Коллекция королевы - Ан Ци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс, тряхнул головой. Однажды он решил не касаться этого больше и не рассказывать никому, ни одной душе. Об Искии, об отце… вот и Володьке не рассказал… И что теперь?
Он, который, казалось, был готов ко всему, бесспорно, остолбенел. Однако, это ведь, к несчастью, не всё. Она ж сказала:
— Ты скрываешься», да? — Бьянка, по-своему истолковав его молчание, снова заговорила. — Конечно, больно, я понимаю. Ты приезжал сюда в детстве каждый год, это тоже твоя родная земля. Ты хотел бы наверняка вернуться сюда как победитель, как и подобает потомку славного рода, а тебе не повезло и продолжает пока не везти. Но подожди. Всё ещё переменится, я уверена…
— Ох, это ты подожди. Скажи, ты знаешь, что со мной случилось потом?
— Мой дорогой, кое-что мне известно, но, не до конца. Видишь ли, всё моё семейство зажужжало, как улей, как проведало, что ты тут и я встречаюсь с тобой. Я должна ещё тебе признаться, что мой дядя в Неаполе известный юрист. Он навёл справки и разведал, что мог.
— Нет, ты мне объясни, как ты не испугалась? Они тебе, без сомнения, сказали, что я бандит и в человека стрелял?
— Во-первых, они знают много больше, чем ты думаешь. А во-вторых, моя прабабка была женой генуэзского пирата. Я думаю, кровь сказывается, что тут удивительного?
— Черт знает что! Не только папа — бандит, но и у мамы есть пираты в роду! Да что у нас за дети будут тогда? — возмутился Алекс. Но загорелые руки сначала зажали ему рот, затем обвили его шею и начали гладить мощные мускулистые плечи. Шелковистые чёрные волосы, пахнущие морем и цветами лимона закрыли от него солнечные лучи, а любимый голос сказал:
— У нас будут самые лучшие дети на свете, я тебе обещаю. От настоящей любви просто не бывает других!
Глава 37
Дорога от Лукашки на выселки Телячье давала крюк. Сытая лошадка, впряжённая в телегу, завернула за скотомогильник и потрусила по привычному следу. Дядя Яшка и тётка Люба Тугие щёлкали подсолнухи, сидя на сене, вели неспешно беседу и глядели на вечернюю зорю. Закат уже окрасил небо, и верхушки деревьев запылали на горизонте. Белый крупный пёс с жёлтыми подпалинами чистых дворянских кровей поспешал за лошадкой, иногда, правда, отвлекаясь. Уткнув чёрный влажный нос в землю, он делал короткие рейды, чтобы разобраться на месте, что за норка на пути повстречалась, или обследовать свежий след зайца. Дорога впереди раздваивалась как буква «у» — одна ветка уходила через карьер на райцентр, другая вела прямо к дяди Яшиной избе. Яшка с Любой расторговались и направлялись домой. Они возили в соседние деревни дачникам молоко, творог и яйца, и те тоже не оставались в долгу — всегда можно договориться, и привезут из города, что нужно. Дома поджидал старший сын, бессемейный немой и кроткий столяр и плотник Коля. На возу лежали буханки хлеба, колбаса, конфеты и сушки.
Прошло ещё четверть часа. Дядя Яшка соскочил на землю размять ноги и пошёл рядом, когда Люба, оглянувшись, спросила:
— Яш, ты Белку не видел? Трусила то впереди, то за нами. И сгинула куда-то.
— Найдётся, куда она денется, твоя любимица, — махнул он рукой и хотел снова забраться на воз.
— Дурная она, за нами опять увязалась, охотиться норовит за птенцами, слётков ловит. А дома щенок. Кто его будет кормить? Вот вчера за Дружком усвистала, малой пи-и-ишшит и… постой, Яша, она лает, слышишь? И скулит, да как-то неладно. Ну-ка давай посмотрим, может с ней, и правда, стряслось что, лапу, к примеру, повредила?
Яша недовольно скривился, но послушно гаркнул: «Тпру-у» и, бросив на ходу: «Погодь, я щас», свернул с дороги в кусты. Несколько минут раздавался треск веток, собака залилась ещё громче. Потом тётка Любаша услышала свист, ругань и снова лай.
— Любка, привяжи Серого и давай сюды, да рогожу возьми.
Кирилл лежал на боку, из его груди вырывалось слабое хриплое дыхание. Он пробыл на холодной сырой земле День и целую ночь, его рана загноилась, вокруг разлилась нехорошая краснота. Он бредил, и его лихорадочно блестевшие глаза, верно, видели вовсе не двоих крестьян с добродушной заполошной собакой, потому что он всё время твердил:
— Я не нашёл, я даже не знаю — что, почему ты от меня не отстанешь? У меня дочь! Отзы-ы-нь, Пан, сволочь! — вскрикнул он, и попробовал приподняться, но вовремя подоспевший Яша сильными руками удержал Кирилла на месте. Вместе с женой они положили раненого на рогожу и понесли к телеге.
Дома, посовещавшись, Тугие решили утром ехать и просить дачников позвонить в больницу, а пока, помочь, чем сумеют. Тётя Люба продезинфицировала и перевязала рану и начала его поить одной ей известным снадобьем. Раненый весь пылал и опять бредил, но на этот раз уже было не разобрать, что он нёс.
Утром, однако, как это нередко бывает, ему временно полегчало. Он вспомнил, что случилось, понял, где он есть, и умолял никому ничего не сообщать. Он благодарил дядю Яшу, тётке Любе поцеловал её не обученную таким нежностям руку, а потом снова впал в беспамятство до следующего утра. Но Любу Тугую, родившую пятеро детей, испугать было не так легко. Он отписала пасечнику письмишко и послала к нему за свежим прополисом сына, велела мужу истопить как следует баню и стала пользовать болящего по-своему.
И всё же, несмотря на уход, покой, травы, мёдолечение и зверобой добрая неделя прошла, пока он начал просто вставать. Ещё дня три потребовалось, чтобы перестала кружиться голова и он немного окреп. И, наконец, расцеловав Тугих и смастерив им антенну для телека, Кирилл Бисер, переоделся в раздобытые тётей Любой шмотки и уселся с мужской половиной семейства на всё ту же телегу. Они двинулись в объезд мимо райцентра к пригородному шоссе, где Кирилл стал ловить попутку. Он остановил грузовичок, везущий торф, и тот довёз его до Голутвина, откуда Бисер подумал-подумал, и решил на электричке не ехать. Он сел на автобус, затем на другой и так добрался до кольцевой. Через несколько часов след Бисера Кирилл Игнатьевича, гражданина ФРГ, жителя города Мюнхена затерялся в огромном городе, где он родился почти полвека назад, и растаял в тумане.
Базар кипел и переливался всеми цветами спектра. Запахи тоже витали такие, что аппетит у Кати разыгрался всерьёз. Следовало купить овощей, лука, укропа и, пожалуй, корейской морковки. На