Врачу, исцелись сам! - Владимир Митрофанов

Тут же Вахромеев вспомнил, что у одних знакомых ребят, кажется, у

Ветра, на даче жила довольно долго такая же девчонка неизвестного роду-племени, сбежавшая от родителей или из интерната, уже вдоволь поболтавшаяся по вокзалам, и прихваченная им где-то совершенно случайно – буквально с обочины. Дома девчонка отмылась и стала очень даже ничего. Юная мастерица миньета, она была счастлива только тем, что у нее есть место, где жить. Обслуживала всех бесплатно, когда скажут. Впрочем, было такое ощущение, что выполнение сексуальных обязанностей и мытье посуды она считала равноценными. И опять же создавала некий уют, убиралась в доме. К уборке и порядку явно была приучена. Несмотря на сопливый возраст, хозяйка оказалась замечательная. В доме у Ветра теперь царили чистота и порядок. А если чего не так – можно было дать пинка или подзатыльник, и она тут же забивалась в угол так, что ее не было ни видно, не слышно. Ветр выдавал иногда ей тыщонку-другую – на тампоны и косметику. А одежды ей собой и не требовалось, поскольку она из дома почти никуда не выходила. Ни метрики, ни паспорта у нее не было, и сколько лет ей было по-настоящему она не говорила: по внешнему виду была совсем соплячка – груди как кулачки, а по глазам, взгляду и опыту – тянула и на все двадцать пять. При всем том, что она умела и вытворяла, по сути своей натуры она вовсе не была проституткой. Видимо, она просто попала в такую среду, где от нее требовали только одно: помыть пол, посуду и сделать секс. Она была бы прекрасной домохозяйкой и заботливой женой, но у нее пока не было возможности ими стать.

Средневозрастные богачи вообще любили девочек-подростков. С ними не требовалось никаких бесед, никакого напряжения. Совершенно ненужная часть общения, которая неизбежно присутствует с взрослыми женщинами, начисто исключалась. Взрослые женщины всегда или хотят завести серьезные отношения, или же им надо за секс хорошо платить.

С ними неизбежно надо было строить какие-то отношения либо коммерческие либо эмоциональные и вести разговоры, а любые беседы надоедали и на работе. Эти же девочки-подростки хотя и были дуры дурами, но и это тоже было прикольно. Например, можно было их напоить и потом заставить драться голыми. Им можно было вовсе ничего не платить за секс, а дать какую-нибудь безделушку или пустить поплескаться в бассейне, или просто накормить от пуза.

– Она тебя как-нибудь обнесет, – говорили Ветру друзья.

Тот только смеялся. Он к ней уже привык. Она стала неотъемлемой частью интерьера, а о завтрашнем дне Ветр вообще никогда не думал.

Ко всему этому, казалось бы и не к месту, Вахромеев с ужасом вспомнил еще один давний жизненный эпизод, когда был на свадьбе у армейского дружка – почти сразу после дембеля. Безобразная была та свадьба, потому что все в конце концов перепились, передрались, а по роже досталось даже тамаде. Сам Вахромеев болтался по дому, представлявшему собой что-то типа барака – искал, где бы спокойно блевануть, и вдруг в какой-то подсобке увидел невесту, которую с двух концов драли два каких-то парня, один из которых при ближайшем рассмотрении оказался не кто иной как свидетель со стороны жениха.

Кстати, невеста потом появилась за столом рядом с женихом как ни в чем не бывало: веселая и довольная – разве что немного помада на губах немного смазалась. А эта сволочь-свидетель, подсев к жениху, что-то веселое проорал ему в ухо и еще похлопал его, пьянющего, по плечу. Невеста между тем прополоскала рот шампанским и проглотила с видимым наслаждением, потом они с женихом долго целовались под крики: "Горько!" Приятель-свидетель сидел в это время с торжествующим лицом, свысока смотрел на жениха и гостей. На лице явно читалось: "Я их всех отымел!" Позже это глумливое тупое рыло не раз всплывало у него перед глазами, когда он пытался представить, кто же это пишет гнусные надписи на стенках в туалетах или комментарии на сайтах с подписью "Ононим", типа: "А вот я эту сисястую телку трахнул бы по самые уши!", или жесткая констатация:

"Тема траха не раскрыта", или "Это самое наиговнейшнее говно из всего всемирного говна!"; или лицо того ублюдка, кто опять нассал в лифте.

Вахромеев свой дорогой мобильник в тот же день, как только получил мерзкие снимки, выбросил, – больше не мог держать в руках, ему казалось, что трубка несмываемо запачкана чем-то мерзким. И даже руки после этого вымыл. Он еще подумал, что, например, где-нибудь на

Кавказе, да и вообще на Востоке, такую мерзость сделать было бы просто невозможно. Никто бы не решился. Отправитель прекрасно бы понимал, что был бы убит без колебаний. Многочисленные братья невесты непременно разорвали бы его на куски. Но ведь и сама она уже никогда бы не вышла замуж, поэтому сама восточная женщина ни за что не пошла бы на это.

