Последний расчет - Хьелль Ола Даль

– Я тоже начинаю к этому привыкать, – сухо ответил Гунарстранна.

Оба замолчали.

– По-моему… – начал он спустя какое-то время.

– Вы боялись, что я выброшусь из машины? – перебила его она.

– По-моему, Хеннинг Крамер что-то узнал, – не сдавался Гунарстранна.

– Как вы мне надоели! – со вздохом ответила Сигри.

– По-моему, он нашел какую-то улику, пропущенную вашим мужем… Он понял, что Крамер представляет для него опасность. Пожалуйста, подумайте и ответьте, что именно нашел или увидел Крамер?

Она наклонила голову:

– По-моему, все вполне очевидно!

Гунарстранна глянул на нее исподлобья.

Она смотрела перед собой и презрительно улыбалась.

– Ответ у вас под самым носом! Боже мой, если остальные полицейские такие же идиоты, как вы, неудивительно, что я в семьдесят седьмом году вышла сухой из воды! Неужели сами не понимаете? Неужели это никогда не приходило вам в голову?

Гунарстранна смотрел на дорогу и притормозил, снова пропуская машину.

Вдруг она посерьезнела.

– Я тоже виновата, – заявила она. – В ту ночь мне хотелось как-то помочь Катрине… во время званого ужина, когда ей стало плохо. И я позвонила Эрику. Хотела попросить его отвезти нас домой. Мне не хотелось задерживаться в гостях; очень нужно было поговорить с Катрине с глазу на глаз. Но Эрик не брал трубку. За Катрине приехал Хеннинг, а Эрик так и не объявился.

Гунарстранна едва заметно кивнул. Картина постепенно начинала проясняться.

– Я все ждала Эрика. Когда я увидела, что Катрине уходит…

– Вы видели, как она уходила?

– Да. Я стояла на веранде и видела ее. Она прошла через сад, закрыла за собой калитку, зашагала по дороге. Мне хотелось окликнуть ее, но я не стала. Вошла в дом и снова стала звонить Эрику, чтобы сказать, что ему все же не нужно заезжать за мной. Он не брал трубку.

– Он был уже в пути?

Сигри словно не слышала вопроса.

– В понедельник, – сказала она, – когда вы явились в реабилитационный центр, Хеннинг был не в себе, будто бы находился в трансе. Конечно, мы все только и говорили что о званом ужине и о Катрине. Хеннинг все донимал нас, требуя рассказать, что именно произошло в тот вечер. И я все время чувствовала, что Хеннинг не сводит с меня глаз. Для этого могло быть только одно объяснение. Хеннинг в ту ночь видел Эрика. Он обогнал Эрика, когда ехал к дому Аннабет за Катрине. Но все знали, что за мной приехали только в четыре утра. В понедельник утром в разговорах это всплывало снова и снова.

Она замолчала. Видя, что Гунарстранна не отвечает, она улыбнулась:

– Гунарстранна, вы начинаете мне нравиться. Вы умеете молчать, когда надо. – Она кашлянула. – Хеннинг позвонил нам вечером после похорон. Попросил к телефону Эрика.

– О чем они говорили?

– Кажется, Хеннинг угрожал пойти к вам и поделиться своими подозрениями. Рассказать, что в ту ночь он видел Эрика…

– И ваш муж попросил его немного подождать, – закончил за нее Гунарстранна.

Она безрадостно усмехнулась:

– Ему бы и в голову не пришло кого-нибудь о чем-нибудь просить! – Она бросила взгляд в окошко. – Нет… Эрик согласился встретиться с ним и поговорить как мужчина с мужчиной.

Глава 47

Последний расчет

Из приемника, стоящего на прикроватной тумбочке, пел сладкоголосый Элвис Пресли. Но в комнате никого не было.

Он не верил собственным глазам. Не может быть! Он еще раз осмотрел спальню, кухню, небольшую нишу. Ни души! Он мысленно взглянул на себя. Желтые перчатки – яркая примета. Придется их снять. Он стащил их и сунул в карман. Нет, не пойдет. Он переложил перчатки в кейс. Еде лучше от них избавиться? Он сел в кресло у окна и не спеша огляделся по сторонам. Через приоткрытую дверь ванной виднелась корзина с грязным бельем. Отличное место! Он зашел в ванную и бросил кейс в наполовину заполненную корзину.

«Может быть, я обращался с тобой и вполовину не так хорошо, как следовало…» – пел Элвис.

Он выключил радио и прислушался. Не было слышно ни звука. Ни бормотания, ни шума бегущей по трубам воды. Наверное, уже в сотый раз он похлопал себя по выпуклости в кармане пиджака. Он готов. Больше чем готов, а никого нет.

Все очень странно. Он поспешил назад, к окну, и выглянул наружу. Та же разобранная газонокосилка, которую он видел из коридора, валяется на траве. Почему ее бросили? Почему так тихо?

Ему стало жарко, и он метнулся к двери. Но у самого порога остановился. Ему не хотелось уходить, особенно сейчас, когда все так близко к завершению. Что-то не так! Лучше всего немедленно уйти! Он схватился было за ручку двери, но передумал и заперся изнутри. В два прыжка оказался у окна. Открываются обе створки – вот и стопоры с двух сторон… Правда, открыть окно широко нельзя. Он повернул ручку, толкнул раму. Створка не открывалась. Двадцать сантиметров воздуха – вот и все.

