Ангел тьмы - Калеб Карр

Выстрелы. Я похолодел, уже начав было прикидывать, как объясню свое присутствие в подвале. А потом понял: это не выстрелы, а шутихи, там, снаружи. Должно быть, прямо на улице, судя по громкости. С облегчением выдохнув и вновь обретя способность двигаться, я потянулся выключить подвальное освещение, потом осторожно прокрался наверх к двери и открыл ее — промасленные петли повернулись бесшумно.

Вновь оказавшись в гостиной, я расслышал смех кучки детей с улицы. Потом запустили еще шутих — звук их был резким и пугающим по сравнению с отдаленным глухим громом крупных фейерверков за рекой. Я быстро огляделся. Дитя мы этой ночью не получим, я это прекрасно понимал, но и уйти с пустыми руками я позволить себе не мог. Должно же найтись хоть что-то…

Я покосился на секретер и вспомнил, что говорил Маркус: если эта Хантер додумалась накрыть его, прежде чем пригласить их войти, ясно как день, что там для нас определенно кроется нечто полезное. Из кармана штанов я извлек коллекцию отмычек, кинулся к секретеру и отпер замок крышки раньше, чем даже мне самому казалось возможным.

Когда я откинул крышку, первой реакцией моей оказалось разочарование: там не было ничего, кроме писем в маленьких деревянных ячейках да стопки бумаги на обветшалом сукне столешницы перед ними. Прежде чем обратно все закрыть, я решился превозмочь свой воровской инстинкт, говоривший о бесполезности подобных вещей, и подхватил почитать кое-какие бумаги — поступив, как впоследствии выяснилось, мудро.

Сначала они не представляли для меня смысла. Те, что сверху, были написаны на почтовой бумаге больницы Святого Луки — адресованы Элспет Хатч и, похоже, являли собой кучку бюллетеней касательно состояния ребенка по имени Джонатан. Под ними располагалась стопка больничных приемных анкет, относившихся, по видимости, к тому же ребенку. И, наконец, обнаружилась пара сложенных старых газет, датированных двумя годами ранее. Я вернулся к документам о госпитализации, не понимая, что именно ищу и зачем: они сплошь были заполнены слишком непонятным почерком, казались слишком заумными…

Но потом я различил слова, заставившие меня похолодеть. В самом низу одной из анкет имелось заранее впечатанное слово «ДИАГНОЗ» — а рядом с ним кто-то небрежно набросал «ДЫХАТЕЛЬНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ, ЦИАНОЗ».

Мне этого хватило. Я схватил всю стопку бумаг, запихал их под рубашку и захлопнул секретер. Я не сомневался, что обнаружил нечто, не сомневался, что не упустил…

— Не двигайся, маленький ублюдок!

Я поступил ровно как мне и велели. Меня застукивали и раньше, а когда к тебе обращаются с таким приказанием, обычно лучше ему последовать, пока не будет возможности посмотреть, с кем и чем ты столкнулся. Приподняв руки, я медленно обернулся туда, откуда доносился хриплый, отчаянный и некоторым образом знакомый голос — к главной лестнице.

На ступенях стоял, надо полагать, Михей Хантер. Выглядел он вроде лет на пятьдесят с небольшим и облачен был в весьма линялую ночную рубаху. Из-под нее виднелись две костлявые белые ноги, а его серое, обрамленное сединой лицо с точно того же оттенка неряшливыми усами явно имело безумное, затуманенное выражение как следует употребившего недавно заядлого морфиниста. В руках он нетвердо держал, похоже, нарезной мушкет, и когда я обернулся к нему, уставился на меня с диким недоверием.

— Ты! — объявил он. Потом принялся нервно озираться, издавая слабое похныкивание. — Ты?.. — повторил он, на этот раз с меньшим энтузиазмом. — Где… где Либби? Либби! — Он вновь посмотрел на меня, крайне испуганно. — Только… только не ты… Это не тот дом… и я ведь уже убил тебя!

Глава 24

Мне за всю мою жизнь говорили массу странных вещей, но ничто не могло сравниться вот с этим. К тому же бедный старый дурачина искренне считал, будто убил меня, что вполне явственно следовало из отчаянного страха, разлившегося по его истрепанному наркотиком лицу. Но вот почему он так считал, я не имел ни малейшего представления.

Но тут на улице взорвалась новая порция шутих, и Михей Хантер развернулся, направляя свой мушкет на входную дверь.

— Вот как! — заявил он с решительностью, отчасти вытеснившей страх. — Да ты не один, мятежник! — Он прижал мушкет к плечу, готовый, похоже, сражаться с любым, кто бы ни ворвался в дверь. — Ну давайте же, вы, ублюдки…

— Хантер!

И Хантер, и я дернули головами к коридору, из которого донесся голос детектив-сержанта Маркуса.

— Хантер! — вновь воззвал Маркус через кухонное окно, заставляя старика по новой перепугаться. — Вольно, солдат! Это приказ!

— Капитан? — пробормотал Хантер. — Капитан Григгс?

