Трибунал - Свен Хассель

Наступает моя очередь.

— Только сохраняй спокойствие, — говорит Старик, видя мой страх. — Все время сильно упирайся ногами. Нас здесь достаточно, чтобы удерживать веревку. Если не лишишься мужества, все будет хорошо!

Он поправляет ремень автомата, висящего у меня на груди, чтобы не перепутался с веревкой.

— Не могу, — протестую я, глядя в паническом страхе в ревущую бездну.

— Пошел, — толкает меня Старик, и я уже за краем утеса.

Далеко подо мной грохочет в своей полярной ярости Белое море. Я отчаянно ищу упора для ног, но сапоги лишь скребут по снегу. Ударяюсь о первый выступ, рожок автомата больно вдавливается в ребра.

Порта машет мне и встряхивает веревку.

Я изо всех сил держусь на узком выступе. Вокруг ревет и воет буря, словно яростное чудовище, пытающееся раздавить меня.

Три сильных рывка веревки — это сигнал мне продолжать спуск. Я осторожно сползаю через острый край. Этой части спуска сверху не видно.

Я сую носки сапог в снег и нахожу опору. Несколько раз жуткая полярная буря едва не сдувает меня с выступа и разбивает о поверхность утеса. У меня мелькает мысль выбросить сумки с боеприпасами, но я знаю, что сделают со мной остальные, если спущусь без них.

Наконец я достигаю узкой выпуклости. До низа чуть около ста метров. Осторожно ползу по снегу. Он скользкий, как стекло. Страх сжимает мне горло, когда я скольжу через край и медленно спускаюсь. По крайней мере, море сейчас не прямо подо мной. С облегчением чувствую руки, хватающие меня за сапоги и направляющие на безопасную землю.

— Молодчина, — хвалит меня Хайде, шутливо ударяя в живот.

Словно во сне я вижу, как веревка исчезает вверху.

Вскоре спускается следующий.

Последними остаются Малыш с Портой. Они стоят на самом краю и дурачатся. Порта указывает вниз.

— После вас! — говорит он Малышу.

— Пристрелю этих идиотов! — раздраженно кричит Старик.

Они спускаются вместе, будто сиамские близнецы, сильно отталкиваясь от поверхности утеса. Веревка над ними дрожит.

— Паяцы чертовы, — кричит в страхе Старик. — Шеи вам сломаю!

— Ты должен подать на них рапорт, — серьезно говорит Хайде.

— Заткни пасть, — яростно рычит Старик. — Я буду решать, на кого подавать рапорт, на кого — нет. Заруби это на носу!

— У тебя что-то болит? — спрашивает Порта Старика, когда спускается к нему. — Ты велел нам пошевеливаться, и разве мы не спустились вдвое быстрее всех остальных?

— Я отдам вас обоих под трибунал, — гневно кричит Старик. — Это уже слишком!

— Надо же, как ты способен злиться, — восторженно говорит Малыш. — Смотри, чтобы тебя не хватил удар!

— Проклинаю тот день, когда принял командование над вторым отделением! Вы — самое паршивое дерьмо во всей треклятой немецкой армии! — бушует Старик.

— Если б мы ушли от тебя, ты бы умер с горя, — льстиво улыбается Порта.

— По мне пусть весь этот треклятый мир катится к черту, и второе отделение вместе с ним! Хоть бы эта война кончилась!

Грегор смеется.

Ja, wenn's aus sein wirdMit Barras und mit Urlaubschen,Dann packen wir unsere Sachen einUnd Fahren endlich heim[116], —

негромко напевает он.

Когда мы подходим к странного вида ложбине, ледяной воздух раскалывает залп.

Унтер-офицер Кер вертится волчком, шатаясь, делает несколько шагов и падает в снег. Пуля угодила ему в живот. Ощущение такое, словно боксер ударил в солнечное сплетение.

— Какая тварь ударила меня? — спрашивает он. Из уголков его рта течет кровь, он опускается, как смертельно усталый человек. Свежий, рыхлый снег вздымается и опускается, накрывая его, словно саван. — Черт, это треклятые русские, — бормочет он и с удивлением смотрит на свои окровавленные руки.

Гремят два выстрела, передо мной взлетают фонтанчики снега. В испуге я зарываюсь в снег и выпускаю очередь по ложбине. Слева от меня громко стреляет автоматическая винтовка. Позади меня в углублении Хайде и Грегор устанавливают миномет.

— Дай мне парочку чесалок для спины, — кричит Старик из-за большого сугроба. Грегор быстро открывает ящик со странными японскими гранатами, которые мы так называем. В них особая взрывчатка, их выпускают для специальных подразделений. Мы оживляемся при мысли о том, что произойдет в ложбине, когда туда упадут гранаты.

— Плоп, плоп, — стреляет миномет.

