Имя ветра - Патрик Ротфусс

Я покачал головой:

— Выкиньте эти лохмотья, а лучше сожгите и последите, чтоб никто случайно не вдохнул дым.

Он снова расхохотался.

— Но у меня тут остались другие вещи, — напомнил я.

Трактирщик кивнул и постучал себя по носу:

— И то правда. Секунду.

Он повернулся и исчез за дверью позади стойки.

А я стал рассматривать зал. Теперь, когда я не привлекал враждебных взглядов, он выглядел по-другому. Каменный очаг с черным закипающим чайником. Кисловатые запахи лакированного дерева и пролитого пива. Негромкий гул разговоров…

Я всегда питал склонность к тавернам — видимо, оттого что вырос на дорогах. Таверна — безопасное место, своего рода убежище. Мне вдруг стало так уютно и легко, а в голову пришла мысль, что неплохо бы стать хозяином такого вот заведения.

— Вот они. — Трактирщик положил на стойку три пера, бутылочку чернил и расписку из книжной лавки. — Это меня озадачило почти так же, как то, что ты убежал без одежды.

— Я собираюсь в Университет, — объяснил я.

Он поднял бровь:

— А ты не маловат?

Я почувствовал нервный холодок от его слов, но стряхнул его.

— Там всяких берут.

Он вежливо кивнул, словно это объясняло, почему я появился босой и воняющий трущобными переулками. Подождав немного, чтобы посмотреть, уверен ли я в своем решении, бармен налил себе выпить:

— Не обижайся, но ты действительно больше не выглядишь человеком, который захотел бы мыть посуду.

Я открыл рот, чтобы возразить; железный пенни за час работы — не та сделка, которую я мог с легкостью отвергнуть. Два пенни равнялись буханке хлеба, а за прошедший год я был голодным бессчетное число раз.

Но тут я увидел свои руки на стойке: такие чистые и розовые, что и сам едва узнал их.

И понял, что не хочу мыть посуду: у меня есть дела поважнее. Я встал из-за стойки и вынул из кошелька пенни.

— Где лучшее место, чтобы найти караван на север? — спросил я.

— Площадь Гуртовщиков, на Холмах. Около четырех сотен метров от мельницы на Зеленой улице.

При упоминании Холмов по моей спине пробежал тревожный холодок. Я постарался не обращать на него внимания и кивнул.

— У вас чудесный трактир. Был бы счастлив завести такой, когда вырасту. — Я отдал трактирщику пенни.

Тот расплылся в широченной улыбке и отдал пенни обратно:

— С такими комплиментами можешь приходить в любое время.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

МЕДЯКИ, МОСТОВЫЕ И ТОЛПЫ

Когда я вышел на улицу, до полудня оставалось около часа. Солнце сияло в небе, и камни мостовой под ногами были теплыми. Говор рынка разрастался в непрерывный неровный гул. А я наслаждался великолепным ощущением полного желудка и чистого тела.

Но под ложечкой у меня ныло — такое беспокойство появляется, когда кто-то смотрит тебе в затылок. Это чувство преследовало меня, пока инстинкты не взяли верх и я не скользнул рыбкой в боковую улочку.

Я постоял там, прижавшись к стене, и ощущение испарилось. Через несколько минут я почувствовал себя идиотом: я доверял инстинктам, но время от времени они поднимали ложную тревогу. Выждав еще несколько минут, просто на всякий случай, я вышел на улицу.

Беспокойство вернулось почти немедленно. Я шел как ни в чем не бывало, стараясь понять, откуда же оно берется. Но через пять минут не выдержал и свернул в переулок, разглядывая толпу в поисках того, кто меня преследует.

Никого. Еще полчаса и два переулка окончательно вымотали мне нервы, но я наконец понял, в чем дело.

Я странно чувствовал себя в толпе.

За последние пару лет толпа стала для меня частью городского ландшафта. Я мог прятаться в ней от стражника или хозяина лавки, мог двигаться сквозь толпу, чтобы попасть туда, куда мне надо. Я даже мог идти в том же направлении, что и толпа, но я никогда не бывал ее частью.

Привыкнув, что все меня игнорируют, я чуть не сбежал от первого же разносчика, попытавшегося мне что-то продать.

Как только я догадался, что меня беспокоит, большая часть тревоги исчезла, ведь страх обычно приходит от незнания. Я понял, в чем дело, и осталась лишь проблема, которой незачем бояться.

Как я уже упоминал, Тарбеан делился на две большие части: Холмы и Берег. Берег был бедным, Холмы богатыми. На Берегу жили воры, на Холмах бандиты. Прошу прощения, банкиры.

Я уже рассказывал о своем злополучном походе в Холмы. Так что, возможно, вы поймете мои ощущения, когда толпа передо мной вдруг на мгновение расступилась и я увидел именно то, что выглядывал, — стражника. Я нырнул в ближайшую дверь, сердце мое колотилось как бешеное.

Целую минуту я напоминал себе, что я уже не тот грязный маленький побродяжка, которого избили два года назад. Теперь, чистый и хорошо одетый, я выглядел как местный. Но старые привычки умирают долго. Я изо всех сил сдерживал черно-алую ярость, но не мог понять, злюсь ли я на себя, на стражника или на весь мир. Возможно, на все понемножку.

— Да будет вам благо, — раздался жизнерадостный голос из-за занавешенной двери.

Я оглядел лавочку. Свет из переднего окна падал на заваленный верстак и множество пар обуви на полках. Не самый худший выбор магазина, решил я.

— Дайте-ка угадаю… — снова послышался голос из задней комнаты. Из-за занавески появился седовласый человек с длинным лоскутом кожи в руках. Он был невысокий и сгорбленный, морщинистый и улыбчивый — такими обычно рисуют дедушек. — Вам нужны туфли.

Он застенчиво улыбнулся, словно его шутка была парой старых башмаков, давным-давно сносившихся, но слишком удобных, чтобы выбросить. Потом посмотрел на мои ноги. Я тоже невольно посмотрел на них.

Конечно, я ходил босиком. У меня так давно не было башмаков, что я даже не думал о них. По крайней мере, летом — зимой я о них мечтал.

Я поднял взгляд. В глазах старика плясали искорки, словно он не мог решить, будет смех стоить ему покупателя или нет.

— Наверное, мне нужны туфли, — признал я.

Он рассмеялся, провел меня к креслу и руками обмерил мои босые ноги. К счастью, улицы были сухими, так что стопы просто запылились от камней мостовой. Если бы шел дождь, они бы еще и перепачкались.

— Давайте посмотрим, что вам нравится и есть ли у меня что-нибудь на вашу ногу. Если нет, я могу сшить или подогнать пару на вас за час-другой. Итак, для чего бы вы хотели туфли? Для ходьбы? Танцев? Верховой езды?

Старик откинулся назад на своем табурете и снял пару с полки за спиной.

— Для ходьбы.

— Так я и думал. — Он проворно натянул мне на ноги пару чулок, словно все покупатели приходили к нему босыми. Потом вставил мои ноги в туфли с пряжками, сшитые из чего-то черного. — Как эти? Походите немного, чтобы проверить.