Бешеные псы - Джеймс Грейди

Уф-ф.

Через четыре минуты Рассел вышел из «Почты для вас!». Остановился перед витриной лицом к Джорджия-авеню и нашему наблюдательному посту на другой стороне, делая вид, что проверяет часы. Наконец скрылся.

Через пару минут после этого он позвонил мне на сотовый, сидя в белом «кэдди» с Хейли и Эриком. Я нажал на кнопку.

«О бэби, сделай это для меня».

— Вик, — сказал Рассел, — что я слышу?

— Не обращай внимания! Что ты там делал? Тебе же сказали: вошел и вышел!

«О бэби!»

— А, ты про это… Да ладно, зато одним разом убил двух зайцев. Я сказал менеджеру, что оставил свой пикап возле какого-то мотеля на Джорджия-авеню, но забыл записать, возле какого именно. Он назвал мне все мотели в двух милях по дороге в округ Колумбия. И похоже, он меня больше никогда не увидит. А если и увидит… Кто помнит рассыльных?

«Это так здорово».

— О'кей, — ответил я. — Проверь их, прикинь, где можно лучше всего спрятать «кэдди». Закажи две… нет, три комнаты и зарегистрируй нас как членов семьи Гарри Мартина. Попроси Эрика разработать расписание смен так, чтобы… ну…

— Так, чтобы блондинка никогда постоянно не оставалась только с одним из нас, — закончил Рассел.

«О да! Уф-уф! Я никогда еще такого не делал!»

Звонок Рассела.

— Эй, Вик, чем бы ты там ни занимался, я не могу ждать своей очереди.

46

Мы сидели на складных металлических стульях возле окна на втором этаже порномагазина и в бинокль наблюдали за всеми, кто входил в помещение «Почты для вас!».

— Сколько времени? — спросил Зейн, окидывая взглядом нашу засаду.

— Четыре сорок две, — ответил я, мельком взглянув на часы.

Кэри посмотрела вниз, на поток проезжавших мимо машин.

— Час пик. Счастливые люди, домой едут.

— И мы поедем, — пообещал я ей.

— А что, если никто не заберет твою трубу?

— Черт! — сказал Зейн. — А что, если кто-нибудь заберет ее? Такси тут не ездит. Машина, на которой мы могли бы вести преследование, в каком-то мотеле в двадцати минутах отсюда. Ну хорошо, мы его заметим, но самое большее, на что мы способны, — это вести визуальное наблюдение за парнем или записать номер его машины. Даже если он сядет в автобус или решит прокатиться на метро, мы не сможем пойти за ним или схватить его.

— Что есть, то есть, — согласился я.

Кэри сняла свой черный блейзер, накинула его на спинку складного стула. На ней был кашемировый пуловер Хейли. Сидевший в обтяжку красный свитер только подчеркивал торчащие груди Кэри, не носившей лифчика, и при виде их я даже как-то не подумал о пяти глазах сестры Смерть или искусственных секс-бомбах на экране телевизора прямо у нас под ногами. За поясом у нее был заткнут незаряженный «вальтер» сестры Смерть — бутафорское оружие для подставной роли федерального агента.

Она пятерней расчесала короткие светлые волосы, потянулась — могла бы использовать это движение как подготовку к атаке, но не стала. Из сортира повеяло зловонным запахом мочи. Кэри посмотрела на меня, я ответил ей утешительной улыбкой.

Зейн приложил бинокль к глазам, наблюдая за почтой.

— Посетитель, — сообщил он через четыре минуты. — Подошел к своему ящику. Пусто. Ушел.

— Я так никогда не знаю — радоваться мне или горевать, когда у меня в почтовом ящике пусто, — сказала Кэри.

— Это мог быть разведчик, — предположил я.

— В претенденты я еще, пожалуй, гожусь, — ехидно перефразировал Зейн фразу Марлона Брандо из фильма, где он играл боксера.

От Кэри не скрылось, что мы с Зейном обменялись улыбками.

— А что чувствуешь, когда ты псих? — спросила она.

— То же, что и ты, — ответил Зейн. — У всех это по-разному. Но в каком-то смысле одно и то же.

— Быть психом — это лихо, — пошутил я.

— В том-то весь и вопрос: кто псих, а кто нет, — настаивала Кэри.

— Нет, — возразил я. — Ставить вопрос «или — или» — значит игнорировать реальность. В жизни все перемешано, все неоднозначно. Безумие и гений могут уживаться в одном человеке, как и еще бог весть что. Картина, роман или фильм, настоящий, великий фильм, могут одновременно быть смешными и страшными, сексуальными и тревожными, все в них сплавлено воедино, если это идет от сердца, если суть их правдива.

— А в чем суть того, что вы затеяли? — решила поддразнить нас Кэри.

