Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - Игорь Поль

– Хреново дело, Юджин. Баржа с товаром отменяется. Придется вам одежду на островах поискать. И есть то, что мы едим.

– Ладно. Не страшно, – от дикого рева приходится разговаривать, выкрикивая фразы покороче. – Что у вас?

– Береговая охрана. Хватились вас. Требуют лечь в дрейф для досмотра. Никогда такой суеты не видел. Даже сторожевик за нами выслали.

– И что ты решил?

– Мог бы и догадатьcя. Уходим, не чувствуешь разве?

– Да уж. Чувствую. Мишель скоро зеленой станет. Сколько идем?

– Шестьдесят пять узлов! – торжественно кричит Баба.

– Неплохо! Оторвемся?

– От сторожевика – запросто. У него из трех движков один не работает. Так что он тридцать пять узлов с трудом дает. Да и далеко он – поздно спохватились. А вот от этих ребят – постараться надо, – он кивает на экран радара, где зеленая метка норовит пересечь наш курс.

– Стрелять не будут? – тревожусь я.

– У этих только пулемет. По такой волне только патроны переводить. Да и стрелки они – в упор не попадут. А вот сторожевик может ракетой жахнуть. Он, конечно, старая развалина, но кое-какие железки у него еще остались. В прошлом году лоханку Черного Кунала с грузом накрыли. Пожадничал, делиться с ними не захотел. Решил рискнуть. Расстреляли его, будто утку. Один мусор и остался. Будем уходить вот здесь, – он тычет пальцем в голубоватую голограмму с картой. Прямо в сплетение островков. – Там глубины маленькие. Мы на редане идем, осадка небольшая. Есть там пара мест, мы проскочим, а бакланам не пройти. Рыбка у них тяжеловата. А у меня еще узлов пять в резерве. Но это на крайний случай. Движки на форсаже долго не выдержат.

– Понял. Что надо делать?

– Твоя женщина как – годится на что-то? В смысле – в технике рубит?

– Здесь вряд ли, – честно отвечаю я.

– Ты, я вижу, качки не боишься. С помпой справишься?

– Постараюсь. Я вообще-то бывший летчик. Морской.

– Лады. Будешь осматривать отсеки и моторное. В моторном помпа стационарная. В носовом трюме электрическая переносная. Если что – откачивай. Лезь пока сюда. Закрепись. Смотри туда, – он тычет пальцем в один из щитов, закрывающих панорамные стекла. Через узкие прорези на сияющей от солнца зыби прыгает белый бурунчик.

– Хорошо идут, сволочи! – восхищается Баба, отворачиваясь к приборной панели и перехватывая управление у Чандраканты, которая во время нашей беседы удерживала судно на курсе. Только капля, что стекает за ухо с потемневшего от пота завитка волос, выдает ее напряжение.

Океан вокруг покрыт языками зыби. Ветер срывает с верхушек волн клочья пены. И все это – при ярком солнце, что расцвечивает волны тысячами радужных искр, слепящих глаза. Вперед по курсу смотреть попросту страшно – кажется, катер летит прямо в огромную зубастую пасть, края которой вот-вот сомкнутся вокруг нас и раздавят в щепки. Но каждый раз только водяная пыль от титанических ударов взметывается над полубаком и оседая на палубу, журчит в шпигатах веселыми ручейками. Дворники на лобовых стеклах мечутся вверх-вниз, как заведенные, сгоняют влагу. Сзади за низко просевшей кормой – только белый непроницаемый туман. Водометы с дикой силой взбивают воду, выбрасывая в воздух миллионы капелек мельчайшей взвеси. Представляю, как с высоты наша посудинка выглядит крохотной точкой, за которой тянется длиннющий пенный хвост. Кстати, насчет высоты…

– Слушай, а коптеров или самолетов тут не водится? – кричу в спинку кресла перед собой.

– Сплюнь, – не оборачиваясь, громко отвечает Баба.

Через двадцать минут сплошного грохота и ударов темная полоска появляется на горизонте. Быстро растет в высоту. Уже различимы какие-то травинки на фоне голубого неба. Острова. Преследователей можно различить невооруженным глазом. Серая посудинка по правому борту раздувает вокруг себя огромной высоты пенные усы. Пять-шесть кабельтовых, не больше, определяю на глаз. Самое время попробовать пулеметы.

– Сиплый Гэри, – комментирует Баба. – У нас с ним давний спор. Обычно он южнее дежурит. Пару раз я от него уходил. Давай вниз. Жилеты надень. Там внизу, в коридоре. И держитесь – будет немного трясти.

