Протест - Филип Фармер

— Ее ведь не убили, правда?

Иммерман вздернул брови:

— Мне говорили, что ты возражал против ее убийства. Очень рад подобному проявлению гуманности с твоей стороны, внучок мой, но благополучие семьи — прежде всего. Всегда и в любой ситуации. Мы не прибегаем к убийству до тех пор, пока оно не становится абсолютно неизбежным. Пока еще подобной ситуации не было. Если бы Гархар убил Сник, я обязательно проследил бы за тем, чтобы он был наказан.

— Гархар?

— Тот человек, которого ты… Нет не ты. Это был Дунски.

— Конечно, — сказал Ом. — Я знаю. Гархар. Дунски называл его Длинным.

— Раз ты не забыл об этом, ты должен помнить и то, что был Дунски.

— Всего лишь несколько основных моментов о нем, — сказал Ом.

Иммерман, улыбнувшись, тряхнул головой:

— Ты — уникальное явление. Когда-нибудь…

Он оборвал свою мысль на полуслове и отхлебнул чая. Затем, внимательно взглянул на Чарли.

— Тебя эта Сник лично интересует как женщина? Я правильно понял?

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Ответь на мой вопрос.

— Конечно, нет. Вы, дедушка, говорите сейчас с Чарли Омом. Насколько мне известно, единственным, кто видел ее, были Тингл и Дунски. Я не знаю, что они чувствовали к ней. Сомневаюсь, что они испытывали к ней физическое влечение, если вы это имеете в виду. Между прочим, она была весьма опасна для них.

Всей правды он, конечно же, сказать не мог. Беспрестанное давление, которое он испытывал эти несколько последних дней, хоть и не разбили стены, отделяющие друг от друга разные его я, все-таки проделали в них брешь. Воспоминания Кэрда, Тингла, Дунски и Реппа не были его собственными; они казались ему чем-то вторичным, вроде подержанной одежды. А самые живые и яркие из них связаны были с теми людьми и событиями, которые несли в себе наибольшую угрозу для его двойников. В то же время он смутно ощущал некий намек, неуловимый след влечения к Сник; это Тингл и Дунски — только они могли как-то передать ему эти чувства.

Он вряд ли смог бы объяснить, откуда ему известно, что Гархар и есть тот человек, которого Дунски называл Длинным, он сомневался даже в том, что при встрече узнал бы и саму Сник.

— Очень жаль, — сказал Иммерман, — что личность Уайта Реппа раскрыта. У нас уже есть замена ему. Мы можем ввести соответствующую информацию в банк данных и готовы организовать все, что с этим связано. Но не будет ли лучше, если вы все семеро исчезнете одновременно, а потом появитесь под другими легендами, в виде других личностных ролей. Честно говоря, я не знаю. Какой-нибудь Шерлок Холме из органиков вполне может провести массированное и детальное изучение всей информации банка данных в той части, в которой она относится к тебе, а затем сопоставить полученные сведения. Тебя обнаружат, подвергнут допросу с использованием тумана истины. Тогда ты расскажешь все, что у тебя на уме и…

Ом взглянул прямо в глаза Иммерману.

— Вы хотите убедить меня в том, что с точки зрения логики существует только один вариант действий? Меня нужно принести в жертву? Посадить в стоунер, а затем спрятать где-нибудь до лучших времен? Вероятно, очень надолго? Может быть, вообще меня не следует никогда дестоунировать?

— Подумай о том, что ты только что сказал, — вставил Иммерман. Он сделал еще глоток чая и снова наполнил чашку.

— Вы этого не сделаете. Если вы собирались убить меня, то не стали бы возиться, доставлять меня сюда для выяснения всех подробностей. Вы просто схватили бы меня, посадили в стоунер, а затем припрятали.

— Прекрасно! Мои дети никогда не были дураками. По крайней мере, не все.

Чарли Ом вовсе не чувствовал себя родственником Иммермана. Глядя на него, он испытывал те же чувства, которые, вероятно, посещают юношу, рассматривающего фотографию своего незнакомого деда. Он понимал, что является продолжением его плоти и крови, но никогда не испытывал с его стороны проявления любви и заботы — того, что рождает ответную любовь внука. Он был почитаем как основатель движения иммеров, внушал благоговение и уважение. Но любил ли он старика, ощущал ли своим дедом в полном смысле этого слова? Нет.

— Что тогда я должен делать?

— Позабыть обо всех своих ролях. Придется спрятаться за новой личностью. Она ограничится только одним днем. Тебе более не придется быть дэйбрейкером… В чем дело?

— Мы… они… умрут! — воскликнул Чарли.

— Бог мой, сынок, держи себя в руках! У тебя такой вид, будто ты только что узнал о смерти лучшего друга.

Иммерман замолчал и внимательно посмотрел на Чарли. Затем он продолжил:

— Понимаю, в некотором смысле — даже хуже.

Покусывая губы, он пронзительным взглядом сверлил пространство за спиной Чарли, словно стараясь заглянуть в будущее.

— Я не знал, что ты зашел… так далеко. Возможно…

— Возможно что? — спросил Чарли.

Иммерман вздохнул.

— У час на это совсем немного времени. Почти ничего не осталось. Я не имею возможности лично следить за тем, как ты вживаешься в новый образ. Это будет настоящая, подлинная личность, а не просто роль, согласен?

— Со мной будет все в порядке, — ответил Чарли. — Было действительно такое потрясение. Наверно, слишком сильно я вжился в эти свои роли. Я не останавливаюсь на полпути. Я делаю дело надлежащим образом или не делаю вообще. Я справлюсь. Кроме прочего, я умею хорошо приспосабливаться. Много ли вы знаете людей, способных так быстро и плавно переключаться с одного образа на другой? Многие ли смогли бы так легко справиться сразу с семью ролями? Какие проблемы? Мне и восьмая по плечу. На самом деле я ищу новую легенду. Я устал от этой семерки.

Не зашел ли он слишком далеко, стараясь убедить Иммермана в своей способности справиться с новым заданием?

В голове его как будто звучало несколько голосов одновременно. «Я не хочу умирать!» — в один голос кричали его двойники, да так громко, что Чарли всерьез испугался, не услышит ли их Иммерман. Опасаться, естественно, было нечего, но впечатление у него создалось такое, будто комната буквально звенит от их голосов.

— Ты сейчас вернешься к себе на работу, — сказал Иммерман. — Как я уже говорил, один из наших друзей устроил так, что твое отсутствие будет легко объяснить. Имя этого друга — Аманда Траш. Прошу не забыть. Она сказала там, что ты упал в душе, ушиб спину и немного задержишься. Понял? Прекрасно. Я хочу, чтобы ты познакомился со своей новой личностью и убедился в том, что она действительно хорошо продумана. Ты станешь иммигрантом, мои люди позаботятся о том, чтобы в банке данных все было оформлено как следует. Мадж придет к тебе домой вечером, после работы будь дома. Ты скажешь ему, кем хочешь быть. Затем он примет необходимые меры и оставит сообщение для своего Воскресного коллеги. Этот коллега вступит с тобой в контакт. У тебя будет еще один последний день, который ты проживешь в старой роли, — Воскресенье. Если, конечно, не возникнут обстоятельства, которые этому помешают.