Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

Катаев, трудолюбивым муравьём, обежал все кабинеты прокуратуры и комендатуры, жилые помещения и другие места возможного появления руководства.

Ни где не обнаружив их присутствия, Костя попёрся в «обитель зла» — кабинет инспекторов штаба. Там, он напрямую спросил, нелюбимого всеми операми, за постоянные попытки аннексирования видеомагнитофона, майора Калугина, о местонахождении высших сил Центра Содействия.

Майор, покривив рожей на грязную футболку (между прочим «Найк») оперативника, сообщил, что полковник Жоганюк и майор Кутузов останутся ночевать в Ханкале. Чуть не подпрыгнув от такой хорошей новости, Костя скатился вниз по лестнице и, обуреваемый трепетным ожиданием разрядки, умотал в кубрик.

Часам к шести, когда стопроцентно стало ясно, что командования не будет в оперских настроениях завихрились анархические бурунчики.

Вернувшийся к этому времени Ваня Поливанов обстоятельно рассказал о ситуации на Первомайке. На место происшествия, помимо них, всё-таки приехала местная опергруппа. По странному стечению обстоятельств, в её составе оказался (зачем-то, раньше без особого приглашения его не бывало) инженер-взрывотехник. Он и обнаружил в придорожной канаве, в зарослях сорняка, присыпанный каким-то мусором, впритирку к обочине танковый снаряд. Даже не специалисту было видно, что фугас не готов до конца к подрыву. Комок пластиковой взрывчатки одиноко серел на гладком туловище, дуэт провода и электродетонатора лежал чуть в стороне. В этом месте Ванькиного рассказа все участники скоротечной схватки радостно — нервно переглянулись. Забежавший на огонёк Серёга Луковец, не таясь, перекрестился. Божий промысел, а для кого-то «чуйка» не подвели — «духи» убегали, получая свинцовые пинки под крестец, не смонтировав адскую машину.

«Шестерку» Ваня осматривал лично. Никого в ней не было. Он пытался несколько раз сосчитать пробоины, но на двадцать девятой сбился и больше не начинал. Передние сиденья были заляпаны кровью, в промежутке между ними, рядом с открытой дверцей валялись свежие — судя по кисловатому запаху — гильзы ПМ или АПС. В радиусе двухсот метров не было ни раненных, ни убитых. Лишь оранжевая жилетка нашлась в бурьяне. Её Ваня, на всякий случай, захватил с собой.

Один из местных ментов сползал в соседние дома, расположенного на другой стороне улицы, частного сектора. Кто-то из жильцов, без протокола, нашептал про какие-то «федеральные» УАЗики. Но что, как и куда — неизвестно. Вот, в принципе, всё что наработала сдвоенная оперативная группа.

Вологжане уже собирались уезжать, когда на место происшествия прилетели две «девятки» чеченского РУБОПа.

— Они эту «шоху» всю облазили, — рассказывал, не успевший раздеться Поливанов, новости были «горячие» — багажник расковыряли, под капот, везде… По-своему побазарили, «ведро» это сфоткали и уехали..

Разговор происходил на кухне. До начала настоящих посиделок, мужчины, чтобы унять мятежные души, уже вмазали по стакану. Как выразился Бескудников «апперитивнулись». Тенью отца Гамлета, маявшийся по коридору, кухне и кубрику, алкогольно-наркотический Кочур, вскоре заснул на липатовской койке. Лезть на второй ярус, к себе ему было ещё тяжело.

Обсудив с Луковцом ранение Кочура, решили этот факт огласке не предавать, а для тех, кто что-нибудь заметит, придумали басню о гвозде, строительстве бани и неудачном падении. Естественно, со свидетелем — Малдером.

Луковец, дослушав Ванькин рассказ, ушёл к себе, пообещав забежать на праздничный ужин после вечерней сходки в ОМОНе. Дальнейшее развивалось по типовому сценарию тяжелой ментовской пьянки. Все, за исключением дрыхнувшего Кочура, в грамотном темпе закинулись «беленькой». Запили пивом. И так несколько раз.

В этот раз, однако, вновь выскочившие из липких лапок, души требовали более масшабного разгула.

Гапасько сбегал за Серегой Нестеровым, который помимо репутации нормального мужика, душевно играл на гитаре. Не манерничая, он присоединился к застолью, а через полчаса, под «Что такое осень» суровые парни пустились в пляс. Хореографическая пластика, равно как и музыкальное сопровождение оставляли желать лучшего, но, в силу душевности исполнения, эти номера никого не оставляли равнодушными. Даже Рябинин, так и не встав из-за стола, с раскрасневшимся лицом, изображая рок-ударника, хлопал в такт ладонями о колени. Этот адский рок и привлек внимание находившихся на улице. Постепенно, в кухню набились парни из конвойного отделения, пэпээсники, участковые. Под занавес, с пузырём коньяка, заявился водитель начальника тыла, прозванный за свой лихозаломленный берет «спецназом ХОЗУ»[45]. Кишащая людская масса, зажатая стенами кухни, тем не менее, уживаясь по углам отдельными кучками, несинхронно и невпопад выпивая, поднимала градус алкогольного загула.

