Варяжский сокол - Сергей Шведов

– Но я почти уже сговорился с рабби Авраамом, – попробовал увильнуть Вениамин.

– Я все сказал, бек, – жестко оборвал его Обадия. – Я сам выступлю ходатаем перед ганом Бурундаем за твою дочь. А к тебе у меня последний вопрос, ган Карочей, – сколько стоит каганская булава?

– Миллион денариев, – не моргнув глазом, отозвался скиф.

– Ну что ж, – холодно произнес Обадия. – Цифра названа, осталось только довести ее до ушей рабби Иегуды.

Глава 10

Амастрида

Боярин Драгутин остался доволен заключенным с каганом Турганом договором. Однако Осташ знал, что в окружении боярина есть человек, которому этот договор придется не по вкусу. Но, к его удивлению, Воислав Рерик, приглашенный на атаманский круг, отнесся к замирению с хазарами совершенно спокойно. Во всяком случае, он ни словом, ни жестом не проявил своего неудовольствия. Более того, Рерик от лица своих ротариев выразил согласие принять участие в налете на Амастриду. Вопрос этот был решен давно, ибо в данном случае затрагивались интересы не только каганата, но едва ли не всего славянского мира. Византия, оправившаяся от поражения, ныне проводила жесткую политику в отношении славянских племен, окружающих ее с севера, оказывая на них прямое военное давление не только на Черноморском побережье, но и на Балканах. В данном случае причудливо сошлись интересы кагана Славомира, кагана Тургана, киевского князя Яромира и новгородского князя Гостомысла, стремившегося укрепить свои позиции не только в Русалании, но и в далеком Приазовье, которое на брегах Ладоги далеко не случайно называли Тмутараканью. Земли в Приазовье были богатейшие, что позволяло тамошним городам вести торговлю по всему побережью не только Азовского, но и Черного морей. Хитроумные тмутараканские князья, ганы и купцы умудрялись ладить и с атаманами, и с каганом, а в последнее время все чаще поглядывали на Византию, пытавшуюся утвердить свою гегемонию на Черном море. Поход русов должен был показать ромеям, что Черное море, издревле называвшееся еще и Русским морем, таковым и останется до скончания веков. Возглавить поход русов атаманский круг поручил Огнеяру. Всего под рукой атамана собралось пять тысяч ротариев и викингов на ста ладьях. Можно было, конечно, поднять и больше, но атаманы не слишком доверяли хазарам. Конечно, Турган не станет нарушать данное слово, но что помешает его ближникам или тому же Обадии подкупить кочевые племена и натравить их на беззащитную Русаланию? Поэтому боярин Драгутин поддержал предложение гана Лебедяна оставить киевлян и новгородцев, пришедших на помощь русаланам, для защиты правобережья Дона. Пятнадцать тысяч ратников в дополнение к местному ополчению – сила вполне достаточная, чтобы отбить охоту у степных коршунов соваться на эти земли даже в отсутствие ротариев. К тому же перед Драгутином стояла грандиозная задача – строительство на правом берегу Дона еще пяти крепостей в дополнение к уже воздвигнутой Варуне. Эти крепости послужили бы надежной защитой от хазарских и печенежских набегов не только Русалании, но и Киева. Великий князь Яромир, поначалу косо смотревший на затеи среднего сына, ныне под влиянием ближников изменил свою позицию и прислал на помощь Драгутину хорошо вооруженную дружину во главе с княжичем Диром. Возможно, на позицию великого князя повлияла смерть старшего сына, сделавшая Драгутина прямым наследником киевского стола. Пока что семидесятилетний князь Яромир уверенно держал бразды правления в княжестве, но все понимали, что его естественный закат уже не за горами. Далеко не всем в окружении Яромира боярин Драгутин, которого все чаще и по праву называли князем, был по нраву, но его законных прав на великий киевский стол не мог оспорить никто, в том числе и младший брат, княжич Дир, уступавший боярину и умом, и опытом, и годами. Диру едва исполнилось двадцать пять лет, и известен он был Киеву разве что пьяными выходками да неразборчивостью в отношении женщин. Разгульное поведение младшего сына вызвало законное недовольство великого князя Яромира, и он отослал Дира, несмотря на мольбы его матери, в не такую уж далекую Русаланию. Впрочем, княжича Дира немилость отца, видимо, нисколько не огорчила, ибо улыбка не сходила с его красивого свежего лица. Он быстро сошелся с младшими братьями Рериками, Сиваром и Труваром, и теперь эта троица кутила напропалую, ухлестывая за всеми попадавшими в поле их зрения женками и девками. Толку от Дира не было никакого, и Драгутин даже обрадовался случаю спровадить буйного княжича подальше, ну хотя бы в Амастриду, куда он так рвался.

– Присмотри за ним, – попросил Драгутин Осташа, которого атаманский круг определил в первые помощники Огнеяру.

– Обломается, – утешил даджана боготур. – Пить в походе никто ему не позволит, князь он там или не князь. А насчет младших Рериков я поговорю с Воиславом, он своим братьям мозги быстро вправит.

– Ты с ним о кагане поговори, как бы он глупостей не наделал. Пророчество пророчеством, а жизнь жизнью.

– А ты, выходит, став князем, потерял веру в вещие сны? – насмешливо спросил Драгутина боготур.

– Не все сны, даже вещие, сбываются при нашей жизни, Осташ, – невесело усмехнулся даджан. – Мне тоже был сон, где на столе в княжьем тереме лежала моя голова. Покойный кудесник Солох предрек, что ни мне, ни моим потомкам не быть великими князьями.

– Тогда почему бы тебе не стать каганом?

– Я свой род веду от Кия, боготур, а не от Додона, – надменно вскинул седеющую голову Драгутин. – Склавиния – моя вотчина, а более мне не надо. И бог мой, хоть и уходит корнями в арийскую древность, все-таки не Перун и не Световид. Я даджан, Осташ, а не рус и не ротарий. Я уже принес клятву своему богу и изменять ей не собираюсь, даже ради кагановой булавы.

– Но ведь Турган не рус и не ротарий, а его предок Булан был туранцем.

– У ариев и туранцев один прародитель – Род, – возразил Драгутин. – Булан, прежде чем стать каганом, принес клятву Перуну, и, в отличие от своего потомка, он стал русом и ротарием. А матерью его детей была женщина из рода Додона. Нам ведь и сефарды не чужие, Осташ, они семитского корня, как и арабы. У нас один Создатель, как бы мы его ни называли – Род, Яхве, Сварог. Но пути братьев порой расходятся слишком далеко. Вот в чем сложность, боготур.

Путь до Амастриды был не близок, и, чтобы скоротать его, Осташ подсел в ладью Воислава Рерика. Под Воиславом теперь ходило три ладьи и полторы сотни ротариев. Третью ладью он приобрел уже здесь, в Русалании, на деньги, полученные с гана Карочея, а полсотни ротариев сами пришли к удачливому атаману. Немалой оказалась и доля Рериков в огромном пироге, отобранном у слишком самоуверенного Обадии расторопными русаланами. Так что нищий прежде князь мог и удвоить количество своих ладей, но предпочел этого не делать.