Бомарше - Ф Грандель

Поскольку высшим законом государств является политика, и политика эта необходима для их существования, благоволите, Сир, никогда не упускать из виду, что образцом хорошей политики является умение обеспечить свой покой путем столкновения друг с другом Ваших врагов. А руководствуясь своей высокой моралью, которая вызывает к Вам такое глубокое уважение в делах внутреннего управления Вашего королевства, Вы достойно выполните те обязанности, которые возложены на доброго и великого короля.

Ришелье, который поднялся из самых низов до высшей ступени власти и гению которого столь обязан авторитет королевской власти во Франции, желая спокойно осуществить проекты, задуманные им для того, чтобы возвеличить своего хозяина, полагал, что чувство справедливости Людовика XIII не мешает поощрять в Англии те смуты, благодаря которым в конце концов Карла I скинули с престола...

Обратить таким образом беззаконие против самого себя, превратить его в оружие самоуничтожения - наиболее надежный способ навсегда с ним покончить. А мы никогда не должны забывать, что Англия для Франции примерно то же самое, что английские воры для английских граждан. Поглядите, Сир, как она почти полностью выгнала нас из трех частей света, и Вы убедитесь, что только благодаря нехватке у них сил, а не желания, Вы спокойно правите в Европе тем великолепным наследством, которое Вам приготовили Ваши предки... Поэтому я умоляю Вас, Сир, во имя Ваших подданных, о которых Вы обязаны заботиться в первую очередь, во Имя внутреннего мира, которым Ваше Величество так справедливо дорожит, во имя славы и процветания Вашего королевства, на престол которого Вы вступили в счастливый час, умоляю Вас, Сир, не поддавайтесь блестящему софизму ложной деликатности. Summum jus Summa injuria {Высшая законность - высшее беззаконие (лат.).}.

Я изложил важнейший из вопросов; в самом общем виде из страха разжижить мои доводы более подробным рассмотрением. А главное, из страха злоупотребить терпением Вашего Величества.

Если, после того, как Вы прочтете мое послание, у Вас останутся еще сомнения, то сотрите, пожалуйста, мою подпись, велите переписать мое письмо - другой рукой, чтобы низкое звание автора не повредило силе, его доводов, и предложите мое рассуждение для оценки какому-нибудь человеку, имеющему долгий опыт жизни и политических дел; если найдется хоть один, начиная с господина де Верженна, который; бы не согласился с моими принципами, я умолкаю и сжигаю труды Скалигера" Гроция, Пуфендорфа, Монтескье, всех создателей государственного права, и соглашусь, что все, чем я занимался в течение моей жизни, было лишь потерей времени, раз я оказался бессилен убедить моего государя в таком вопросе, который мне представляется столь же очевидным, сколь и важным для его интересов

Совершенно невозможно письменно касаться сути обсуждаемого вопроса из-за его полной секретности; однако мне было бы чрезвычайно легко доказать, сколь безопасно предпринять то, что я предлагаю, сколь легко это осуществить и сколь несомненен наш конечный успех; даже самый жалкий посев, своевременно сделанный на этой ниве, принесет Вашему правлению необозримый урожай славы и покоя.

Да поможет ангел-хранитель нашего государства благоприятно расположить к этому проекту сердце и ум Вашего Величества, а все остальное получится само собой и безо всякого труда. За это я ручаюсь".

Я ручаюсь, я, Бомарше.

Что Бомарше есть Франция, это англичане и американцы стали замечать. Лорд Стормонт, посол Георга III в Версале, следит за каждым его шагом. В Лондоне его жизни снова угрожает опасность: "То шаткое и опасное положение, в котором я оказался, поскольку любое мое начинание вызывает подозрение и слежку, лишь подогревает мое усердие". Но на этот раз, сознавая важность своей миссии и считая, что только он один способен с ней справиться, он забывает о своей безрассудной храбрости и просит защиты у Верженна, да еще в каком тоне! "Однако не забудьте, господин граф, поторопить господина де Сартина принять меры по обеспечению моей безопасности. Это меньшее из всего, на что я имею право рассчитывать". Что касается американцев, то они посылают к Бомарше таинственного Артура Ли, The right man in the right place {Нужный человек на нужном месте (анг.).}. 1776 год, январь, февраль, март, - темп событий все нарастает. Вашингтон со своими войсками осаждает Бостон, а Франция продолжает бездействовать. Еще несколько месяцев, и будет уже поздно. Либо Америка победит без помощи Франции, либо Англия подавит восстание. Бомарше сердится. Он пишет Верженну, который, как он чувствует, стал уже меньше колебаться, и в своем письме находит те слова, которые могут скорее всего убедить человека с таким острым, но при этом таким рассудительным чувством патриотизма.