Вечером был в плохом настроении, жене рассказывать детали дела не счел нужным. Сослался на проблемы на работе и головную боль.

Утром вместе с Палычем определили местонахождение обоих телефонов:

Светкиного и того ублюдка с лиловым членом. Вне ожидания, они оказались в совершенно разных местах. Дочка, судя по местоположению, находилась у матери. А этот лиловый член вообще телефон вдруг выключил и как будто испарился. Видно его те бритые все-таки предупредили. Надо было его найти и узнать, кто его научил послать эту мерзость. Судя по всему, он сам бы до этого просто не дошел. Да и чего ему до Вахромеева?

Подъехали к указанному месту. Встали в пределах видимости всех подъездов панельного дома. Из дома вышел парень, пошел по тротуару, оглядываясь.

– Телефон у него должен быть включен. Я сейчас наберу номер!

Подождали. Увидели, как парень вытащил трубку, спросил "Чего надо?", и услышали это в трубке через громкую связь.

– Он!

Через минуту Женя уже тащил его за шкирку к машине.

– Она сама послала фотку вам с моего телефона! – всхлипнул парень, размазывая под носом кровь. – Она сама попросила ее снять! Мне-то это зачем, что я – больной, что ли? – Он был реально напуган, только что не обмочился. Напоследок Женя ударил его коротко в челюсть, и парень упал на газон – на грязный снег.

Назад ехали молча.

Все было ясно. Однажды Вахромеев из той семьи ушел, и теперь получил за это расплату. За все в этом мире приходится платить.

Возможно, Борисков его бы и понял. Родители получаются всегда виноваты. Борисков однажды сходил в специальный районный центр к психологу по проблемам трудных подростков. Борисков искал причины в дочери, а оказалось, что все дело, оказывается, было в нем самом.

Оказывается, он просто был плохой отец, причем плохой на глубинном уровне, по самой своей сути.

– Что вы можете рассказать про нее? – спросила женщина-психолог, явно скучая.

– Ничего. Я про себя-то ничего не могу рассказать! – промямлил изумленный Борисков.

Больше он с психологом не встречался.

Наконец Лиза выкинула следующее: некоторое время поболтавшись, и, будучи всего восемнадцати лет от роду, она стала жить у какого-то мужика без оформления законного брака. Так называемый бойфренд Лизы

(от слова "сожитель" Борискова всегда бросало в дрожь; "сожитель" в его представлении представлял собой всегда хмельного небритого мужика в растянутой майке и в приспущенных семейных трусах; картину завершала непременная закушеннная в углу рта "беломорина").

"Гражданский муж" говорить было бы тоже неправильно, поскольку гражданским называют как раз зарегистрированный брак, а если они еще и венчаны – то это уже и церковный брак. Термин "гражданский брак" бы придуман специально для женщин, чтобы они как бы считали себя замужними. При статистических опросах в таких ситуациях женщина обозначает себя как находящуюся замужем, а мужчина – как неженатый.

Впрочем, Борисков знал одного такого человека, у которого была законная жена с печатью в паспорте (то есть гражданский брак), а с любовницей он повенчался (церковный брак). Ни там, ни там он законов вроде бы не нарушил. И обе женщины были довольны, хотя, впрочем, кажется, и не подозревали о существовании друг друга.

Борисков в специфику своей профессии очень внимательно относился к терминам. Так уж он был обучен. И на клинических разборах по этому поводу всегда были свары. И может быть, правильно. Поскольку не тот термин – это не тот диагноз, а тут недалеко и до врачебной ошибки, неправильно назначенного лечения. Профессора могли часами толочь воду в ступе: например, утверждали, что правильно говорить не

"стадия обострения", а "фаза обострения", и что правильно не "вирус

Эпштейна-Барра", а "вирус Эпштейна-Барр", поскольку Барр – это фамилия женщины – Марии Барр. И что целлюлит – это воспаление соединительной ткани между смежными тканями и органами, а вовсе не отложение подкожного жира с формированием "апельсинной корки". Но пациенты-женщины этого слова "ожирение" очень не любили. Борисков обычно и в диагноз при выписке ожирение не писал, естественно, если это было не принципиально важно для ведения больного. С жиром женщинам не повезло. Известно, что толщина кожи является гормонально-зависимым параметром. Кожа у женщин тоньше, чем у мужчин, в то время как толщина подкожного жирового слоя у женщин больше. Кроме того, установлено, что в возрастном интервале от пятнадцати лет и до глубокой старости удельный вес коллагена в коже мужчин выше. Что ж, с другой стороны у женщин зато не бывает импотенции.