Вернуться в осень - Павел Стретович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Юрм, – смущенно перебил его Сергей. – Извини, старина. Но нам не нужны слуги, поверь…
– Вам обязательно понадобится прислуга, – тут же вставила Лаума. – Но ведь честно-честно – не к лицу господам разъезжать без прислуги…
– Лаума, – сказал Сергей. – Мы совсем не собирались обзаводиться прислугой. Может быть потом, когда-нибудь – для моей жены и хотелось… А сейчас у нас нет ни дома, ни дохода на содержание…
– Какие деньги?! – Юрм с женой одновременно всплеснули руками. – Вы просто оставьте нас у себя и все, чтобы мы были вашими. Поверьте, мы не оскверним дворянской фамилии. И уж как-нибудь заработаем…
– Дворянской фамилии?
– Господин Ант, – сказал Юрм. – Простите меня, может, я лезу не в свое дело… Но в этом я просто убежден.
– Он лорд, – с готовностью подсказала сбоку Эния. – Из Ассаны.
Сергей всплеснул руками и повернулся – такого предательства от нее он не ожидал. Принцесса улыбалась, в синих глазах плясали веселые огоньки – она вовсю наслаждалась смущением Сергея. Конечно, ей-то что, она всю жизнь имела слуг – сотни, тысячи слуг, ей, конечно, не привыкать, ее это абсолютно не смущает…
– Ой, – сказала Лаума. – Простите…
– Как хотите, – махнул рукой Сергей и повернулся к лошади. – Ваше дело… Вы даже не представляете, сколько, возможно, меня ждет впереди проблем.
Глава 3
– Это он специально, Шульга, это чтобы нас проверить. – Горячий шепот Ильги дышал в самое ухо. – Его наверняка подослала Эллоя – она хочет, чтобы мы все друг про дружку докладывали… Никто после Эниста никуда и никогда уже не захочет бежать…
– Не знаю. – Шульга прислушалась – вокруг доносилось только мерное посапывание, иногда прерывающееся плачем, стоном или вскриком какого-нибудь беспокойного сна – остальные дети спали. – Не знаю… Все возможно.
– Да не возможно, а так и есть. Знаешь, я доложу об этом Эллое. А то она думает, что мы какие-то дуры…
– Как хочешь. – Шульга повернулась на бок, показывая, что хочет спать.
– Какой дурак сейчас может надумать бежать? – не унималась Ильга – она приподнялась на локте и зло посмотрела вокруг. – Куда бежать? К кому? Вокруг сплошной Рох. И вообще, даже если бы и удалось – кому мы там нужны?
– Ильга, – Шульга повернулась и посмотрела на подругу, – скажи… А у тебя были родители? Палатам, мама… – Она на мгновение задумалась, глаза убежали к каким-то своим, далеким и полузабытым, мыслям: – Да, да. Мама…
– Не знаю… Я уже совсем ничего не помню.
– А я помню. – Шульга откинулась на то, что заменяло подушку, и уставилась в потолок. – Мало совсем, конечно, но помню. Моя мама была певицей. И часто мне пела на ночь песни… Боже, восемь лет, а я все еще помню.
– Счастливая. – Ильга грустно смотрела на подругу. – Но ты знаешь… Я боюсь за тебя.
– Да?
– Я боюсь, что ты будешь следующей. После Эниста.
Шульга промолчала.
– Потому что все, кто хранит воспоминания, – продолжала Ильга, – рано или поздно делают свою попытку. Храни себя от этого, подружка…
– Не бойся за меня. – Шульга окончательно повернулась на бок и закрыла глаза. – Как-нибудь продержусь.
На глаза сразу навернулись предательские слезы. Боже, если бы она только знала… Хоть немножечко знала и предполагала, как это больно – помнить. Помнить хоть что-то, пусть даже слабое и расплывчатое, иногда всплывающее кусками – о чем-то прежнем. Например, о ладонях… Тонкой, нежной и очень ласковой – маминой. Она всегда рядом, и когда заплетает волосы, и когда просто обнимает, и стоит только позвать, Боже, просто позвать – и она сразу возникнет, и сразу обнимет, и сразу прогонит – все беды, и горести, и обиды, и недовольства… Боже, разве можно теперь представить, что бывали обиды и недовольства? И широкая и жесткая, но такая же добрая и ласковая – папина… Она может мягко пробежаться по голове, и запутаться в волосах, и прижаться к щеке, и защитить и спросить, и спросить так, что очень хочется ответить, и так ответить – чтобы похвалили и чтобы ладонь опять погладила по волосам…
Помнить, что бывает на свете кто-то, кто готов отдать тебе всю ласку и нежность, ту самую, почему-то считающуюся глупой, любовь и самого себя – и для которых ты… Можешь быть больше, чем они сами. Это сейчас просто немыслимо, но ведь это так… Что может быть на свете мама, которая накроет теплым пушистым одеялом и тихо и ласково споет вечером песенку и на ночь – еще и колыбельную, и поцелует, и может даже – полежит рядом и расскажет добрую сказку или смешную историю…
А утром папа посадит на Зору – добрую старую лошадь, и сам сядет сзади, и поскачут и ветер засвистит в ушах – и впереди будет подниматься солнце…
– Что с тобой, Шульга, – Ильга осторожно трясла подругу за плечо, – Шульга?
