Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник) - Леонид Каганов

Разлетелось стекло во втором окне.

– Ах вы, сволочи! – закричала Мария Лукьяновна, в сердцах потрясая кулаками. – Я вам дорожки подметала! Я говно птичье с вас вытирала! Что ж вам надо от меня, прости господи?!

Мертвецы на мгновение притихли, словно прислушивались, потом залопотали с новой силой. Разбилось третье окно, с другой стороны дома.

– Да что ж делается?! Брежнев, что ли, помер, не дай господь?! Или война?! – Мария Лукьяновна опомнилась, вскочила с кровати и включила телевизор. Черно-белый «Рекорд» загудел, прогреваясь, потом выдал изображение – на сцене плясали балерины в паскудных коротких юбках, высоко задирая ноги. Наверное, войны все же не было, хотя насчет Брежнева оставались вопросы. Махнув рукой, Мария Лукьяновна нагнулась, откинула половик и открыла люк погреба. Затем подхватила с пола кочергу, спустилась вниз и захлопнула за собой тяжелую крышку.

– Буду тут сидеть, пока не сдохну, – сказала она сама себе, закрывая люк на шпингалеты. – Картоха есть, варенье есть, канпот есть, капуста квашеная тоже… И бражки целая фляга.

С этими словами смотрительница кладбища звонко шлепнула ладонью по боку сорокалитрового алюминиевого бидона, украденного с молочной фермы.

В пустой комнате звучала музыка Чайковского – балет «Лебединое озеро» в хореографии Мариуса Петипа, но ожившим мертвецам на это было совершенно наплевать.

Да они и плевать-то не могли.

Первый секретарь райкома КПСС Зыбин был уже в курсе. Когда Дворецкий и Обуваев мимо оторопевшей секретарши вошли в кабинет, в нем сидели сам Зыбин, председатель райисполкома Макаренко и замначальника милиции майор Попа. Попа был молдаванином, которые порой назывались еще более богомерзко, но среди жителей среднерусской полосы обладатель такой фамилии никаким авторитетом, ясное дело, пользоваться никак не мог. В устных речах и докладах Попу аккуратно именовали с ударением на последнюю букву – на французский манер, но в народе ударение ставили как привыкли сызмальства, а в основном так и вообще звали несчастного майора на букву «Ж».

Все трое внимательно смотрели в телевизор – цветной «Садко», где на сцене плясали балерины в паскудных коротких юбках, высоко задирая ноги.

– Ничего не понимаю, что происходит, – грустно сказал Зыбин, не обращая внимания на вошедших. – В обком звоню – говорят, сами перезвонят, потом трубку перестали брать… В облисполкоме та же хреновина… Куда Фирсов делся?

– У него обед, Илья Ильич, – вставил Попа.

– Сам он обед, – гулко брякнул главврач.

Три пары глаз повернулись к нему.

– В смысле? – спросил Попа.

– А вы как здесь оказались? – спросил Зыбин.

– Э-э… – сказал Макаренко.

– Сожрали полковника, – подтвердил Обуваев. – У нас там внизу водитель, он тоже может подтвердить. Мертвецы ожили и сожрали.

– Вы что там, пьете у себя в больнице?! – рассвирепел первый секретарь. – У меня тут хулиганы… народные волнения, как в Новочеркасске, не дай бог! Люди звонят, черт знает что несут, в обкоме не мычат не телятся, еще и вы с мертвецами!

– Мы серьезно, Илья Ильич, – сказал Дворецкий и сел на стул, хлипко заскрипевший под огромным телом главврача. – Не знаю, эпидемия это или, может, Америка бактериологическое оружие применила, но в морге у нас мертвецы ожили. И на кладбище, похоже, тоже.

– Нам на лекции в области рассказывали, за границей кино такое показывают – как мертвецы оживают и всех едят, – сообщил Макаренко. – Называется фильмы ужасов.

– Мужики, вы совсем охренели? Что я, в обком про мертвецов докладывать стану?! – воззрился на собравшихся первый секретарь. – Меня ж снимут сразу. Потом даже на сушзавод начальником цеха не возьмут.

– Кстати, сушзавод… – пробормотал задумчиво главврач. – Там же тоже кладбище Варваринское совсем рядом… Да и от нас недалеко…

Зазвонил телефон. Зыбин снял трубку, послушал, передал Попе:

– Тебя.

Майор, сглотнув слюну, спросил:

– Але? Попа у аппарата.

Все таращились на милиционера. Тот молчал, кивал головой, потом вытер ладонью пот со лба, решительно сказал в трубку:

– Открывайте оружейку. Под мою ответственность. Фирсов… Фирсов погиб. Как-как, так! Все, выполняйте!!

Рычаги телефона звякнули.

– Мы потеряли пять человек. Шесть – с полковником… – убитым голосом сказал Попа. – В обоих школах пока тихо, там наши, занятия прекращены, детей – по домам… вот только как по домам? Родители ж на работе или вообще черт знает где они теперь… УВД консультируется с Москвой, наши с ними связывались – везде так. Во всем Союзе. Звоните в обком!

