Большое Гнездо - Эдуард Зорин

— Спасибо, Кузьма, за то, что предостерег, — поблагодарил его Веселица. — А что до нрава моего, то ты прав.

Посмотрел на него Кузьма с хитринкой и ничего на это не ответил. Но по всему догадался Веселица — слова покорливые пришлись ему по душе. Иного он от него и не ждал…

Не ко времени вспомнился тот давнишний разговор. Приуныл Веселица — каково испытает его на этот раз судьба? То, что задумал он, дерзко было и отчаянно. Побежит заутра Досифея к Марии, Мария пойдет ко князю, а князь призовет его и велит держать ответ. Не за кого в таком деле спрятаться Веселице. И Ратьшич ему не поможет.

«Э, да была не была!» — подумал Веселица, пришпоривая коня.

Трепетно ждал он этого часа, иной судьбы себе не желал. Так отступится ли от задуманного, когда счастье рядом — стоит руку лишь протянуть? А там будь что будет — наперед загадывать Веселица не умел…

То взбираясь на пригорок, то спускаясь в ложбинку, возок игуменьи виднелся далеко впереди. Иногда, теряя его из виду, Веселица беспокойно ерзал в седле, привставал на стременах — но возок снова показывался, и Веселица облегченно опускался в седло.

Неподалеку от Кокорина свернул Веселица в перелесок и, срезав угол, выехал к деревне раньше игуменьи. Здесь, неподалеку от старой мельницы, с завалившейся крышей, Веселица спешился и, ведя коня в поводу, выбрался на огороды. Отсюда хорошо было видно все, что делалось в деревне.

А в Кокорине ждали гостей. За околицей кучились мужики и бабы, промеж них мельтешили ребятишки, впереди всех стоял поп в парадном облачении и беспокойно всматривался в даль петляющей по полям дороги.

Скоро показался возок. В толпе засуетились, поп выдвинулся вперед; отставая на полшага от него, неуклюже переваливаясь на толстых ногах, шел староста.

Солнце било в лицо. Веселица жмурился и протирал глаза. Возок остановился, игуменья вышла, оглядываясь вокруг себя; вслед за нею вышла Феодора.

Нет, не обманули дружинника черницы, правду сказывали, а ведь до последней минуты теснило Веселице грудь — что, как дал он промашку, что, как не Феодору взяла с собой игуменья? У старухи вздорный нрав, всякое могло случиться.

Давно не виделся Веселица с Феодорой: по наговору Пелагеи ворота монастыря были закрыты для нее на крепкий запор. Ни выйти, ни весточки подать. Признает ли она его, не откажется ли? Что подумает, признав в нарядном дружиннике бездомного закупа?..

Вдруг оробел Веселица, замешкался, вцепившись в поводья коня. «Уж не повернуть ли?» — подумал, слабея духом. Конь пофыркал, недоуменно косясь на хозяина.

Тут в кустах зашелестело — Веселица вздрогнул и обернулся.

— А я-то гляжу, кого бог носит на огородах, — сказал невесть откуда появившийся за спиной мужик.

Потертый треух сдвинут на сторону, из-под рыжих кустиков бровей, словно из норки, выглядывают два серых улыбчивых глаза. В пегой бороде мужика запутались сухие соломинки.

— Ты отколь? — стараясь казаться строгим, спросил его Веселица.

— А из зарода, — сказал мужик. — Упились мы вечор, вот и занесло в зарод. Ты-то что в деревне высматриваешь?

— Не твое дело, — оборвал мужика Веселица, — знай, иди досыпать в свою избу.

— Ишь ты — сердитой, — протянул мужик. — А огород-то мой…

— Уж не твоя ли и ближняя изба?

— Моя, а чья же?

— То-то гляжу — хозяин бражник. Щепой перекрыть поленился, подгнили венцы…

— Неча тебе, мил человек, чужие углы обнюхивать, — обиделся мужик.

— Вот и в мои дела не лезь.

Не ко времени появился хозяин огорода — того и гляди, всю задумку испортит. И чего привязался?

Мужик скреб пятерней в бороде и с любопытством разглядывал Веселицу.

— Эй, слышь-ко, — позвал он.

— Ну чего тебе?

— Знавал я одного купца во Владимире… Уж не ты ли это будешь?

— Уймись, не доводи до греха.

— Он самый и есть, — будто не слышал его мужик. — Веселицей тебя кличут?

Мужика не просто было унять. Разгулявшийся с вечера мед все еще бродил в его голове. Да и впрямь любопытно: кого высматривает на огородах купец.

— Не купец я, а князев дружинник, — рассердился Веселица. — Ступай отсюдова, покуда цел.

Так и есть — всю задумку испортил ему нежданный собеседник.

Мужик стоял, пошатываясь и мотая перед лицом обмякшей рукой. Веселица до половины выдернул из ножен меч.

— Ну?

— Свят-свят, — отпрянул мужик. — А ты и впрямь шальной.

