют доступ к мосту и постараются не выпустить церковников из Тринницы. То, что стражников ждала верная смерть, барона нисколько не волновало. Мясо — есть мясо, главное защитить крепость.

В зал ворвался Гостемил, расталкивая перед собой людей и бесцеремонно прокладывая дорогу, он чуть было не свалил с ног хозяина:

— Прости, барин. Там… Во дворе… — он не мог отдышаться, а пот каплями скатывался с бледного лба.

— Кого ещё нелёгкая принесла? — нахмурился барон.

Управляющий окончательно лишился дара речи и просто указал пальцем на выход. Гжевик тихо выматерился себе в бороду, широким шагом поспешил на улицу. Со двора доносился громкий ропот, солдаты шумели, о чем-то переговариваясь. Барон грозно вышел на замковую площадь, готовый распять каждого, кто нарушил дисциплину, но тут же осёкся: в центре стояли три фигуры. Мужчина внимательно пригляделся и чертыхнулся про себя.