Дети Дюны - Фрэнк Герберт

Мысли, подобно духам смерти, витали в его сознании: Сейчас у меня нет своих собственных черт; я весь состою из моих предков. Солнце, которое садится в песок, садится в мою душу. Когда-то многое воинство в моей душе было неизмеримо велико, но теперь этому настал конец. Я фримен и закончу свою жизнь как подобает фримену. Золотой Путь закончился, не начавшись. Этот путь есть не что иное, как колея, занесенная песком. Мы, фримены, знаем, как прятаться; мы не оставляем после себя ни кала, ни мочи, ни следов… Смотрите, как исчезает мой след.

Где-то очень близко от его уха прозвучал знакомый мужественный голос:

— Я мог убить тебя, Атрейдес. Я мог убить тебя, Атрейдес… — Эта фраза повторялась бесконечно, до полной потери смысла, став просто литанией, вплетающейся в сновидение. — Я мог убить тебя, Атрейдес.

Лето кашлянул, чтобы прочистить горло. Все его чувства были потрясены простотой того действия, которое содержалось в этом предложении.

— Кто… — прошептал Лето, превозмогая сухость в горле.

— Я — образованный фримен, — произнес голос. — Я убил мужа своего племени. Вы забрали у нас наших богов, Атрейдес. Какое нам дело до вашего вонючего Муад'Диба? Ваш бог мертв!

Был ли это реальный голос Ураба или просто еще одна часть его сновидения? Лето открыл глаза и только теперь понял, что без всяких оков лежит на жестком ложе. Подняв взгляд, мальчик увидел грубые каменные стены, тусклые лампы и лицо, которое было так близко, что Лето ощутил запах дыхания, насыщенного запахами пищи сиетча. Лицо было чисто фрименским: нельзя было ошибиться, глядя на темную кожу, резкие черты иссушенного солнцем лица. В этом человеке не было ни унции лишнего жира избалованного городского жителя. То был фримен Пустыни.

— Меня зовут Напри, я — отец Джавида, — произнес фримен. — Теперь ты узнаешь меня, Атрейдес?

— Я знаю Джавида, — выдохнул Лето.

— Да, твоя семья хорошо знает моего сына. Я горжусь им. Скоро вы, Атрейдесы, узнаете его еще лучше.

— Что?..

— Я — один из твоих учителей, Атрейдес. При этом у меня только одна функция: я — тот, кто мог бы убить тебя. Я бы сделал это с великой радостью. Особенность нашей школы заключается в том, что только те, кто ее успешно заканчивает, остаются в живых. Тот, кто не справляется с учением, попадает в мои руки.

В голосе говорившего Лето уловил неподдельную искренность. По спине мальчика пробежал холодок. Перед ним был гомджаб-бар в образе человека, враг, который испытывает его, Лето, право на участие в конкурсе жизни. В этом деянии Лето узнал руку бабки и безликий, стоявший за ее спиной Бене Гессерит. При этой мысли он содрогнулся.

— Твое образование начнется с меня, — снова заговорил Намри. — Это справедливо. Это то, что нужно. Потому что оно может мною и закончиться. Теперь слушай меня внимательно. Каждое мое слово — это твоя жизнь. Все, что связано со мной, может означать твою смерть.

Лето еще раз оглядел помещение — голые стены из скальной породы и ложе. Больше ничего, кроме выхода, черная пасть которого темнела за спиной Намри.

— Ты не сможешь пройти мимо меня, — сказал он, и Лето понял, что человек говорит правду.

— Зачем ты это делаешь? — спросил мальчик.

— Я уже дал тебе ответ на этот вопрос. Подумай, какие планы роятся в твоей голове! Но вот ты здесь и не можешь применить знание о будущем к своему нынешнему положению. Эти двое — прошлое и настоящее — никогда не встречаются. Но если ты действительно знаешь прошлое, если ты оглянешься назад и поймешь, где ты находился и кто ты был, то попробовать стоит. Если же ты ничего не поймешь, то это будет означать твою смерть.

В тоне Напри Лето не уловил злобы, но голос был тверд, в нем не было отрицания смерти как таковой.

Намри поднялся и взглянул на потолок.

— В старые времена фримены на рассвете смотрели на восток. Рассвет на одном древнем языке называется эос. Ты знаешь об этом?

— Я говорю на этом языке, — не скрывая горечи, с гордостью ответил Лето.

— Значит, ты меня не слушал, — произнес Намри, и в его голосе прозвучали стальные ноты. — Ночь была временем хаоса. День — временем порядка. Так было во времена того языка, на котором, как ты утверждаешь, ты умеешь говорить: тьма — беспорядок, свет — порядок. Мы, фримены, изменили это. Эос — это свет, которому мы никогда не доверяли. Мы всегда предпочитали свету солнца свет луны и звезд. В свете слишком много порядка и это может стать губительным для человека. Теперь ты понимаешь, что сделали вы — Атрейдесы-Эос? Человек — это порождение только такого света, который защищает его. Солнце же всегда было врагом Дюны. — Напри снова посмотрел на Лето. — Какой свет предпочитаешь ты, Атрейдес?