— Изрублю, не погляжу, что пьяный…

— Да ты не серчай на меня, Веселица.

— Ишшо покаркай!..

Скрылся мужик. Перекрестился Веселица, подумал: «Ну, теперь пора», вскочил в седло. Конь заплясал под ним, вздрогнул широким крупом, понес рысью через огороды — только ошметки влажной земли полетели из-под копыт.

Толпа сгрудилась возле игуменьи, все с недоумением глядели на приближающегося вершника.

Веселица свистнул по-молодецки, ожег коня плеточкой: э-эх! Разом перемахнул через плетень. Шапка с лиловым верхом сбита на затылок, губы поджаты, глаза прищурены лихо. Разорвала плотный круг толпа, шарахнулась в стороны. Только игуменья, вытянув перед собою посох, осталась стоять на месте, да Феодора, повернувшись побелевшим лицом к приближающемуся Веселице, быстро крестила лоб.

— Э-эх! — снова выдохнул Веселица, наклонился, подхватил ее под руки, вскинул перед собою на луку седла — и был таков. По дороге легче пошел конь, да еще плеточка, да еще попутный ветер. Располоскал гриву на обе стороны — любо: давно соскучился по вольной скачке застоявшийся на конюшне конь.

А в деревне — суматоха и крик. У Досифеи остамели ноги от страха. Перепугавшийся поп размахивал нагрудным крестом:

— Господи, помилуй мя…

Тут откуда ни возьмись, вынырнул из-за крайней избы мужичок. Рыжие брови кустиками, в глазах веселые бесы пляшут.

— Ай да Веселица!.. Ай да купец!

Очнулась Досифея, отбросила посох, обеими руками вцепилась в мужичка:

— Ты про кого такое сказываешь?

— Ей-богу, забыл…

— А я тебя сейчас опамятую! Эй, староста! А ну-ка, потряси мужика — да не жалеючи, да пошибче, да чтобы все сказал, как на духу, — откуда сам и с кем дружбу водит. И почто хозяйке своей перечит, хоть и во хмелю.

У Досифеи и не такие храбрецы-молодцы языки развязывали. Развязал и мужичонка свой язык — недолго повозился с ним староста. Стала выспрашивать его игуменья с толком и не спеша:

— Веселица, говоришь?

— Он самый и есть, матушка, — стуча зубами, отвечал мужик.

— А не обознался?

— Куды уж там…

— Не со страху наговорил?.

— Всё, как на исповеди… Шибко удивился я, как увидел его на огородах. Давеча еще с Мисаилом он тут хаживал — тощой был и в рваном платье. А тут конь при ем, и одёжа справная, и меч опять же… Не, обознаться я не мог. Хошь, перед иконой побожусь?

— А почто сразу не признался? — прищурилась Досифея.

— Дык не в обычае у нас… Кокоринские все мужики крепкие.

Глаз у игуменьи наметан: ни правду, ни кривду скрыть от нее не могли. Быстро смекнула она, что не врет мужичок.

— Ладно, — сказала она, смягчаясь. — Ты ступай-ко отселева да вдругорядь на глаза мне не попадайся.

— Спасибо, матушка, — обрадованно поклонился ей мужичок. — Дай бог тебе здоровья.

На следующий день, ни свет ни заря, отправилась игуменья во Владимир к Марии. Долго ждать ее не заставила княгиня, велела звать в терем. На пушистые полавочники усаживала, угощала мочеными яблоками и ягодами. Пока говорили о том, о сем, всё думала Досифея, как бы половчей подступиться к главному. А начала издалека — похвалила деревеньку, поблагодарила за подарок.

— Земли у Кокорина жирные, хороший осенью снимем урожай…

— Да сама-то глядела ли? — спросила Мария. — Самой-то приглянулось ли?..

— Об чем спрашиваешь, княгинюшка!..

Самое время заговорить о Веселице. Но только открыла игуменья рот, как дверь отворилась и прямо с порога бросился к Марии Константин, старший Всеволодов отпрыск. Нос покраснел от слез, губы обиженно вздрагивают.

— Что с тобою, сынок? — встрепенулась Мария. — Али обидел кто?..

— Четка шибко грозится, — всхлипывая, пожаловался Константин. — Батюшке обещал донесть, ежели не выучу псалтирь.

Нахмурилась Мария, погладила сына по голове.

— Я уж думала, беда какая. А на Четку ты не серчай. Помни, како в народе сказывают: без муки нет и науки. Негоже князеву сыну грамоте не уметь. Нынче не только поп, а и кузнец простой и горшечник чтению и письму разумеет…

— Ты меня лучше к Веселице отпусти, — попросил Константин, высушивая на щеках тылом ладони слезы. — Веселица на коне учит скакать, стрелять из лука… С ним хорошо.

— Всему свое время. А батюшке на Четку жаловаться и не смей. То его, князев, наказ.

— Скучно мне.