— Суть не в том, чтобы выжить, — начал Зейн. — Смывшись из засекреченной психушки ЦРУ, мы мгновенно оказались в мире, где стреляют без предупреждения. Мы все знали это с самого начала.

— Но должны были сделать это, иначе перестали бы быть собой, — поддержал его я. — Мы все отдали свои жизни, став шпионами, посвятили все тому, чтобы узнать, что же творится на самом деле, и что-то предпринять соответственно этому. И шпионили не просто для того, чтобы узнать и зафиксировать полученную информацию. Мы делали это и для того, чтобы не отступаться от своей сути, быть собой. Каждый шпион живет в мире, сотканном из лжи. Ты можешь выжить, живя во лжи, но если изолгалось само твое сердце, ты — ничто.

— Но все равно вы психи.

— Быть психом — значит жить как бы в некоем сне, — пояснил я. — Но быть может, все окружающее — это сон, и только псих видит вещи такими, какие они есть. Важно, на что ты способен.

— Плюс то, что делает тебя счастливым, — добавил Зейн.

— Счастливым? — переспросила Кэри. — Выходит, счастье — это торчать по углам? Счастье, когда тебя запирают в обитой войлоком палате?

— Она знает про Кондора, — сказал я Зейну.

— И по-твоему, это счастье? — продолжала Кэри, не подтверждая, но и не опровергая мои слова.

— Счастье для одного — ад для другого, — сказал я. — Ты бы удивилась, узнав, к чему только не привыкают люди. Но там, где были мы, я называл это попыткой.

— Все начинается с попытки, — пожал плечами Зейн. — С тех пор, как мы смылись, с тех пор, как я прошел через эту адскую жарищу в метро…

— Адскую жарищу? В метро? — прервала его Кэри.

— Не бери в голову, он справился, просто друзья ему немного помогли.

— Конечно, я сходил с ума от самых обычных вещей, — сказал Зейн, вглядываясь в происходящее за окном. — Родители погибли в автокатастрофе. После выброски с самолета повис на дереве и собственными глазами видел, как погиб человек, которого я ценил больше всего на свете. И все из-за моей блестящей идеи. Я поджаривался там, как в аду, который обещали мне монашки. Сам копал себе могилу по приказу какого-то придурка. Нервы вконец расшатались от непрерывных бомбежек. Страх и боль так допекли меня, что я поседел. Меня вымазали в героине, упаковали, как обезьяну, и вынесли из джунглей. От всего этого у меня потихоньку поехала крыша, но что ж: у каждого свое бремя.

На Джорджия-авеню загудел грузовик.

— От чего я действительно сходил с ума, так это от того, что до мозга костей верил, что мне придется нести это бремя вечно. Я противился всему, цепляясь за эту неподъемную ношу. Главное, считал я, нести свое бремя, несмотря ни на что, и никогда, никогда не ныть. И еще кое-что.

— Что кое-что? — спросила Кэри.

— Если бросишь свою ношу, останешься ни с чем. — Зейн пристально смотрел в окно порномагазина. — Некоторым нужно быть ничем. Помнится, я умирал от жары в подземке, когда Вик, Рассел и еще какие-то незнакомые люди повернули все так, чтобы я окончательно не свихнулся. Окончательно свихнуться — еще один способ цепляться за свое бремя. Но они этому помешали. Так я освободился, а когда снова смог дышать, все еще продолжал зависеть от того, что произошло в подземке. И ни от моих слез, ни от того, что я стал свободен, вселенная не рухнула. Так что хоть я и оставался там же… но уже другой. После того, что случилось с доктором Ф., я ощущал себя ничтожеством, — продолжал Зейн. В окне отразилась его невеселая улыбка. — Иногда я держался с ним грубовато, но доктор Ф. был самым счастливым пенни за всю мою жизнь.

Зейн быстро взглянул в бинокль на «Почту для вас!». Потом положил бинокль на подоконник и обернулся к Кэри.

— А что насчет тебя?

— Я не псих.

— Так ты радуешься или горюешь, когда твой психованный почтовый ящик пустой?

— Это к делу не относится, — отрезала Кэри. — Вместо того чтобы взять в оборот свою миссию, моя миссия взяла в оборот меня. Не важно, псих я или нет, но с головой у меня не все в порядке.

— Не знаю, как там насчет головы, — сказал Зейн, — но у тебя с ней порядок. Ты имеешь дело с тем, что реально, а не с тем, на что только надеешься, чего ожидаешь, что может произойти. Я бы сказал, это делает тебя звездой.

Кэри воззрилась на него.

— Но знаешь ли ты, что важно в данную минуту? — спросил Зейн.

Кэри покачала головой.

— Психи мы или нет, но есть-то надо.

Я понял, что мне предоставляется шанс.

— Неподалеку есть вьетнамский ресторанчик.

— Тут везде сплошной Сайгон. Пожалуй, имеет смысл мне сходить за обедом.