Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович

Она подобралась уже к середине окружной дороги, когда заметила странное: к звуку стрельбы прибавился ещё один, незнакомый. От гула, смешанного с металлическим лязгом, задрожала земля. Агата отвлеклась от змейки провода и, подняв глаза, посмотрела вперёд — на ворота.

За прутьями одновременно вспыхнули, стремительно приближаясь, две узкие полоски света.

Вдруг колоссальной силы удар сорвал створки с петель, раскидал в стороны. Агата едва успела отпрыгнуть, как нечто большое и тяжёлое, оглушительно гремя гусеницами, пронеслось в полуметре от неё.

В вибрирующем зареве очереди блеском отливала покатая приплюснутая башня и две пушки на ней — блеском синеватого оттенка, который ни с чем нельзя было перепутать.

Агата продолжала смотреть, оставаясь всему свидетелем.

Бросились врассыпную люди. На полном ходу бронированный монстр протаранил грузовик, впечатал его в стену здания — та от удара просела и тотчас рухнула.

Полусогнувшись, Тимур с одним из стрелков вволокли раненого товарища в кабинет, уложили на пол; случайные пули могли залетать и сюда, но оставаться в коридоре было куда опаснее. Бедняга чуть слышно постанывал. Из рваной раны на голени, несмотря на бинты, продолжала сочиться кровь. И всё же он, в отличие от большинства — погибших и смертельно раненых — ещё легко отделался. Тех, кто сохранял способность держать оружие, сейчас можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Едва оставив его, Тимур возвратился в коридор. С потолка ручьями пыли крошилась, выжигая глаза, известка; за её пеленой время от времени кто-то кашлял, лязгали затворы. Он заспешил к своей позиции, по-прежнему не разгибая спины, чтоб оставаться под защитой парапета.

Пулемёт прекратил огонь по школе, но неутихающий гул за площадью служил напоминанием: где-то снова гибли свои.

В карабине торчала последняя обойма — Тимур испытующе оглядел её. Задача, стоявшая перед его командой, провалилась, двойных толкований здесь быть не могло. Но оставалась как минимум одна вещь, которую ещё можно было предпринять.

— Эй, кто-нибудь меня слышит? — крикнул он и тут же раскашлялся. Несколько голосов отозвались на его зов.

— Слушайте меня: соберите как можно больше патронов. Через минуту будьте готовы — по моей команде сосредотачиваем огонь на правом пулемёте. Попробуем отвлечь.

Средь месива из ошметок дерева, стекла и штукатурки ему самому удалось найти лишь один карабин, да и тот пустой. Выдохнув, Тимур положил оружие обратно на грудь прежнему владельцу — как если бы тому оно могло ещё пригодиться — и отполз назад к позиции. У окна, более не скрываясь, выпрямился, перехватил поудобнее карабин.

Но, не отдав обещанной команды, замешкался.

Треск, походивший на раскат грома, огласил площадь — несмотря на темноту, вся она по-прежнему просматривалась от и до, так что было отчётливо видно, как содрогнулось здание с правой стороны. Секундой позже дальняя часть двухэтажного корпуса — с четверть от общей длины — осела, исчезла в клубах пыли.

Совершенно потерянный, Тимур застыл, не в силах ни отвести взгляд, ни укрыться от новой неизвестной угрозы. Словно круги по воде, грязно-серый туман расплывался от места, где только что стояло здание экстренных служб.

Всё утихло, даже треск пулемётов.

И вот по площади прокатился громогласный рёв, сопровождаемый скрежетом. Какое-то движение мелькнуло сквозь дымку, и та вспыхнула изнутри бледным заревом.

Громоздкий, продолговатый силуэт шевелился под обломками, карабкался наружу, разбрасывая искорёженные плиты перекрытий, перемалывая кирпичи. А вскоре стал различим полностью: танк со спаренными орудиями на низкой башне пробил себе путь из-под завала и устремился, набирая скорость, через площадь — прямо на зенитку.

Едва спаслись бегством зенитчики, как грузовик вместе с пушкой опрокинулся на борт, проскользил ещё несколько метров и застыл, придавленный гусеницами.

Тимур и опомниться не успел, как башня танка совершила четверть оборота против часовой стрелки, наводя пушки на здание школы. Грянул двойной залп.

