Том 6. У нас это невозможно. Статьи - Синклер Льюис

Все происходящее представлялось Сисси чем-то нереальным, какой-то пародией на старую мелодраму, в которой городской злодей хочет обесчестить «Нашу Нелл» поспорив на бутылку шампанского.

Шэд даже в модном пиджаке, в калейдоскопически пестром шотландском свитере (из Миннесоты) и белых полотняных спортивных брюках не обладал небрежной соблазнительностью городского щеголя.

Эмиль Штаубмейер явился к Шэду в его новые апартаменты в отеле «Звезда» в сопровождении соломенной вдовушки, охотно показывавшей свои золотые зубы и пытавшейся скрыть морщины на шее под толстым слоем пудры кирпичного цвета. Особа эта была преотвратительна. Ее труднее было переносить, чем грохотавшего Шэда, который мог бы даже тронуть сердце напутствующего капеллана, но не раньше чем его благополучно вздернули бы.

Синтетическая вдова все время прижималась к Эмилю, а когда тот с утомленным видом снизошел до того, что хлопнул ее по спине, она захихикала:

— Но-но, попрош-шу!

В апартаментах Шэда было чисто и достаточно просторно. Больше о них нечего было сказать. Обстановку «гостиной» составляли дубовые стулья, обитая кожей козетка и четыре портрета ничем особенным не занятых маркиз. Свежесть белья на кровати в соседней комнате пробудила в Сисси самые худшие опасения.

Шэд угощал их виски со льдом и имбирным пивом из литровой бутылки, открытой по меньшей мере накануне, сандвичами с курицей и ветчиной, пахнущей селитрой, и мороженым шести цветов — все шесть разновидностей пахли клубникой. После этого он стал дожидаться, — не слишком сдерживая свое нетерпение и изо всех сил стараясь походить на генерала Геринга, — чтобы Эмиль со своей дамой отправились к чертям собачьим и чтобы Сисси поддалась его мужскому очарованию. Он только фыркал на школьные анекдоты Эмиля; наконец этот ель знания резко поднялся и увел свою даму, проржав на прощание:

— Смотрите, капитан, не делайте тут со своей подружкой ничего такого, чего не позволяет папа!

— Ну-ка, крошка… поди поцелуй меня — заорал Шэд, повалившись на кожаную козетку.

— А это еще неизвестно, захочется мне или нет!

Ей было очень противно, но она изо всех сил старалась быть задорной и кокетливой. Маленькими шажками она подошла к козетке и села на таком расстоянии от тяжеловесного Шэда, чтобы он мог достать рукой и притянуть ее к себе. Она с циничным спокойствием наблюдала за ним, вспоминая свой опыт с молодыми людьми, за исключением Джулиэна: с Джулиэном у них все было иначе. Все они в таких случаях проделывали одно и то же, притворяясь при этом, что за манипуляциями их рук не скрывается никакой задней мысли; девушке с умом и характером оставалось только забавляться, наблюдая, как они восхищены своей техникой. Вся разница была в том, что одни начинали сверху, а другие снизу.

Ну да. Так она и думала. Шэд, не отличавшийся изысканной прихотливостью какого-нибудь Мэлкома Тэзброу, например, начал с того, что с нарочитой небрежностью положил ей руку на колено.

Она вздрогнула. Его мускулистая лапа была ей противна, как скользкий, извивающийся угорь. Она отодвинулась с деланым девическим испугом.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он.

— О… да… как будто.

— Проклятье! Я для тебя все еще ваш работник! Хотя я теперь окружной уполномоченный! И батальонный командир! И, может быть, скоро буду старшим командиром! — Он с благоговением произносил эти священные титулы. Вот уже двадцать раз он говорил ей одно и то же и все теми же словами! — А ты все еще думаешь, что я гожусь только для того, чтобы таскать дрова для камина.

— Ну что ты, Шэд! Что ты! Я всегда думаю о тебе как о самом старом товарище моего детства! Помнищь как я к тебе приставала, чтобы ты мне дал повозить газонокосилку! Я всегда про это вспоминаю!

— Серьезно? — Он потянулся к ней, как неуклюжий дворовый пес.

— Ну, конечно! И, откровенно говоря, мне даже неприятно, что ты как будто стыдишься того, что работал у нас! Разве ты не знаешь, что папа, когда был мальчиком, работал у соседей-фермеров как простой рабочий: и дрова колол, и газон подстригал, и все такое — и очень радовался, когда получал за это деньги. — Она подумала, что на редкость удачно соврала экспромтом. Случайно это было правдой, но она этого не знала.

— Правда? Серьезно? Вот здорово! Значит, старик тоже поработал на своем веку граблями! Вот уж не думал! А знаешь, он не такой уж плохой мужик, этот старый хрыч… только упрямый.

— Но ты ведь неплохо к нему относишься, правда, Шэд? Никто не знает, какой он славный. Я хочу сказать, что в наше сложное время его надо защищать от тех, кто его не понимает, от посторонних, правда, Шэд? Ты ведь будешь его защищать?