– Я не могу, – начал было объяснять первый, но майор вскочил, треснул кулаком по столу и закричал:

– Звоните в обком! Я коммунист, я, если что, свой билет положу, на себя все возьму! Говорят же – во всем Союзе так!

Зыбин потянулся к телефону. Неожиданно музыка Чайковского, лившаяся из динамиков «Садко», прервалась, экран погас, появилась настроечная таблица.

– Опа, – сказал Попа.

– И связи нет, – добавил Зыбин, бросая трубку прямо на стол. Сказал он это с некоторым удовлетворением, потому что звонить в обком теперь уж точно не приходилось. Обуваев посмотрел в строгие глаза ленинского портрета, висящего на стене, хотел сказать что-то неуместное, но тут в приемной дико завизжала секретарша. Первым туда бросился майор, за ним – Дворецкий, Обуваев успел третьим.

Секретаршу жрал покойник. Причем это был вовсе не кладбищенский покойник или тварь из морга, а продавщица из коопунивермага Люся, у которой еще вчера вечером Обуваев покупал батарейки для электрического будильника. Люся была в окровавленном рабочем халате голубого цвета, белокурые волосы с кудрявой «химией» содраны с черепа и свисали на спину. Схватив секретаршу за пышный бюст, продавщица с наслаждением грызла левую грудь. В зрелище этом было нечто непристойно-манящее, но разглядывать никто не стал. Попа схватил левой рукой покойницу за плечо, отшвырнул к несгораемому шкафу, правой рукой вынул из кобуры «Макаров» и два раза выстрелил Люсе в грудь. Люся ударилась спиной о железную стенку шкафа и сползла на пол, но тут же начала неуклюже подниматься, щелкая зубами. В полуоторванном ухе блестела золотая сережка с фальшивым рубином.

– Сучка, – коротко сказал Попа и выстрелил еще раз.

Пуля попала в живот, Люся снова треснулась о шкаф и снова стала подниматься, подвывая. От сотрясения со шкафа упал бронзовый бюстик Дзержинского, подаренный Зыбину коллективом райотдела милиции на прошлое Седьмое ноября. Дзержинский с отвратительным хрустом воткнулся в лысый череп продавщицы, пробил его, вошел наполовину и застрял. Задергавшись, Люся ничком упала на паркет и больше уже не поднималась.

– Значит, в голову их надо, – заключил майор, опуская пистолет.

– Послушайте, но она же не из этих… Она же живая была! Вчера еще видел! – забормотал Обуваев, всплескивая руками. – Это получается, в самом деле – эпидемия?

– Ее укусили. Она умерла, потом встала, пришла сюда, – рассуждал вслух главврач. Потом покосился на всхлипывающую секретаршу, пытавшуюся лохмотьями гэдээровской блузки кое-как прикрыть искусанные перси. – Ты как?

– Ж-живая… – пролепетала та. – Я в аптечке… йод…

Из двери кабинета аккуратно выглянул Зыбин.

– Кто стрелял? – спросил он.

– Я, – сказал майор. – Хреновое дело, товарищ Зыбин.

Разумеется, сидящие в здании райкома партии не могли знать в деталях о том, что же происходит в Энске.

Они не знали, что уцелевшие рабочие сушзавода закрылись в одном из цехов и отбивались от наседающих покойников, швыряя в них банками с готовой продукцией и поливая уксусной эссенцией. Часть из них пыталась прорваться с территории на грузовике, вывозя в том числе женщин из заводоуправления, но мертвецы заблокировали ворота своей массой, и всех, кто был в машине, растерзали.

Они не знали, какой бой дали покойникам учащиеся находящегося рядом с кладбищем сельского среднего профессионально-технического училища. Будущие трактористы-машинисты широкого профиля поступили хитро. Сдержать лезущих в огромные окна первого этажа мертвецов они не могли, но на второй этаж училища можно было подняться только по широкой кованой лестнице, благо находилось оно в бывшей помещичьей усадьбе. Лестницу завалили учебными экспонатами – сеялками, веялками, культиваторами и прочей сельскохозяйственной фигней, в руки взяли длинные острые ножи от косилок. Набравшиеся опыта в драках район на район и деревня на деревню пацаны держались несколько часов, сбивая все новые волны покойников, а затем отступили на чердак. С высоких лип возле училища на кровавую суету недоуменно смотрели из своих гнезд аисты.

В ЦРБ с эвакуацией не успели. Умерший утром циррозник поднялся с каталки и загрыз двух санитарок и старшую медсестру еще до того, как завполиклиникой успел исполнить указания Дворецкого. Лежачие больные кричали, дожидаясь своей участи и глядя на то, как мертвецы расправляются с ходячими больными. Страшнее всего было в детском отделении, но там и закончилось все куда быстрее.