Калужский вариант - Александр Ильич Левиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Комментарием к этому рассказу Северина мог бы, думается, послужить фрагмент из письма, полученного мной из Ленинграда от Анатолия Гавриловича Солипатрова. Ничего не зная о случае с «обработкой» в бригаде Волкова, Солипатров писал: «Если человеку не дано иметь высший разряд слесаря, то надо иметь разум и мужество и, вместо того чтобы работать плохо по шестому, взять работу третьего и делать ее наверняка. Однако разряд — третий ли, шестой ли — это лишь оценка профессиональности, а не сортности человека».)
* * *
Небольшое пространство среди станков, и там стол в окружении стульев или скамеек — так выглядит обычно «микроклуб» бригады. Здесь собираются перед работой, в перерыв, иногда и после смены, если нужно поговорить. Над столом или рядом — у каждой бригады фотография. Не лучших, не победителей — всей группы фотографии, в полном составе, включая и новеньких. В уважении, достоинстве, признании заслуг перед своим коллективом — равенство.
— Рабочие пьют? — Львовские гости с «пристрастием» расспрашивают уже Владимира Миронова, бригадира и председателя совета бригадиров из пятого цеха.
— А есть непьющие у вас во Львове? Чтобы пьяный на работе — такое у нас невозможно. Бригада существует с семьдесят первого года, одного отправили за это время на лечение, но случай единственный. Чтобы валялся? Да вы что! Такого у нас не бывает. В бригаде за последнее время было две свадьбы, после работы посидели, поздравили — не на заводе, само собой.
— Лодыри, отвиливающие от работы, есть такие? Ну не сказочное же у вас тут царство на острове Буяне! Должны быть «сачки», или нет их у вас?
Владимир Николаевич Орлов, бригадир и председатель совета бригадиров одного из цехов, терпеливо объясняет:
— Поймите, у нас же вроде артели. «Сачковать» за спиной бригады? Немыслимо! Нас девять человек, «сачок» не продержится и двух месяцев.
* * *
Ладно, с механическими ясно, говорят гости, пошли к заготовителям, у заготовителей почти везде проходной двор, текучка адская, посмотрим все как есть, и условие: чтобы Северин, как сопроводит, сразу в сторону. Альберт Николаевич смеется: «Господи, да мне опротивело слушать и слушать одно и то же, одно и то же, сотни делегаций, и все спрашивают одно и то же». Опротивело не опротивело — в сторону, пожалуйста, Альберт Николаевич, дорогой.
Подходим по своему выбору к обрубщику. Юрий Михайлович Игнатов, бригадир. Полные щеки, очки, марлевая повязка на шее, ботинки железом обиты — по технике безопасности так полагается. Львовские гости коршуном на него: сколько ушло из бригады за последний год?
— У нас не уходят, только на пенсию.
— А если бы сказали, что можно выйти из бригады? Вышел бы кто-нибудь?
— Нет! Категорически говорю.
— Как мастер распределяет работу?
— Никак. Работу я распределяю сам, у нас это не дело мастера. Я знаю способности, возможности каждого.
— Может, он не нужен тогда, мастер?
— Нужен. У него много работы, но не та, что прежде.
Василий Рябый, львовский рабочий, внешне выглядит здесь франтом: рубашка и брюки небесного цвета; замшевые туфли и красный блокнот. Любопытно, за кого его здешние рабочие принимают, когда не представляется прямо? Впрочем, им, вероятно, все равно: тысячу гостей убедили турбинисты Калуги, убедят и еще много тысяч. Правда на их стороне.
* * *
У Виктора Егоровича Половникова в цехе крупных корпусных деталей бригада состоит из двадцати девяти человек. Любопытно: восемь из них имеют высшее и восемь среднетехническое образование. Фотография коллектива выглядит здесь семейным портретом — большой групповой снимок. В некотором роде это действительно портрет семейный, поскольку Половников, как он выразился, «сам и два»: оба сына в бригаде отца. Один до армии отработал год и после уже четыре, а другой из бригады ушел служить, но собирается вернуться.
— Идет, допустим, сложная работа, ученикам дать нельзя, они напашут, как же тогда учить их? — вновь и вновь с завидным упорством задают этот вопрос разным людям львовские гости, вот и Половникову — тоже. Люди разные, а ответы — близнецы. Волков в инструментальном сказал почти то же самое, едва ли не слово в слово:
— Я же им настрою, покажу. Это не так ведь делается, чтобы я сказал: вот, ребята, вам работа, и мучайтесь день, пять, десять, пока не осилите. Или я, или кто другой из бригады всегда с ними.
— У вас стаж лет двадцать пять?
— Тридцать.
— Очень хорошо. Значит, насмотрелись всякого, знаете индивидуальную сдельщину. Сравните, пожалуйста.
— Головастый, работящий человек мог зарабатывать большие деньги, больше, чем при бригадной системе. Ему никто не мешал задерживаться. Вы же знаете из практики ваших заводов. Он и в выходные приходил деньги зарабатывать. Но вечно не в силах был так «упираться» и время от времени уходил в загул. Даже и не обязательно пил — деньги есть, можно и прогулять несколько дней. А потом опять шпарил по выходным. А сейчас? В выходной мы четко гуляем. Четко! И еще. При индивидуальной сдельщине очень он рвался людей учить, если честно? Не очень. Не хотел другим отдавать свое, годами накопленное. Наставник и прочее — при индивидуальной — это все одни слова. Будем говорить откровенно. А сейчас все, что накопил, — молодым. Они же бригаде больше отдадут! Больше будут знать, хорошо изучат станок, и весь коллектив заработает. Я ему могу поручить уже ответственную работу, пятого-шестого разряда, а у него всего третий. Могу. Знаю, что осилит.
— Имеет ли ваш совет бригадиров какую-либо власть?
— Обязательно. Это уж точно.
— Какую?
— Вот, скажем, утверждение плана 27 числа на следующий месяц...
— А разве без совета бригадиров не могут план раздать?
— Не только без совета, без бригадиров вообще.
— Но начальник цеха имеет право без всякого совета бригадиров дать плановое задание?
— Нет.
— Нет?
— Нет. План согласовывается с каждым бригадиром и советом.
— Хорошо, — говорит львовский социолог, по-моему, он, как Северин выражается, уже «травмирован» и скоро будет писать отчет о «пребывании на Луне», — хорошо. Ставлю вопрос конкретно: были