— Я же приказал тебе — вольно! Ты ранен — и негоден к строевой! Ты нам не нужен, солдат, — марш назад в госпиталь!

— Я… не понимаю… — Хантер снова покосился на меня, потом быстро оглядел дом. — Где Либби? Мне нехорошо!

— Вперед! — настаивал Маркус. — Брось оружие и возвращайся в госпиталь!

— Но я… — Хантер медленно опустил ружье…

И только это мне и было нужно. Я пулей метнулся обратно по коридору, к кухонному окну. Старик Хантер что-то кричал мне вслед, я не мог разобрать, но ничто не могло помешать мне просочиться обратно через прутья, что твоя вода. Маркус помог мне выбраться, потом сложил руки чашечкой, чтобы подсадить меня на кирпичную стену: профессиональная гордость в таких случаях меня нисколько не волновала. С помощью веревки я мгновенно спрыгнул в переулок, потом ухватил конец, все еще свисавший сверху. Быстро оглядевшись, заметил проходящую поблизости водопроводную трубу с краном, обвязал вокруг нее веревку и шепнул:

— Давайте!

Маркус начал взбираться наверх, ботинки царапали стену, а потом он скорее рухнул, чем приземлился с моей стороны, и шипы ботинок резко — и, судя по липу детектив-сержанта, болезненно — ударили по бетону переулка.

— Вытягивай давай! — торопил он, из чего я понял, что он отвязал другой конец. Я дернул, и веревка вернулась с тихим свистящим звуком. Пока мы бежали к открытым задним окнам конюшни, я намотал ее на руку, а потом отдал Маркусу, который запихнул моток обратно в мешок. Мы пролезли в окно, закрыли его и запрыгнули обратно в коляску под брезент, оба дыша, как маленький Майк.

— Что делать будем? — спросил я. Тяжело вздымавшаяся грудь мешала говорить шепотом.

— Ш-ш! — отозвался Маркус.

Долгие секунды мы просто прислушивались. Во дворах за конюшней лаяли собаки, а издалека доносились вопли Михея Хантера, хотя слов было по-прежнему не разобрать.

— Думаю, все будет в порядке, — наконец сказал Маркус. — Люди в округе, должно быть, привыкли к таким его выкрутасам. Нам нельзя паниковать. — Он извлек часы и посмотрел на них. — Люциус должен прибыть в ближайшие полчаса. Просто отдышись и не двигайся.

Я последовал приказу, глубоко вдыхая воздух и поглаживая сбитого с толку Майка через кожу мешка.

— Вот дерьмо, — произнес я, когда смог говорить тише. — Похоже, старый маньяк действительно мог меня пристрелить.

— Это все фейерверки, — сказал Маркус. — И морфий. Она дает ему лошадиную дозу, прежде чем уйти на ночь из дому. Если человека разбудить в первые два часа после такой мощной инъекции, бредить он будет изрядно. Похоже, Хантер решил, что снова оказался на войне, — а тебя принял за какого-то мальчишку из конфедератов, которого по ходу дела когда-то застрелил. — Маркус умолк, чтобы отдышаться. — Что с ребенком?

— Долгая история, — отвечал я. — Она там, внизу, это точно — вряд ли мы тут ошиблись. Но вот пробраться к ней будет трудновато. Может, и вовсе невозможно. Полки с консервами — вроде как механическая дверь, и она не поддалась. Впрочем, я кое-что другое нашел…

Я немедля замолчал, услышав тихое постукивание по борту коляски.

— Стиви? Маркус? — Это был детектив-сержант Люциус. — Вы здесь?

— Да, — отозвался Маркус. — И с нами все в порядке.

— Я слышал крики, — продолжил Люциус. — В доме. Что случилось?

— Позже, — прошептал Маркус. — Увози нас отсюда!

— Что с девочкой? Нашли ее?

— Люциус! Увози нас отсюда — сейчас же!

Через несколько секунд коляска покатилась к выходу из конюшни. Люциус притормозил, чтобы расплатиться со служителем, а потом выехал на улицу, поворачивая влево: он справедливо решил направиться вверх вдоль реки, как можно дальше от логова Пыльников. Через полквартала он как следует хлестнул Фредерика, и, почувствовав, что экипаж повернул вправо, мы с Маркусом решили, что из-под брезента можно выбираться без опаски.

Небо над Гудзоном еще сверкало фейерверками, а по всему берегу за ними наблюдали группки людей. Но мы не стали останавливаться ради такого развлечения, продолжив галопом нестись вперед, к № 808 на Бродвее. Люциуса переполняли вопросы, но Маркус велел держать их при себе, пока не доберемся. Я приоткрыл мешок, чтоб проверить, все ли хорошо с Майком, — и он уставился на меня, все еще очень возбужденный, но уже не такой дикий. Я глубоко вздохнул и откинулся на сиденье коляски, достал из-под рубашки украденные бумаги и вручил их Маркусу, потом прикурил сигарету и предложил ему.