Лешие не умирают - Игорь Осипов

Исполинский тополь проломил в лесу целую просеку. В самом ее конце из земли торчали огромные корни, которые по ветвистости могли поспорить с кроной дерева.

Именно там, где выкорчеванный комель поднял целую гору земли, и слышались те странные звуки. Из корней с испугом выглядывали несколько пар глаз. Небольшие животные с огненно-красной, покрытой черными полосками шерстью, удлиненными мордочками и острыми, как иглы, зубами не сводили взора с пришельцев, обрубающих ветви с их дома. Особо сильные удары топоров сопровождались их гортанными звуками, напоминающими карканье и лай одновременно. Но, несмотря на общее возмущение, попыток нападения они не делали, ощущая опасность этих странных двуногих.

Через полчаса плодотворного труда удалось расчистить от кроны старого тополя одну полосу дороги. Уставшие люди загрузились в машины, и караван тронулся дальше. Снова потянулись бескрайние леса. Дорога ввинчивалась в них, как штопор, ведя к цели путешествия. За окном промелькнула еще одна разрушенная деревня без названия, еще один небольшой мост через ручеек и следующий холм – дорога, как искусный гипнотизер, убаюкивала. Однообразное мелькание усыпляло не хуже блестящего маятника гипнотизера перед глазами. Максим тряхнул головой, сбрасывая охватывающую его дрему.

Первая машина снова начала притормаживать и через минуту остановилась. «Шишига», объехав «Урал», остановилась на встречной полосе вровень с ним. Перед караваном, на небольшом перекрестке, прямо посередине проезжей части, стояла двадцатилитровая канистра. Это было очень похоже на бесплатный сыр, который, как известно, бывает только в мышеловке.

Рация зашипела и голосом Латышева сказала:

– Хорошо стоим, красиво! Может, просто спихнем ее в сторону колесом и дальше поедем? – в окне «Урала» отлично было видно, как он показал на покосившийся указатель. Надпись на нем гласила: «Мышегребово». – Не нравится мне название, звучит, как ругательство.

Максим достал рацию и, нажав на тангету, сказал:

– Схожу посмотрю, прикройте.

Он натянул намордник респиратора и взялся за ручку двери.

– Принял.

В крыше кунга «Урала» откинулся люк и показался человек в армейском ОЗК.

Михалыч ободряюще похлопал парня по плечу.

– Давай.

Максим открыл дверь и спрыгнул на асфальт. Медленно подошел к одиноко стоящей канистре и слегка пнул ее ногой. Емкость отозвалась гулом и бульканьем жидкости внутри. Не вынимая рации из разгрузки, Изотов нажал на переговорник:

– Почти полная.

– Цель на десять часов! – голос Торгачева не вызывал никаких сомнений.

Пулеметчик, как голова у трансформера, повернулся и направил ствол в указанном направлении, а Максимыч присел на колено. В его руках, как по волшебству, оказался «АКС-74У».

Прямо посреди примыкающего к главной дороге проезда, уводящего куда-то в дремучую чащу, стоял зверь. Нет не зверь, а настоящий танк, родственник того хрюкающего уродца, которого вспугнули в Лисичино. Широкая грудь, более светлая, чем покрытое черной жесткой щетиной тело, массивная голова с маленькими злыми глазками и клыки. Первое, что Максим увидел, это клыки, которые выступали из нижней челюсти и загибались, как турецкие сабли. Животное переводило взгляд с одинокого человека посередине дороги на машины, стоящие рядом с ним. Его смущали эти огромные коробки на колесах и казалось, что если бы не они, то оно бы уже кинулось и насадило на острые клыки нахала, вторгшегося на его территорию.

– Макс, брось ты на хрен эту канистру и отходи к машинам, только не беги.

Голос Латышева из рации вывел монстра из оцепенения. Он воинственно хрюкнул и начал рыть острым копытом плотную грунтовую дорогу. Из-под его ноги, как из-под ковша экскаватора, полетели земля и гравий. Не дожидаясь, пока зверь кинется на Максимыча, на крыше заговорил пулемет. Ему в унисон короткими очередями затарахтела «ксюха» Изотова. Если пулеметчик стрелял без разбора в огромное тело этого хряка-переростка, то сталкер целил по глазам. Монстр затряс головой и попятился, но, все еще не желая отказываться от атаки, опустил голову, подставив под пули свой крепкий, как броня, лоб. Но тут одна из пуль попала в чувствительный черный пятачок. Фонтан крови брызнул на землю, и громкий визг огласил окрестности. Зверь развернулся и бросился в лес, не разбирая дороги.

– Прекратить огонь! – дополнительной команды и не потребовалось. Цель улепетывала во все четыре копыта, только треск стоял в сухом валежнике.

Максим несколько секунд еще стоял, замерев в позе для стрельбы с колена, но желающих померяться с людьми силой больше не появлялось. Тогда он поднялся и, закинув за спину автомат, подхватил наполовину заполненный топливом трофей, а потом, что было сил, припустил к машинам. Залезая в кабину «Шишиги», по пути закинул в кузов канистру и тяжело плюхнулся в кресло. Только сейчас он осознал, насколько близок был к гибели.

Михалыч, вцепившись в руль, смотрел на парня, словно на вернувшегося с того света. В глазах его застыли ужас, недоверие и восхищение одновременно. Ожила рация. Максим, только собирался ответить, что все нормально, как из динамика, еле слышно, словно с другого края Земли, прозвучал незнакомый голос.

– Это община, вы меня слышите, ответьте?… Прием… Смоленск, это Духовщинская община, ответьте…

Из соседней машины ответил Торгачев:

– «Община», это «Караван». Находимся возле поворота на Мышегребово.

– Слава богу! – в голосе было явное облегчение. – До нас километров семь-восемь. Мы блокированы. Кругом медузы. Не подпускайте их близко, расстреливайте с расстояния.

– Принял. Будем у вас через полчаса, готовьтесь к эвакуации.

Глава 6

Спасение

В тесном подвале скопилось немыслимое количество людей. Леший не помнил, когда последний раз вся община собиралась тут внизу – в убежище. Постоянно кого-то недоставало: кто охранял периметр, постоянно один, а то и несколько отрядов охотников находились в поисковом рейде. Теперь же собрались все… все уцелевшие. Без потерь не обошлось. Община потеряла пять человек на периметре, трое (а включая Игорька, четверо) были обожжены во время атаки медуз. Судьба еще трех человек – Борова и двух его учеников, оставленных Лешим в пожарной части, – была неизвестна.

Несмотря на скученность, не было того оживления, что царило в жилом помещении. На лицах взрослых читались напряжение и страх, дети оставили свои игры и сидели тихо, прижавшись к матерям. Женщины смотрели на проходящего мимо Лешего с надеждой. Он всегда был их надеждой, всегда находил выход из, казалось, полного тупика, приносил еду, когда их дети пухли с голода. Ему верили. Верили тогда, верят и сейчас. А он видел это и понимал, что теперь помочь им не может. Не от него зависит их спасение. Он, конечно, может выйти наверх и погибнуть в бою, но это общину не спасет. Сейчас оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что смоляне их не бросят, не останутся глухими к мольбам о помощи.