Кровь застыла у него в жилах, когда кто-то надавил на дверь у него за спиной. Это не Буэнг. Там кто-то еще. Слава богу, дверь заперта. Он покосился на коричневую дверь и повернулся к окну. В голове мелькнула мысль: выбить стекло. Сейчас же!

Человек снаружи снова толкнул дверь. Дернул ручку. Постучал.

Как же открывается проклятое окно? Он подергал раму. Есть! Оказывается, нужно открыть засов слева! Через две секунды его левая нога угодила в колючие заросли. Розовый куст схватил его за ногу. Он выпрыгнул и закрыл за собой окно. Побежал прочь. Шипы цеплялись за одежду. Он вспотел, но ни разу не остановился, чтобы отдышаться и оглянуться. Быстро зашагал по дорожке, разделявшей лужайку на два ровных прямоугольника. В саду никого не было. «Надо было сразу догадаться! Надо было сразу понять, что такая тишина не к добру!»

Так… Кто его видел? Молодая женщина в приемной, и все. И кого же она видела? Мужчину в темных очках, который пришел навестить одного из стариков.

Он остановился на углу и осторожно оглянулся. На дорожке стояла патрульная машина. В ней никого не было.

«Думай! – велел себе он. – Шевели мозгами! Машина пустая. Значит, там всего один или двое. Обычные патрульные, приехали по вызову… Кто-нибудь им позвонил. За тобой никто не гонится. Удирай!»

Он направился к полицейской машине, обошел ее и устремился к выходу. Повернул налево и зашагал дальше, прямо. Мышцы на его спине напряглись. Каждую секунду он ожидал услышать окрик. Но ничего не происходило. Вот он уже в двадцати пяти метрах… в сорока… Пять метров до первого перекрестка. Он заставлял себя не ускорять шаг. Осталось пройти всего метр. Он повернул налево, не оглядываясь. Продолжал идти. Теперь от полицейской машины его отделял большой многоквартирный дом. Пять метров, десять метров… Он выдохнул. Все хорошо. Никто ничего не заметил.

И все же ему не давала покоя мысль о пустой полицейской машине. С чего она вдруг появилась? Ее вызвали из-за него? Нет, не может быть. Если бы про него узнали, прислали бы не одну патрульную машину. Наверное, ее вызвали по другой причине. Но зачем кто-то дергал дверь сто четвертой комнаты? Он заставлял себя мыслить логически. Хорошо, что он не слышал никаких криков. Полицейские взломали бы дверь, если бы не сумели ее открыть. Нет, вряд ли в комнату пытался войти полицейский. Так почему же ему так не по себе? Должно быть, что-то пошло не так. Но что? Узнать невозможно. А если все-таки?.. Какие у них улики против него? Никаких. Они рыщут во мраке. Надо понять, не совершил ли он грубую ошибку, придя в дом престарелых? Нет! Он не ошибся. Рейдар Буэнг – единственное звено, связывавшее его с делом Сигри. Единственный человек, которому все известно. Единственный важный свидетель.

На середине моста Бейтсе он остановился. В нем росло какое-то неясное чувство…

Он резко повернул голову. Нет, никто не остановился, никто не идет за ним. Глядя на воду, он притворился, будто что-то ищет в карманах. Снова взглянул назад. Ничего. Тем не менее по спине пробежал холодок. Он не спеша зашагал по Бентсебруагата к Вогтс-гате и трамвайной остановке. Остановился, снова обернулся. Ничего не видно, только какой-то юнец идет по улице, волоча ноги, молодая женщина запирает машину, старуха толкает магазинную тележку с покупками. Слева из-за поворота вывернул трамвай. Он вошел в среднюю дверь и увидел, что в салоне нет других пассажиров. Он улыбнулся, пошел к водителю, собираясь заплатить. Вдруг трамвай резко остановился, и он выглянул в окно, но никаких машин или пешеходов на путях не было. За его спиной хлопнула дверь. Кровь у него в жилах превратилась в лед. Обернись. Посмотри, кто там, перед тем как трамвай поедет дальше!

Он медленно повернул голову направо. Ничего страшного. Вошли другие пассажиры… Среди них нет полицейских в форме. Несколько человек стоят, сидят, жуют резинку и тихо переговариваются. Ничего. Роясь в кармане в поисках мелочи, он рассеянно кивнул бородатому сикху в темно-красном тюрбане.

Он нашел свободное сиденье слева и принялся вспоминать все, что случилось. Либо произошла катастрофа, либо ему все померещилось. Нужно понять, в чем дело. Какой-то длинноволосый прыщавый юнец вещал о связи языка и сознания. «Если ты хохмишь, то так и говори, что хохмишь», – внушал он своей спутнице, юной толстушке с валиками подкожного жира на бедрах. Он осторожно оглянулся. Ничего особенного. Почему же по спине снова пробежал холодок? Зазудело между лопатками, и не оттого, что у него чесалась спина. Там кто-то есть! Не может не быть! Его прошиб пот. Он дотронулся ладонью до лба. Мокрый! Он с трудом заставлял себя не оборачиваться.