По деланному спокойствию Намри Лето понял, что этот вопрос очень много значит. Убьет ли его этот человек, если он даст неверный ответ? Вполне возможно. Лето увидел, что рука Намри лежит на рукоятке отравленного ножа, палец был украшен кольцом с изображением магической черепахи.

Упершись на локтях, Лето приподнялся, стараясь проникнуть в суть фрименских верований. Эти старые фримены любили внимать воле Закона, которому доверяли, в форме пространных аналогий. Свет луны?.

— Я предпочитаю… свет лизану Л'хакк, — сказал Лето, наблюдая за нюансами реакции Намри. Человек выглядел разочарованным, но при этом все же убрал руку с ножа. — Это свет истины, свет совершенного человека, в котором заметно влияние аль-Мутакаллима. Какой другой свет может предпочесть человек? — продолжил Лето.

— Ты говорил это без веры, а прочел наизусть, — сказал Намри.

Ведь я действительно прочел ответ наизусть, подумал Лето. Он почувствовал, однако, что в настроении Напри наметился перелом. Слова мальчика будут просеиваться сквозь сито древней игры в загадки. Надо было только находить правильные отгадки в примерах, переполнявших его память. Пароль: Молчание. Отзыв: Друг гонимых.

Намри кивнул, словно соглашаясь с такими мыслями, и произнес:

— Есть пещера — это пещера жизни фримена. Это настоящая пещера, скрытая в песках Пустыни. Шаи-Хулуд, праотец всех фрименов, запечатал эту пещеру. Об этой пещере мне рассказывал мой дядя Зиамад, а он никогда не лгал. Такая пещера действительно существует.

В интонациях замолкшего Намри послышался вызов. Пещера жизни?

— Мой дядя Стилгар тоже говорил мне об этой пещере, — сказал Лето. — Она была запечатана, чтобы в ней не прятались трусы.

Глаза Намри сверкнули в свете ламп.

— Станешь ли ты, Атрейдес, открывать эту пещеру? Ты ищешь управлять жизнью с помощью слуг-министров: вашего Центрального Министерства Информации, Аукафа и хаджа. Маулана зовут Каузар. Он прошел большой путь, ведь этот человек из семьи, работавшей на соляных шахтах в Ниязи. Скажи мне, Атрейдес, чем плохи твои министры?

Лето сел. Теперь он окончательно понял, что его вовлекли в старинную игру-загадку, вел игру Намри, а ставкой в ней была смерть. Было ясно, что этот человек пустит в ход нож при первом же неверном ответе.

Намри словно прочитал его мысли.

— Верь мне, Атрейдес, я без колебаний сокрушаю дураков. Я — Железный Молот.

Вот теперь Лето действительно понял все. Намри видел себя Мирзабахом, железным молотом, которым били тех умерших, которые не могли правильно отвечать на вопросы, служившие пропуском в рай.

Чем плохо Центральное Министерство, созданное Алией и ее священниками?

Лето задумался над тем, зачем он явился в Пустыню, и к нему вернулась слабая надежда, что Золотой Путь еще появится в его мире. В вопросе Намри был только один простой смысл — узнать, какие мотивы повлекли родного сына Муад'Диба в Пустыню.

— Верный путь может указать только Бог, — ответил Лето.

Подбородок Намри резко дернулся, мужчина сурово посмотрел на мальчика.

— Действительно ли ты веришь в это?

— Только поэтому я здесь, — ответил Лето.

— Чтобы найти этот путь?

— Чтобы открыть его для себя, — продолжал Лето. Он свесил ноги с ложа. На холодном полу не было ковра. — Священники создали свое министерство, чтобы скрыть путь истины.

— Ты говоришь, как настоящий повстанец, — сказал Намри и потер перстень с черепахой. — Ну что ж, посмотрим. Слушай меня внимательно еще раз. Знаешь ли ты Защитный Вал Джела-лэд-дина? На этом валу есть знаки, вырубленные там моей семьей в первые дни. Джавид, мой сын, видел эти знаки. Видел их и мой племянник, Абеди Джалал. Муджахид Шафкат, из других, тоже видел их. Я ходил в те места вместе с другом, Якупом Абадом, во время сезона бурь в Суккаре. Дули такие жаркие ветры, что нам пришлось повертеться — это был настоящий танец Пустыни. Нам не удалось увидеть знаки, бури преградили нам путь. Но когда она миновала, мы узрели видение Тхатты над взметенным песком. В тот момент мы увидели лицо Шакира Али, который взирал сверху на свой город могильных памятников. Видение исчезло в то же мгновение, но мы все видели это. Скажи мне, Атрейдес, где могу я найти этот город мертвых?