– Ничего. – Она украдкой вытерла глаза. – Давай спать. Солнце поднимается рано…
Ночь застала в дороге и им пришлось остановиться на ночлег в лесу, хоть до города, по предположениям, оставалось совсем недалеко. Юрм с Лаумой твердо знали свое дело – не успел Сергей оглянуться, как запылали мгновенно собранные дрова, под деревом как-то мимоходом появился расстеленный для Энии плащ и рядом – толстое полено для Сергея, и Лаума, собрав волосы в пучок и закатав рукава, уже готовила на костре быстрый нехитрый ужин.
– М-м-мда. – Сергей почесал голову, оглядываясь вокруг, – ему ничего не оставалось делать, как присесть на полено рядом с Энией.
Принцесса улыбалась, глядя на него, – он постарался сохранить серьезный вид, но не выдержал и тоже улыбнулся.
– Скоро совсем разленюсь…
– Не разленишься. Боюсь, у тебя всегда будет хватать своих дел. Просто привыкнешь.
– Ты думаешь, они надолго… с нами?
– Думаю, что да. Именно так и появляются самые преданные и привязанные слуги. И преданность и привязанность – заметь, с обеих сторон – потом передаются из поколения в поколение…
Из леса появился Юрм и вывалил у костра толстую охапку дров, потом поцокал языком, опасливо глянув на небо, и начал прилаживать над Сергеем и Энией широкий плащ. Малышка Аваля путалась под ногами, смешно пытаясь помочь и маме и папе одновременно.
– Пойдем прогуляемся. – Принцесса поднялась, чтобы не мешать, и потянула за рукав Сергея – тот виновато оглянулся:
– Может, помочь?
– Что вы, господин лорд. Тут делов-то…
– Никак не могу привыкнуть, – пожаловался Сергей Энии, когда они зашли за деревья. – Ведь мы ничего не платим, а нам служат…
– У тебя просто комплекс по этому поводу. Ну, во-первых, потом у нас обязательно все образуется. И, мне кажется, мы будем в состоянии назначить какую-нибудь ставку.
– Ого. – Сергей остановился. – Как ты сказала? Комплекс? Неужели вы знаете, что это означает?
– Ну… – Она ответила внимательным взглядом и прищурилась. – Я знаю, что ты не всегда был наемником, Сережа. Но твое мышление… Мне иногда кажется, что ты оканчивал одну из высших академий Шеола. Хотя и не знаешь многих обычных мелочей… Изыскания профессора Нагодарской академии Урма в области человеческой психики достаточно известны.
– Психики, – тихо для себя повторил Сергей. – Даже так… Совсем рядом с психологией.
– Что с тобой, Сергей?
– Да так… – Он поднял задумчивые глаза. – Это я о своем, о женском. Кстати, можно вопрос? Из области психики. Но предупреждаю – он очень личный, ваш личный.
– Наш личный? О-очень интересно.
– Эния… – Он немного подумал. – Скажи… Было ли что-нибудь личное между твоей сестрой и… и Эгиваром Троем, королем Нагорта.
– Так… – Она медленно двинулась дальше, Сергей за ней. – Почему ты так решил?
– Мне так показалось. Когда мы вместе завтракали во дворце, в летнем саду. Если не хочешь, можешь не отвечать, это совсем не обязательно.
– Даже не знаю, Сережа, это не мое дело, это Илламии…
– Все ясно. Я уже понял.
– Понятно, что понял, – вздохнула она. – Они очень любили друг друга, очень. Всегда и везде были вместе и никогда не разлучались – весь курс ими любовался. Но это было так давно, еще в академии Нагорта…
– Ясно. Прости меня, Эния.
– А потом… Ты, наверное, знаешь, что было потом. Потом была война. С Нагортом. С Эгиваром.
– Знаю. Но ведь война была из-за другого. Из-за вашего отца и этой… Этой злополучной митры.
– Да. – Она приподняла тяжелые ветки и, пригнувшись, скользнула на дорогу – там остановилась и повернулась к Сергею лицом, привычно обняв себя за плечи руками.
Он невольно залюбовался ее силуэтом – четко выделяющимся и даже просвечивающимся в последних лучах заходящего солнца. Любит иногда природа совершенство…
– Вот так политика и рушит все, – сказал Сергей. – И дружбу, и любовь… И идеал.
– И что?
– Да нет, это я так…
Она обернулась, посмотрела на солнце, потом на Сергея и отошла в сторону, чтобы не стоять против лучей. Затем присела на корточки и задумчиво провела линию на грунте дороги.