Ночь Cтилета-2 - Роман Канушкин

Следующим в воду летит толстяк Самохин; его зовут Жирдяем, но парнишка он в общем-то неплохой. Падает в воду, как бочка, да еще явно отшибает спину.

— Урод, — заключает девочка в ситцевом купальнике.

За ними с восторгом наблюдает пятилетний малыш, которому полноватая женщина, скорее всего бабушка, втирает в кожу солнцезащитное масло. Попутно она беседует со своей приятельницей — бойкой пожилой дамой с веселыми глазами и вечной сигаретой в зубах. Ее седые жидкие волосы прячутся под кепкой с непомерно длинным козырьком и надписью «Iowa».

Черная «Волга» движется по территории поселка, совсем не поднимая пыли на пересыпанных гравием дорожках. Автомобиль оставляет позади контрольно-пропускной пункт, огибает Песчаное озеро, съезжает на одну из боковых дорожек и подкатывает к воротам, за которыми прячется красивый дом с полукруглым окном во всю стену третьего этажа.

— К Родионовым, — лениво замечает дама в кепке.

— Евгений Петрович? — откликается ее подруга, не прекращая натирать внука маслом. Парню это уже порядком надоело.

— Евгений Петрович на службе. — Дама в кепке чуть удивленно поводит плечами, и голос ее начинает звучать бодрее. — Я видела утром Ольгу…

— Родионову?

— Ольгу Андреевну. — Дама в кепке кивает, дальше продолжает тоном, каким обычно сообщают любопытные новости:

— Дочку она сегодня ждет. Решила навестить стариков.

— Она вроде постоянно здесь…

— Да. Но не одна едет, а со своим профессором. Она ж у них на кафедре… Ольга со мной советовалась, чего б такого вкусненького к обеду приготовить. Гости…

— Профессором?! — Малыш наконец отпущен на волю. — Кто такой?

— Какой-то старикашка, — произносит дама в кепке «Iowa». На мгновение огонек былой игривости мелькает в ее глазах. — Светило чего-то там и кого-то там…

— Она у них умничка. — Полноватой женщине пришло на ум, что она выказала неуместную заинтересованность.

— Да, Ольга на дочь не нахвалится. Хотя по мне, все это хорошо, да замуж девке пора. Она ж вся такая…

— Девица при формах?

— В соку, — разумно согласилась дама в кепке.

— А ведь недавно еще мы ей платье к выпускному выбирали… Растут дети.

— Ты еще, подруга, вспомни, как она тебя в первый раз описала.

— Было такое… — Полноватая женщина вздохнула, видимо, вспоминая, сколько же всего было. — Надо будет к ним наведаться. — Флакон солнцезащитного масла полетел в пляжную сумку.

— Без приглашения?

— А чего? По-соседски, вечерком. Какого такого профессора у себя прячете?

— А может, он и не старикашка вовсе…

Обе смеются. Щеки полноватой женщины чуть зарделись.

Поселок Гольяново. Все добрые соседи. Но, конечно, никто не станет наведываться к кому-то без приглашения. Или на крайний случай без предварительной телефонной договоренности. Таково негласное правило. И если поступит вежливый отказ, то это не повод для обид. Таковы правила. Из тех, что отличают Гольяново от множества других подмосковных поселков.

Мимо загорающих на солнце подруг проходит тихая женщина в легком летнем сарафане. У нее длинные седые волосы, скрученные в пучок на затылке. Она ведет за ручку двух очаровательных веселых малышей. Женщину можно принять за их бабушку, если б обладательница кепки «Iowa», осведомленная по многим вопросам, не заявила, что на самом деле она только няня. Облюбовали себе местечко в тени, чуть уединенно, и приходят туда каждое утро. Оно и понятно — маленьким детям не на пользу прямые солнечные лучи. Один из малышей, скорее всего мальчик, прижимает к себе плюшевого, похожего на коалу, медвежонка. На озере малыши с няней больше двух часов не задерживаются. Сейчас, возвращаясь домой, няня вежливо здоровается с беседующими подругами, те отвечают взаимностью. Малыши смотрят с любопытством, ротики приоткрыты, носы весело вздернуты. Прямо лапочки! Женщина тоже милая, приятная, скромная, возможно, несколько нелюдимая, но с хорошими добрыми глазами. Чужая душа — потемки… Гостит у Родионовых уже недели три, живет в отдельном гостевом летнем домике. У Родионовых всегда людно, не замыкаются в себе. По тому, как эта женщина заботлива с малышами, видно, что она очень любит детей. Невзирая на три недели, знакомствами в поселке так и не обзавелась. Ну что ж, как говорится, у каждого свои наклонности, у каждого свои «крысы». И свои причины.