Мы наблюдаем за траекторией мин.

— Вперед, — приказывает Старик, подавая сигнал рукой бежать по одному.

Злобно стучит пулемет, подбрасывая в воздух куски льда.

— Смелее! — кричит Старик, он бежит, петляя, вперед, и постоянно оглядывается. — Почему не можете осмелеть? Шевелите ногами!

— Не кипятись! — злобно выкрикивает Порта.

Малыш ложится, отбрасывает автомат и зарывается в снег руками и ногами, чтобы скрыться от трассирующих пуль, которые жужжат вокруг нас, будто рой ос.

Порта останавливается возле него и толкает прикладом.

— Вставай, гамбургский охламон! Думаешь, можешь прохлаждаться здесь, пока мы не сделаем все дело?

— У меня в голове не дерьмо, как у вас! — истерично вопит Малыш, зарываясь все глубже. — Тот, кто стреляет в людей из автомата, сам получит очередь в башку, как говорит жена Лота!

Он вечно путает библейские истории.

Хайде бежит в туче снега и в удивлении останавливается, увидев Малыша в снежной яме.

— Ну, я все видел. Трусость перед лицом противника. Поплатишься за это головой!

— Пошел в задницу, нацист паршивый! — угрожающе кричит Малыш. Выхватывает «парабеллум» и разряжает всю обойму, Хайде в ужасе бежит в сторону русских.

— Чтоб тебе отстрелили твои фашистские яйца, — фыркает Малыш ему вслед.

— У кого есть «каспано»? — кричит Старик, бросаясь в снег, потому что из ложбины ведется яростный огонь.

— У меня две, — отвечаю я, поднимая их.

— Тогда вперед, — резко приказывает Старик. — Подложи их Ивану под задницу!

— Думаешь, я спятил?

— Это приказ! — рычит Старик, наводя на меня автомат. — Шевелись, трусливая тварь!

Все умолкают и сморят на меня. Потом впереди что-то происходит. Русские идут в атаку с хриплыми криками: «Ура, ура!». Они приближаются с удивительной быстротой, полубегут-полускользят вниз по склону, непрестанно строча из автоматов.

— «Каспано»! — кричит Старик, Зарываясь глубже в снег.

Я бросаю одну ему. Это одна из штук пяти килограммов весом, способная разнести на куски сталинский танк.

Малыш берет «каспано» у Старика, выдергивает зубами чеку и бросает так, что она описывает большую дугу. Взрывается она с таким грохотом, что кажется, наступил конец света.

Передняя группа противника буквально разорвана в клочья.

— Плоп, плоп, — раздается позади нас, минометы выплевывают свои дьявольские игрушки.

Они взрываются перед нами, взметая в воздух камни и снег. Со всех сторон несется непрерывный свист и грохот. Взрывы раздаются очень громко в морозном воздухе.

— Аллах акбар! — фанатично кричит Легионер и поднимается на колени. Его автомат изрыгает смерть в глубокий снег, где войска НКВД наступают на нас широким фронтом.

— Вперед! — кричит Старик. — Откроем эти ворота!

Мы приводим себя в звериную ярость и безрассудно следуем за Стариком под градом пуль.

Барселона падает на колени и прижимает к лицу руки в меховых перчатках. Между его пальцев струится кровь.

— Зарывайся в снег, потом подберем тебя! — кричит на бегу Старик.

Барселона скатывается в ямку и думает о ранах в голову, которые видел. Обычно они вызывают мгновенную смерть, и он утешает себя мыслью, что раз все еще жив, его рана не может быть тяжелой.

Хайде с Грегором неуклюже бегут по глубокому снегу, держа с обеих сторон миномет.

— Берегитесь этого мыла! — предостерегающе кричит Порта, и указывает на коварные тротиловые шашки, разбросанные якобы небрежно в снегу. Наступи на такую — и окажешься в ледяном море.

Малыш поднимает одну и бросает в громадного русского, одетого в медвежью шубу. Того разрывает надвое, голова летит по воздуху, словно футбольный мяч.

Ефрейтор Линде, бегущий чуть впереди меня, неожиданно взлетает в воздух, словно им выстрелили из миномета, раздается грохот, словно при конце света. На нас дождем сыплются снег и куски льда. Должно быть, Линде взорвал десять шашек, наступив на одну.

Пули свистят, рикошетят, рычат. Кто-то просит о помощи и зовет санитаров. Наши санитары-носильщики давно уже лежат в тундре глыбами льда.

Минометный и ружейный огонь становится еще более ожесточенным. Старик на грани отчаяния. Он прекрасно понимает, что отделение уже не боеспособно. Следующая стадия — бестолковая паника.

Старик жестом приказывает выдвинуть миномет вперед, и вскоре он вновь начинает стрелять.

Впереди, там, где упали мины, горит снег.