Сулейман. Султан Востока - Гарольд Лэмб

Простые слова на турецком. Под пером поэта они приобретали необыкновенное звучание. Откуда мог знать Баки, что Сулейман, оступавшийся так часто, стремился к тому, что выражено в словах поэта, и не достиг этого?

Много лет назад Сулейман, увлеченный, подобно Баки, поэзией, смотрел, как прекрасная молодая женщина, Гульбехар, украшала шкатулку с его дилетантскими виршами…

Позвав начальника стражи, Сулейман приказал ему привести несколько девушек из старого дворца. Выбрав одну из них, он подарил ее Баки.

— Пусть у него будет собеседница, — сказал султан.

Возможно, когда по пятницам он въезжал в ворота Сулеймании, юноши вроде Баки видели великолепие его свиты, развевающиеся на их головных уборах плюмажи и восхищались могуществом своего правителя. Сам же Сулейман, когда слезал при помощи слуг с коня, ощущал острую боль, идущую от ног по всему телу, и все плыло перед его глазами.

Секретарь венецианского посольства Марк Антонио Донини, внимательно следивший за султаном, отметил, как монарх в последнее время постарел. «Немощный телом, отечный, с распухшими ногами и отсутствием аппетита, султан имеет скверный цвет лица. В минувшем походе у него было четыре или пять обмороков. По общему мнению, он недалек от смерти… Дай господь это. Его смерть станет благом для всего христианского мира».

Величайшим благом для всего христианского мира стала смерть Баязида. Сулейман понимал значение этой потери. Правление робкого Селима не прибавило славы и могущества Османской империи, чего она могла бы достигнуть под руководством двух других его сыновей. Султан, однако, не представлял себе, как велика эта потеря.

У него оставалась лишь одна большая надежда — с годами он научился незаметно брать верх в противоборстве религий. Его миссионеры далеко опережали военную экспансию, которую султан стремился умерить.

Сулейман добивался обращения жителей европейских деревень в свою веру при помощи странствующих дервишей, чтецов Корана и солдат ислама. Крестьяне перебирались в своих телегах через границу на территорию Османской империи, потому что там они могли хранить свой урожай зерна в невероятных количествах. Греческие корабли могли продавать на прибрежных рынках полные лодки рыбы и получать за нее деньги. Жители трансильванских лесов и карпатские славяне принимали ислам не столько из-за материальной выгоды, сколько из-за содержащейся в этой религии идеи общности людей.

Внутри этой общности не было принудительных запретов. Можно было выпросить хлеба, стоя у ворот. Еретики находили здесь якобитские и протестантские церкви. За воротами самого сераля находился каменный бассейн благословенной матери Марии, который все посещали. В мусульманских молитвах постоянно упоминалось имя Иисуса (Иса).

Даже суровый Рустам пытался повлиять на Бусбека, который объяснил, что хочет исповедовать религию, в которой вырос.

— Допустим, — не отставал Рустам, — но что станет с вашей душой?

— За мою душу, — ответил Бусбек, — я спокоен.

Задумавшись на мгновение, визирь сказал:

— Вы правы. Я готов согласиться, что человек, почитающий святость, получит после смерти вечную жизнь, какой бы религии ни придерживался.

Бусбек не мог согласиться с визирем полностью. Он ощущал атмосферу религиозного принуждения. Это было ощущение одинокого человека, плывшего против волны, увлекающей за собой других. К тому времени эта волна поглотила греческие острова и балканские долины. Она пронеслась по восточным степям, почти до стен Москвы.

Внутри империи Сулеймана христиане оказывали сопротивление исламизации только в Черногории. Там на гранитных высотах с отвесными берегами, обращенными к Адриатике, горные сербы сохраняли свои мечи и веру. Их монастыри превратились в крепости, монахи — в воинов, священники — в дипломатов. Среди сербов устно и с помощью печатного станка распространилась легенда о том, что их защитник старых времен Скандербег снова бродит по сербским горам как призрак.

— О, это не просто тень, — говорили они. — Это свобода Черногории. Никто, кроме Господа, не может ее отнять, и кто знает, может, и он устанет от попыток это сделать.

Турки пытались сломить черногорцев, заняв плодородные долины под ними, мобилизовав жителей долин в армию, расселив у подножий гор славян, обращенных в мусульманство. Отрезанные от возделываемых земель, черногорцы продолжали держаться на высотах вровень с облаками, создав таким образом ядро сопротивления туркам.

