Маловероятно (ЛП) - Шен Л. Дж.

— Притормози.

Мою просьбу пропускают мимо ушей.

— Черт с тобой, женщина. — Я хлопаю по крыше автомобиля, и в ответ водитель ускоряет ход, и мне приходится бежать еще быстрее. Кто в здравом уме бегает ради забавы?

Я не могу ее отпустить. Ну, думаю, формально могу. Возможно, мне даже стоит ее отпустить, но нет. Без борьбы не сдамся. А ей нужно узнать всю правду, даже если истина разорвет нас в клочья.

— Я не рассказывал тебе про Глена, потому что поклялся хранить тайну. Потому что взгляни на себя: ты убита горем. Потому что я эгоист и восемь лет назад понимал, что, когда ты узнаешь правду о Глене, твое сердце не сможет меня полюбить. А ты влюбилась, Рори. Мы полюбили друг друга меньше чем за сутки. И меньше чем за неделю почти десять лет спустя…

Я хлопаю себя по коленям и часто дышу, втягивая в легкие как можно больше кислорода, чтобы продолжить погоню. Рори упрямо смотрит на сиденье водителя, словно это самое завораживающее зрелище после производства стеклопластика. (Нет, правда. Поищите в гугле. Это фантастика.)

— … дабы помнить, что мы не сможем жить врозь. Едва ли. Существовать — да, но не жить. И я не так уж сильно ограждал тебя от правды. Поверь, в душе у меня шла целая битва. Правда. Вот почему я отвел тебя к Кэтлин. Я положился на судьбу. Решил, что если тебе действительно уготовано узнать правду, то Кэтлин тебе ее расскажет. Она не рассказала, Рори.

Она по-прежнему молчит.

— Да, я лопухнулся. Да, скрыл от тебя правду. Про тебя. Про себя. Но отнюдь не потому, что хотел причинить тебе боль. Я хотел тебя защитить. Уберечь от прошлого. Оно называется прошлым, потому что уже прошло. У нас есть настоящее, Рори. И будущее.

Рори раздраженно морщит нос. Еле заметное движение, но дает мне надежду — не на ее прощение, но, может, она рассердится и остановит машину, выйдет и надает мне по башке.

— Ладно. Не все мои поступки были бескорыстными. Конечно, я снова захотел трахнуть тебя, как только увидел. Кто бы не захотел? Посмотри на себя.

Нос у нее снова подергивается под очками, зубы впиваются в губы.

Рори лопается от злости.

И сейчас я разозлю ее еще сильнее.

— Как узнать, любишь ли ты кого-то? Посмотри, как страдает этот человек, и увидишь, что его горе раздирает тебя на части. Потому что, когда тебе плохо, больно, Рори, каждая моя клеточка горит вместе с тобой. Ты уезжаешь, даже не выслушав меня, и это только подтверждает мои давние подозрения: не только твоя кожа холодна. Твое сердце тоже застыло. Я любил тебя с первой секунды. А вот тебя всегда интересовали мой член и моя национальность. Дорогая, ты правда вывела свои психологические проблемы из-за папочки на новый уровень.

Я вижу, как Рори сжимает дверную ручку. Она что-то рычит водителю, и машина начинает замедляться, но полностью не останавливается. Я знаю, что почти добился желаемого, поэтому вбиваю последний гвоздь в свой гроб. Тот, что хотел бы поделить с ней при другом, более счастливом случае.

— О, и еще кое-что: салфетка, которую ты только что порвала, ни хрена не значит. Когда мы встретились, ты сказала, что не веришь в рок. Забыл упомянуть: я тоже не верю. Восемь лет назад, после твоего отъезда, я искал тебя. Писал тебе письма, отправлял подарки и пытался разыскать. Звонил тебе домой, твоей матери, в общежитие, пытаясь добыть твой номер. Хочешь еще кое-что узнать? В прошлом году я тоже тебя выследил — увидел твое имя на обложке «Блю Хилл Рекордс» и догадался. Я знал, что ты работаешь на этого болвана Райнера. Поэтому принял его предложение написать Ричардсу альбом, потому что хотел тебя рядом. Это никогда не было судьбой. Не было удачей. Я потребовал тебя в свое полное распоряжение, Аврора Белль Дженкинс. Ты стала частью сделки. Это не судьба, это мы. От начала и до конца. Чудаковатые, пропащие, повернутые, вредные для самих себя, удивительные мы.