В поселке Гольяново не принято задавать лишних вопросов. Все, что надо сообщить, люди сами расскажут.

Как только черная «Волга» въехала на территорию ухоженного дворика, ворота за ней сразу закрылись. В полосатом шезлонге у ворот попивал квас из холодильника крепкий паренек из службы охраны. Трещала газонокосилка. Перед домом с огромным полукруглым окном лишь идеальный зеленый газон и клумбы цветов, живое море красок, флоксы, георгины, хризантемы — лето в разгаре. Чуть в стороне, рядом с розовыми кустами, — навес из цветной пленки, дающий прохладную тень. В тени сервирован белоснежный стол. Автомобиль остановился на забетонированном пятачке: Евгений Петрович так и не заасфальтировал эту небольшую стоянку.

— Приехали, — сообщил водитель и заглушил двигатель.

К счастью, он не видел, как рука его пассажирки легла на брюки сидящего с ней рядом и болтавшего всю дорогу старикашки. И не просто на брюки, а туда, где у старикашки имелось оружие, которым он скорее всего лет десять как не пользовался.

Забавный дядечка, одно слово — профессор. А что так, что этак…

Чудаковатый немного, но в общем-то мужик классный. Да и одет по моде. И вежливо все выслушал, проявил чисто человеческий интерес: как семья, как зарплата, а не изнурительный ли график работы?.. Нормальный мужик. Толковый. А то люди все больше о себе любят говорить. Этот — не из таких.

Водитель вышел из автомобиля, чтобы открыть дверцы пассажирам.

Во-первых, так положено. А во-вторых, перед таким человеком — даже приятно.

Водителю велели привезти в Гольяново родионовскую дочку (видать, та еще бестия, одни сиськи чего стоят!) с ее гостем и забрать с дачи детей.

— Выходите, господин профессор. — В салоне автомобиля прозвучал игривый шепот.

— Пожалуй, — последовал тихий ответ, — если ты перестанешь меня онанировать.

— С большой неохотой. — Она все еще не убирала руку.

— А что мы скажем твоей матери? Что господин профессор очень рад ее видеть? Настолько, что вновь ожили забытые функции?

Дверца открылась. Санчес помедлил, словно проверяя, не забыл ли он чего в салоне. Водитель терпеливо ждал — старикашка немножко рассеянный, все они такие. Затем нога Санчеса коснулась бетонированного пятачка. Санчес прибыл в логово.

Сказать по правде, Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Уж что-что, а этот дом он знал как свои пять пальцев.

Женушка старого лиса отрекомендовалась Ольгой Андреевной (что, естественно, не оказалось для него новостью) и все же потащила гостя показывать «наши скромные владения». Санчес убедился, что никаких особых перемен в этом доме не произошло и что, проявляя свою неожиданную «благодарность» за гостеприимство, он, как и собирался, начнет действовать с подвального помещения.

Но пока Санчес всецело находился в руках говорливой женушки старого лиса, выслушивая выражения типа «наша фазенда». И конечно, его сладкая девочка уже успела шепнуть маман, что это не просто визит вежливости — известный профессор находится сейчас, так сказать, в затруднительном материальном положении и слышал, что семья знакома с некоторыми ценителями и коллекционерами искусства, и вот уж так вышло, что и ему есть что предложить. Санчес подумал, что это будет самый верный способ объяснить его сладкой девочке причину подобного маскарада. Хотя порой ему и казалось, что она не нуждалась ни в каких объяснениях.

— Восточная Африка, — с видом знатока кивал Санчес. Африканская коллекция, особенно скульптура макондо, произвела на него огромное впечатление.

— Удивительная пластика… Самые вдохновенные скульпторы-резчики живут в Восточной Африке! — не скупился Санчес на слова. — Космос! Куда там Пикассо…

— Ну, я бы не была столь строга к безумному испанцу, — по-светски парировала Ольга Андреевна.

— К испанцам вообще не стоит быть особо строгими, — с готовностью соглашался Санчес.

Не меньшее впечатление на профессора произвела коллекция живописи. У некоторых работ он задерживался, вглядывался пристально, с интересом.

Чувствовался подлинный знаток. Честно говоря, сам профессор произвел на Ольгу Андреевну такое же глубокое впечатление — интеллигент, с манерами аристократа, умница и, видать, по молодости был тем еще сердцеедом… Интересно, что он хочет предложить: картину, какой-нибудь антиквариат?

«Шалунишка», — с забытым чувством подумала Ольга Андреевна, наблюдая за красивыми и неожиданно молодыми руками своего гостя.