Чуть не лишившись чувств, инженер рухнул на пол, который заходил ходуном и накренился, увлекая за собой, вниз.

Сплошным градом посыпались ошметки. Укрываясь, он едва нащупал второй рукой опору.

Поверхность под ним затрещала, прогнулась ещё сильнее. На расстоянии ладони от головы упала и, распадаясь, покатилась в провал бетонная глыба.

Ноги болтались, не находя опоры; в кровь сдирая пальцы, Тимур стал подтягивать себя вперёд, к краю платформы, что продолжала крениться, уже почти отвесно. И наконец, сумел: последним усилием перевалил всю тяжесть тела на твёрдый пол, распластался на спине. Горячее, частое дыхание рвалось из груди.

Как только он, шатаясь, поднялся, налетела ударная волна нового взрыва.

На этот раз он сохранил равновесие и побежал — к лестнице и выходу, прочь из обречённого здания, которое тряслось, скрежетало и рушилось под ногами.

Огонь неистовствовал, перекидываясь со стеллажа на стеллаж, взбираясь по занавескам, хищно пожирая обои. Нестерпимая пытка жаром, удушающий дым были гибельны, но пламя защищало от темноты, ещё более гибельной. Свет теперь означал шанс на спасение — вот почему никто не стал бы тушить пожар, даже если бы на это нашлось время.

Выше света и выше времени ценились только патроны.

Очередь полоснула по стене коридора напротив Алекса, заставив сильнее вжаться за выступ. Из разбитой пулями рамы выскользнула картина и тотчас же была растоптана бегущими — подгоняемые пожаром, люди рвались к холлу, несмотря на обстрел. Вперёд гнала и нехватка оружия, вынуждала настигать противника, отчаянно ввязываться в рукопашную.

Алекс тоже покинул своё укрытие, на ходу выпустив очередь в конец коридора, где ранее видел противника. Теперь же выстрелы ушли в никуда; было похоже, что положение обороняющихся тоже ухудшалось, заставляя отходить, бросать комнату за комнатой.

Впереди что-то грохнуло, и из ближайшего к Алексу дверного проёма хлынул огонь. Следом в коридор, истошно крича, вбежал человек — весь, с ног до головы, объятый пламенем; тут же налетели двое, опрокинули его и добили ударами прикладов, оставив догорать на ковре.

Алекс едва подавил рвоту от запаха тлеющей плоти, обошёл тело и постарался выкинуть жуткую картину из памяти, но это оказалось не по силам.

То, конечно, был враг, и он заслуживал смерти. А вокруг гибли свои, постоянно, у Алекса на глазах. «Почему же — спрашивал он себя, — смерть десятков, сотен, не вызывала той скорби, той ненависти, как гибель нескольких человек считанными днями ранее? Гибель, из-за которой ничего этого бы не случилось — по коридорам управы не лилась бы кровь и не горели бы заживо люди». Нечто ключевое, основополагающее, сломалось внутри него, Алекса, и ту же перемену ощущал он во всех, кто встал на его сторону. Смерть сама по себе перестала ужасать их, она обесценилась перед лицом цели, на алтарь которой ложилась. И всё же вид смерти неоправданно жестокой, мучительной, был способен перетряхнуть сознание — вспышкой молнии высветить кошмарную сущность происходящего.

Те, за кем держался Алекс, подоспели к холлу далеко не первыми: перестрелка здесь уже во всю кипела. Наверху, по краям промежуточной площадки, что делила широченную лестницу на два пролёта, люди Энцеля взгромоздили баррикады мебели, из-под прикрытия которых осыпали шквалом свинца весь вестибюль. Стреляли на любое движение, не давая малейшей возможности высунуться из-за колонн и продолговатых конторских стоек. Всё, что оставалось атакующим — копить силы, изредка и безуспешно отстреливаться.

Ползком Алекс добрался до стойки, за которой, сидя плотным рядком, уже прятались несколько человек.

— Пулемёты у них там, — с досадой сказал один из мужчин. — Будут палить хоть до посинения. Пока всех не перебьют. Эх, разнести бы эту лестницу… — Сплюнув, он переключил винтовку в режим стрельбы из верхнего ствола.