Эта изолированная общность людей начала борьбу против религиозной экспансии турок гораздо раньше, чем королевские дворы в Вене, Неаполе или Мадриде.

Другим оплотом сопротивления был остров мальтийских рыцарей в горловине Средиземного моря. Рыцари Мальты, превратившие скалы вокруг островной бухты в крепость, были столь же культурно отсталыми и упрямыми, как феодальные сербы. С этого острова их эскадра из семи галер под красными парусами совершала рейды против новых господ Средиземного моря. Их почти никто не поддерживал.

Напуганные испанцы были отброшены турецкими капитанами и маврами-изгнанниками к Гибралтару. Вместо того чтобы стать Новой Испанией, Северная Африка стала ареной экспансии ислама. Испанские конкистадоры, возвращаясь на своих судах с грузами золота из Мексики и Вест-Индии, всячески старались избегать встреч с турецкими кораблями, чтобы добраться до спасительной скалы Гибралтара.

И это все из-за Драгута, который приводил в ужас Филиппа II точно так же, как раньше Барбаросса — Карла. Драгут Анатолийский, склонный к доброте и проказам на досуге, жаждал боя еще больше, чем Барбаросса. Он сражался с Филиппом в самых неожиданных местах.

Каждое лето Драгут навещал Неаполь. Команды его кораблей совершали набеги на Сицилию и заглядывали на Майорку. Проскользнув через Гибралтар, он начал грабить испанские суда, идущие с грузами золота из Атлантики, за несколько лет до того, как этим занялись англичане. Английский посол писал королеве Елизавете: «Мавры разграбили много торговых судов недалеко от Севильи и Кадиса, и среди них три британских корабля с добычей в сто тысяч дукатов».

На кораблях Драгута служили мавры. Филипп II, король Испании, стремившийся восстановить империю отца, Карла, находил, что его капитаны сильно уступают в искусстве мореплавания туркам. Его первая экспедиция попала в ловушку Драгута у острова Йерба. Другие двадцать пять галер утонули во время шторма вместе с адмиралом Хуаном де Мендосой. Пока Филипп признавал свое поражение в поединке с Драгутом.

В 1564 году только Мальта продолжала оспаривать турецкое господство.

Драгут полагал, что атаковать оплот религии слишком опасно. Когда двенадцать лет назад турецкие капитаны совершили набег на Мальту, он изучил укрепления бухты и довольствовался лишь захватом соседнего острова Гоцо.

Для Сулеймана, однако, остров белых камней представлял личный интерес. В молодости он выдворил этих же самых рыцарей из Родоса. Их пребывание на Мальте было вызовом не только ему, султану, но и всему исламу. Если рыцари будут изгнаны и с этого острова, то Средиземноморье станет полностью турецким. Тем не менее Драгут отговаривал султана от нападения на Мальту.

До сих пор Сулейман не приказывал захватывать Мальту. Теперь же, удрученный казнью Баязида и своей болезнью, он решил, что захват Мальты и победа над неверными станет достойным венцом его жизни.

Его ярость против Мальты удачно подогрел мелкий инцидент. Эскадра агрессивных рыцарей на семи галерах под красными парусами, бороздившая воды Эгейского моря, захватила несколько торговых кораблей турок, пока Драгут и Пьяли находились в западной части моря.

Михрмах ухватилась за этот случай, чтобы посмеяться над султаном. В старом дворце она заболела и теперь вымещала свое состояние на отце. Не он ли, говорила она, возглавил армию, чтобы уничтожить Баязида? Не он ли, защитник правоверных от гяуров, осаждал Родос, находящийся в поле зрения с Дарданелл? Отчего же боится напасть на Мальту?

Как повлияли насмешки Михрмах на султана — отдельный вопрос. Бесспорно, в пользу захвата Мальты было настроено общественное мнение. И Сулейман повелел это сделать. Новому сераскеру было поручено сформировать штурмовые части войск и батареи осадных орудий, построить транспортные суда и отозвать для участия в операции морских капитанов из западных районов Средиземного моря.

Султан поставил лишь одно условие. Сераскер и капутан-паша не должны начинать операцию по захвату Мальты, пока ее не одобрит и не примет в ней участие Драгут.

Возможно, на обратном пути у темпераментного Драгута испортилось настроение. Возможно, он не знал точно место встречи у Мальты или не успел собрать корабли, действовавшие у побережья Африки. Но, как бы то ни было, Драгут опоздал. А когда увидел на горизонте белые скалы Мальты и повел свой корабль в бухту, услышал, что на мысе, где располагался форт Сент-Эльмо, грохочут пушки.