— Ладно, что смогу, то сделаю, — сказал батальонный командир с таким гнусным самодовольством, что Сисси чуть не залепила ему пощечину. — Но только если он будет хорошо себя вести, крошка, и не будет якшаться ни с кем из этих красных бунтовщиков… и если ты будешь мила со мной! — Он потянул ее к себе, словно мешок с зерном.

— О! Шэд! Ты меня напугал! Нужно быть нежным! Такой большой, сильный человек, как ты, может себе позволить быть нежным! Только маменькиным сынкам приходится быть грубыми! А ты такой сильный!

— Да, силенка пока есть! Кстати, раз уж мы заговорили о маменькиных сынках, что ты находишь в этой тряпке Джулиэне? Неужели он тебе нравится?

— Да, знаешь, — сказала Сисси, пробуя незаметно снять свою голову с его плеча. — Мы с ним в детстве играли вместе.

— Ты только что говорила то же самое обо мне.

— Что ж, это верно.

Стараясь разыгрывать роль соблазнительницы, избегая при этом какого-либо риска, новоявленная разведчица Сисси преследовала довольно смутную цель. Она хотела получить от Шэда важную информацию для НП Она сидела, нежно склонив головку к мясистому плечу Шэда, а между тем воображение лихорадочно рисовало ей дальнейшие события: вот она пристает к Шэду чтобы он назвал ей, кого минитмены собираются арестовать, вот она ловко от него отделывается и бросается искать Джулиэна — ах, черт возьми, почему они не договорились встретиться вечером! Ну, ладно, он или дома, или повез куда-нибудь доктора Олмстэда; вот Джулиэн мелодраматически бросается к дому обреченной жертвы и везет ее ночью к канадской границе… пожалуй, неплохо еще, чтобы беглец приколол к своей двери помеченную позавчерашним числом записку с указанием, что он уезжает по делам, тогда Шэд ее не заподозрит. Все эти картины, ярко разукрашенные фантазией, пронеслись у нее в голове в течение одной минуты. Сделав вид, что ей надо высморкаться, она выпрямилась, а затем, отодвинувшись еще дюйма на два, промурлыкала:

— Дело, конечно, не только в физической силе. У тебя такая большая политическая власть, Шэд. Ты, наверно, можешь отправить в концлагерь кого захочешь?

— Это верно, мне ничего не стоит сплавить парочку-другую, если они станут чудить.

— Еще бы! И, наверно, так и сделаешь! Кого ты думаешь арестовать в ближайшее время, Шэд?

— Чего?

— Ну чего там! Расскажи мне один маленький секретик!

Что ты задумала, крошка? Выспросить меня хочешь?

— Ну что ты, зачем, я просто…

Ну ясно! Ты хочешь обойти старого олуха, выведать у него все, что он знает… А знает он немало, можешь быть уверена! Брось, крошка, ничего не выйдет!

— Шэд, я просто… мне просто хотелось бы посмотреть, как отряд минитменов кого-нибудь арестовывает. Это, должно быть, страшно интересно!

— Еще как интересно! Когда какой-нибудь болван пытается сопротивляться, а ты выбрасываешь в окошко его радиоприемник! Или жена у него развоюется и пойдет молоть языком, и ты, чтобы немножко ее проучить у нее на глазах задаешь мужу хорошую трепку… это может, звучит немного грубо, но, в общем, идет им на пользу — по крайней мере они больше не безобразничают.

— Ах, только не сочти меня злой и неженственной! Ах, как мне хочется посмотреть, как вы кого-нибудь забираете — хоть разочек! Ну, скажи мне по-товарищески! Кто у вас на очереди?

— Шалунья ты, шалунья! Нельзя обманывать папу! Ты женщина, тебе пристало заниматься любовью! Поди ко мне, позабавимся, крошка! Ведь ты же без ума от меня!

На этот раз он действительно схватил ее, сжал ей грудь. Она сопротивлялась, всерьез испугавшись. Куда девался ее цинизм, ее уверенность многоопытной женщины? Она кричала: «Не надо… не надо!» Она плакала настоящими слезами, больше от злости, чем от стыда. Он слегка ослабил тиски рук, и она догадалась разрыдаться:

— О Шэд, если ты действительно хочешь, чтоб я любила тебя, ты должен дать мне время! Ведь тебе не нужна потаскуха, которая позволит тебе все, что угодно… Тебе, при твоем положении… Ах нет, Шэд, быть этого не может.

— Что ж, пожалуй, что и так, — сказал он с глупым самодовольством.

Она вскочила с мокрыми глазами и через открытую дверь увидела в спальне на столе связку из двух или трех ключей. Ключи от его конторы, от тайных шкафов и ящиков, где лежат планы корпо! Никаких сомнений! Ее живое воображение в одно мгновение нарисовало ей, как она сделает оттиск ключей, как Джон Полликоп, этот мастер на все руки, изготовит для нее ключи, как они с Джулианом проберутся ночью в штаб корпо с риском для жизни, миновав часовых, и перероют у Шэда все его жуткие папки с делами…