Машина останавливается, водитель с досады бьет по рулю. Я вижу, как Рори выпрыгивает из машины подобно фейерверку и трясет кулаком у меня перед лицом.

Она пихает меня в грудь.

— Как ты посмел! Мы договорились не искать друг друга. Ты воспользовался салфеткой, чтобы заставить меня выйти за тебя! Ты соврал!

Рори вся красная, на голове воронье гнездо.

— Бред! — отталкивая, смеюсь ей в лицо, больше не в силах выносить неправду. — Ты вышла за меня не из-за этой дурацкой салфетки, а потому что позволила пихать пальцы, шоколадный батончик и мой язык туда, куда я хотел вторгнуться, пока у тебя еще был парень. Потому что так мы и поступаем. Добиваясь друг друга, мы рушим чужие жизни. Уничтожаем все на своем пути, кроме себя.

Таксист с любопытством смотрит на меня, слушая с высунутым языком, почти задыхаясь. Наверное, не стоило упоминать про шоколадный батончик.

Рори возбужденно тыкает в меня пальцем.

— Лжешь. Никогда ты меня не искал.

Я смеюсь еще громче. Ничего не могу с собой поделать, потому что теперь, когда правда вылезла наружу, почему бы не рассказать все сразу? Рори имеет право знать, что сделала ее мать, даже если это выставит обоих ее родителей несносными сволочами.

Я разворачиваюсь и иду к своему дому (к черту машину), а Рори бежит за мной, потому что у меня есть то, что ей нужно — правда.

— Пораскинь мозгами, Рори. Как думаешь, почему я так тебя ненавидел? Почему женился на Кики? Почему произошла вся эта херня? Я преследовал тебя, а твоя мать сказала, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего. Сказала, что мне стоит тебя забыть. Что ты нашла себе очередного паренька, который согревал тебе постель по ночам. Она отправила мне твои снимки с теми ужасными подписями, что ты сделала на обратной стороне.

Я поворачиваюсь и вижу, как злость на ее лице превращается в ужас.

Она кривится от боли.

— Господи.

— Да, именно это ты и говорила, когда я трахал тебя и дарил столько оргазмов, что хватило бы на десяток порнофильмов. Но, видимо, я перестарался. И знаешь, что? Да, я старался. Старался изо всех сил, потому что хотел, чтобы тебе не с кем было меня сравнить.

— Никто и не мог сравниться! — кричит Рори мне в лицо. — Счастлив? Никто не мог сравниться, вот почему я ни с кем не встречалась, пока в моей жизни не появился Каллум. Не было другого парня. Я написала те фразы на снимках, потому что не могла перестать о тебе думать, а Саммер дала мне упражнение, в котором я пыталась найти в тебе недостатки. И это единственное, что пришло мне в голову. Ты был почти идеален. Вернувшись из колледжа, я перевернула комнату вверх дном, пытаясь найти фотографии, потому что они были единственным, что у меня осталось на память. И я не хотела искать тебя в соцсетях, потому что чтила этот идиотский договор. Мал, я сутками напролет оплакивала те фотографии.

Я сжимаю пальцами переносицу и делаю глубокий выдох, чтобы успокоиться.

— Я отправил тебе дюжины писем. Их переправили на твой новый адрес в Нью-Джерси, и ты так их и не увидела.

— Господи.

— Хочешь узнать самое интересное? Твоя мать сообщила, что ты забеременела от меня и сделала аборт.

Со стороны обочины гробовая тишина, так что я открываю глаза и смотрю на Рори. Остолбенев, она тоже на меня смотрит.

— Это правда? — тихо спрашиваю я.

Рори медленно качает головой.

Слава Богу.

— У меня нет слов, — признается она.

— Мне жаль, — произношу я. — Но еще мне легче, потому что теперь ты сердита на другого человека.

— Вот почему вы с Кэтлин поженились? Родили ребенка?

— Да. То есть нет… не знаю, — я трясу головой, шагая взад-вперед.

Таксист выкидывает чемодан и рюкзак Рори на обочину и уезжает, оставив нас в поле. На улице темно и холодно, но нам, похоже, по барабану.

— Вот как все случилось: я так страшно на тебя разозлился, что пошел за двумя бутылками крепкого пойла, собираясь напиться до беспамятства. Кэтлин оказалась в том же магазине и против моей воли прыгнула в машину, но мне было настолько все равно, что даже сил не хватило ее выгнать. Мы напились до поросячьего визга. Точнее я напился. Вот так все и случилось.