Пьянка из локальной грозила перейти в глобальную, это неизбежно привело бы к массовому невыходу на утреннее построение.

Раздухарившийся Бес, с пятьюстами водки во лбу, был в центре внимания, в пьяном угаре призывал всех «по капле выдавливать из себя раба» и посылать начальство на хер. Гости, знакомые с майором Бескудниковым, что называется, шапочно, внимали разинув рты. Многие, с пьяным согласием, кивали. Кое-кто горлом поддерживал оратора, кое-кто, чеканя профиль, вздымал кружки: «За погибших в горах пацанов».

Катаев, в замедленном алкогольном дурмане, отмечал про себя нехорошую тенденцию этих разговоров. А когда, как гусеницы в червивое яблоко, полезли фразы, типа: «а, не слабо до Грозэнерго прошвырнуться?» «а, может до Косиора долететь, там «духи» тусуются, завалить всех?», Костя, пьяно соскальзывая сознанием, попытался выкарабкаться на трезвую сушу. Обсуждение подобных тем чрезвычайно опасно, особенно в первом часу ночи. В городе Грозном, в 2001 году.

В его пьяной памяти всплывали картины осмотров мест происшествий. Убитые «комендачи», вышедшие ночью за водкой. Две большие куклы, раскинувшись лежали на разбитом асфальте, натёкшие бурые лужицы под их телами, контрольные дырки — у одного во лбу, у другого в левой скуле, сивушный, ещё не выветрившийся, дух смешивался с запахом застоявшейся крови, несколько сотенных купюр, слипшись, не выпали из скрюченных безжизненных пальцев. Метрах в двадцати, на углу пятиэтажки, россыпь автоматных гильз. Очевидно, «духи» отстрелявшись, добили «коменда-чей» контрольными и забрали их оружие. Большего, с расхристанных вояк (один, вообще, был в шлёпанцах) брать было нечего. Плёнка жизни, попестрев кадрами, остановилась на сарае в селении Исти-Су.

Два калужских «пэпса», либидо охваченные, повелись на обещания большой и чистой любви, благо импровизированный бордель находился в ста метрах от их блокпоста при въезде в Гудермес. Уйдя в секс-тур они уже не вернулись. Лишь через пару дней, когда командиры, дислоцированных в Гудермесе, «СОБРов» пообещали устроить чеченский вариант Хатыни в близлежащих сёлах, кто-то из местных «шепнул» про этот сарай. Оба бойца, переодетые в новенькую форму (старую так и не нашли), чистые и омытые, восковыми фигурами мадам Пюссо, лежали на цветном одеяле в дальнем углу. Рваные борозды соединяли шеи с приставленными головами, перекошенные в мертвом оскале лица свидетельствовали о том, что резали парней ещё живыми. Отряхнув эту расплывчатую картинку, Костя попытался протестовать по поводу дурной бравады, но его слабые возражения потонули во всеобщем гвалте. Поддержать здравый смысл в центре пьяной карусели было некому.

Саня Долгов ушёл спать. Танковоспокойный Поливанов вообще ни на что не реагировал, слушая музыку, Липатов и Гапасько второй час курили на улице. Рябинин, способный своим авторитетом поставить точку в любой полемике, в разговорах не участвовал — сидя в конце стола, он с пьяной настойчивостью что-то вырезал ножом на столешнице.

Конец этой вакханалии положили — за что им Катаев был благодарен — Луковец с Куренным. С ходу оценив состояние большинства и поняв, что репрессивными мерами здесь ничего не решить, они наплели, что комендант, по просьбе Жоганюка, шляется по кубрикам, вычисляя нарушителей дисциплины. Сие мероприятие необходимо для урезания, ограниченного объёма «боевых» трудодней — «залётчикам» в их снижении можно не объяснять причин.

Раздухарившиеся гости, разом протрезвев, сдулись, словно пушинки порывом урагана. Да и опера, за исключением недовольно бубнящего Беса, расползлись по своим койкам, заснув, под аккомпанемент ежевечерней автоматической стрельбы, тяжелым сном, отмотавших пару караванных дистанций верблюдов. Обсуждение версий неудавшейся «духовской» засады (а то, что это была именно засада никто не сомневался) состоялось на следующий день. На удивление, утро почти все участники попойки встретили с лёгкой и ясной головой. Скорее всего, пережитый стресс просто «сжёг» все побочные явления алкогольной интоксикации организма.