"Не возьмете ли Вы на себя смелость еще раз объяснить королю, как много он может выиграть без боя в этой кампании? И не попробуете ли Вы убедить его величество, что та жалкая помощь, которой они просят и о которой мы вот уже год ведем дебаты, принесет нам плоды великой победы, хотя мы и не будем подвергаться опасностям боев? Что эта помощь может нам играючи вернуть все то, что позорный мир 1763 года вынудил нас потерять. И что успех американцев, который неизбежно превратит их противника в державу второго разряда, снова выдвинет нас на первое место и на долгое время обеспечит нам преобладание во всей Европе?"

Верженн отвечал на все письма Бомарше. Я не видел ничего более образцового, чем их переписка. Запальчивости и напору одного корреспондента противостояли спокойствие и осторожность другого. На страстные доводы писателя министр отвечал соображениями, в которых общие идеи читались только между строк. Если первый со времен дела Гезмана прибегал к диалектике, как только ему надо было защищать свои положения, второй в совершенстве владел искусством умолчания и литоты, чтобы выразить свою мысль. В недавнем прошлом мы видели на Кэ д'Орсэ человека, который тоже был настоящим министром и который многими чертами напоминает Верженна. Представьте себе на минуту Бомарше в споре с человеком, которого я имею в виду, и вы сможете себе представить, каковы были его отношения с Верженном. Министр, должно быть, не всегда считал приличным поведение своего чрезвычайного посланника и уместными упреки, которыми тот его осаждал, но если он и бывал порой задет за живое и выражал свое недовольство, то всякий раз, преподав урок своему дипломатическому курьеру, спешил отдать ему должное и обращался с ним крайне почтительно. Свидетельство тому - послание, начатое тоном холодной иронии и заканчивающееся словами, которые можно написать только самому близкому соратнику. Верженн понимал, чем он обязан Бомарше и что в тех условиях из них двоих лучшим дипломатом был не он.

"Я получил первого числа этого месяца, сударь, письмо, которое Вы оказали мне честь написать 26-го прошлого месяца. Хорошо говорить так же легко, как трудно хорошо поступать; эту аксиому Вам подтвердят все люди, облеченные властью, не исключая и британских министров. Все те, чья задача заключается в том, чтобы рассуждать, рассматривают каждый вопрос изолированно от всего остального, поверхностно оценивая при этом, какие преимущества можно таким путем извлечь. Но если бы они могли охватить взглядом общую картину, они очень быстро признали бы, что эти кажущиеся преимущества, столь заманчивые при рассуждении, обернутся на практике всего лишь источником затруднений, притом весьма пагубных. Я долго сидел в партере, прежде чем выйти на сцену; в то время я видел немало людей самого разного происхождения и склада ума. Они, как правило, фрондировали и все осуждали, считая, что все всегда поступают плохо; потом кое-кто из этих "судей", коими они себя полагали, превратились в тех, кого судят. И я убедился, что большинство из них сохраняли тот заведенный порядок, который они сами прежде столь сурово порицали, потому что существует сила импульса или инерции, назовите ее как угодно, которая всегда приводит людей к какой-то общей точке. Эта преамбула написана мной вовсе не для того, чтобы отрицать Вашу предусмотрительность, которую я, напротив, хвалю и одобряю. Но не думайте, что если не принимаешь какого-то предложения сразу, это значит, что его отклоняешь. Существуют ступени, через которые осторожности ради лучше не перепрыгивать, да и не всякий сон летаргический. Хотя способ передачи Вам этого письма я считаю надежным, я все же недостаточно доверяю ему, чтобы не притормозить своего желания высказать Вам все свои мысли. Но я надеюсь на Вашу проницательность, она поможет Вам их угадать. Подумайте хорошенько, и Вы убедитесь, что я ближе к Вам, чем Вы предполагаете".

Поднимаясь от "ступени к ступени", Франция едва не оказалась ниже прежнего. Но в 1776 году Бомарше, воодушевленный силой, которую невозможно объяснить разумом, смог бы, перефразируя Руссо, заставить землю вертеться в обратном направлении, получи Франция от этого хоть какую-то выгоду. Однако добродетельный Людовик XVI и хитрый Верженн ждали от него самого невероятного: он должен был быть Францией, но тайно, и поставлять повстанцам оружие вместо нее. Поскольку он был не дурак, то понял это и, чтобы заставить короля решиться, "предложил" действовать на свой страх и риск. Он, Бомарше. Конечно, Баз иль сделал из этого вывод, что Фигаро наконец достиг своей цели. "Деньги - это твоя стихия!" А по-моему, совершенно очевидно, что, взяв на себя роль посредника, Бомарше действовал самоотверженно. Конечно, это начинание увлекло его, он отдался ему всецело и со страстью, ибо такова была его натура, но что касается выгоды, то (мы это увидим в дальнейшем) не тут-то было! Несомненно, он питал честолюбивые надежды, например, на пост министра, он об этом мечтал, и это едва не свершилось, но в последний момент кто-то вынул из кармана черный шар.