Киваю, пролезая в люк. Немного трясти! Тогда что мы сейчас испытываем? Все же везет мне на отчаянных парней. Этот, кажется, от дикой гонки под прицелом пулеметов откровенно тащится. Решаю, что зря сгоряча согласился на такую сумму. Этот сумасшедший, похоже, еще и приплатил бы мне за возможность погонять адреналин. В этот момент Баба шевелит рукой, до упора сдвигая ручку сектора газа. Рев, кажется, переходит в вибрирующий визг. Тысяча дьяволов истошно верещат на корме, зажатые в тесноте моторного отделения. Даже крепко стиснутые, мои зубы противно стучат от немыслимой вибрации. Катер сильно кренится на правый борт, меняя курс. Затем на левый. Чертыхаясь, повисаю на поручнях трапа с ногами, болтающимися в воздухе, как у отставшего от поезда пассажира. Наконец, мне удается добраться до жилетов. И даже нацепить один. С ним я сразу становлюсь похожим на неуклюжего снеговика. Но одновременно внутри поселяется странная уверенность. Все как когда-то на Флоте, во время бесконечных аварийных тренировок.

Мишель совсем сдала. Из последних сил цепляется за поручни. Руки ее побелели от напряжения. Взгляд мутный, как у раненой собаки. Что-то шевелит губами беззвучно. Тут даже Триста двадцатый не может помочь. Не понимаю ни слова. Знаком показываю, что надо надеть жилет. Никакой реакции. Попытка оторвать одну руку Мишель от поручня ни к чему не приводит. Кажется, она твердо решила принять смерть на этой несвежей кроватной обивке. Оставив свои попытки, успокаивающе глажу ее по волосам. Присев рядом, с деланной улыбкой показываю большой палец. Все в порядке, крошка! Ни к чему ей знать о наших проблемах. Изобретаю новый язык жестов, пытаясь, не отпустив поручня, изобразить что-то вроде: «Потерпи, немного осталось». Она понимает. Согласно опускает веки. Смачиваю водой полотенце. Протираю ее лицо. Показываю: мне идти надо. Она снова опускает веки – иди.

– Я буду рядом, милая, – говорю, хотя знаю, что она не поймет ни слова.

Помпа оказывается жутко неудобным в переноске чудищем. Выволакиваю ее в коридор под рубкой. Осматриваю отсеки, подсвечивая себе фонарем. Кое-где на палубе блестит вода. Ничего серьезного. «Малек» пока отлично держится. И тут же щепка отлетает от борта над головой. Накаркал! Пулеметы, черт их дери! Взлетаю наверх, как ошпаренный. Пальцы сразу же нащупывают стекло на палубе – еще одна пуля прошла навылет через рубку. Женщина лежит, закрыв голову руками, скорчившись за своим креслом. Баба, пригнув голову, сидит на своем месте.

– Еще пять минут и проскочим! – кричит он.

– Давай оружие!

– Не дури!

– Они нас разнесут в щепки! Давай свой ствол!

– Мне потом не жить!

– Вали все на меня! Скажи, что я захватил катер силой! Давай ствол! Они нас все равно перебьют! Ты что, не понял, чего им надо?! За меня мертвого тоже премия полагается! А вы – свидетели! Быстрее!

Неслышный щелчок. Соленая влага сочится в неровное отверстие над приборной панелью. Баба смотрит на меня. Переводит взгляд на свою жену, стиснувшую ножку кресла.

– Там, за столиком! – кивает он через плечо. – Патроны в шкафу.

Больно прикладываюсь плечом от удара об очередную волну. Не удержавшись на ногах, влетаю в закуток между кухонной плитой и столиком. Шипя от боли, дергаю карабин из заевшего крепления. Отрываю, кажется вместе с кронштейном.

– Через низ давай! Здесь смоет! – кричит Баба.

Попасть в раскачивающееся неясное пятнышко из охотничьего пулевого карабина – дело немыслимое. Да еще сквозь водяную завесу на корме.

– Триста двадцатый, помоги, – прошу я, обмотав локоть ремнем. Лежать на крутом узком трапе – все равно что в овощерезку попасть. Того и гляди, меня об острые ступеньки разотрет в кашу.

– Боевой режим! – отзывается моя половинка.

И волны сразу замедляют свой барабанный бой. Водяная пыль за кормой становится прозрачной. Слабенькое человеческое оружие в руках – смешным. Видна каждая капля, повисшая в воздухе. Я даже могу различить вспышки над рубкой догоняющего нас низкого силуэта. Спаренный пулемет, пятидесятый калибр, – определяю я машинально. Ноги прикипают к палубе. Локти широко расставлены. Никакого люфта – мое тяжелое тело намертво заклинено на спуске трапа. Выстрел. Я вижу точку своей пули, исчезающей в волнах. Поправка. Ожидание обратного хода палубы. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Преследователь – небронированный патрульный катер класса «Стриж». Рубка его – идеальная мишень как с точки зрения видимости, так и по эффекту воздействия. Мне вряд ли удастся вывести кого-нибудь из строя. Но, когда пули с треском начинают прошивать переборки вокруг тебя, трудно заставить себя сидеть и выдерживать курс прямо на невидимого стрелка. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Преследователь зарывается в волну, сбавляя ход. Разворачивается бортом. Сейчас снова будет бить из пулемета. Взять поправку. Цель – верхний срез рубки. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Магазин пуст.