Эти разные, разные лица - Сергей Капков

Александр Ширвиндт любит вспоминать, как после сдачи спектакля "Проснись и пой!" было решено сделать что-то неординарное, и Пельтцер предложила: "Полетим в Ленинград! К Миронову, в "Асторию"!" И полетели. Два дня гуляли на ее деньги, потому что "заначка" оказалась только у Татьяны Ивановны. Ей всегда можно было позвонить в 3 часа ночи и сказать: "Поехали!" Она не спрашивала куда. Только могла спросить с кем. И если компания ее устраивала, она отвечала: "Подъезжайте!"

В Швеции, в туристической поездке, Пельтцер носилась впереди всех, неутомимая и любопытная. Гид, усталая женщина, русская эмигрантка, поначалу была просто шокирована, а потом покорена стремительностью и не всегда цензурной речью почтенной артистки. С нее постепенно сошло чувство превосходства обеспеченной "шведки" над нищими русскими, и, прощаясь с ними, она плакала и тоскливо обнимала Татьяну Ивановну, а потом долго стояла на дороге, не выпуская из глаз эту чудаковатую женщину, всколыхнувшую в ней неистребимую тоску по родине, и вспоминая захлебывающийся смех старой счастливой актрисы, непринужденной как ребенок.

В 1963 году на гастролях в Париже Пельтцер жила в одном номере со своей подругой Валентиной Токарской. Из мебели - только кровать и биде. По городу ходить можно было только впятером и возвращаться засветло. Но актрисы игнорировали эти указания, посещали ночные увеселительные заведения, бродили по пустынным улицам, заглядывались на знаменитое "чрево Парижа"... Так как завтрак был в 8 утра, Пельтцер решила заказать его в номер. Сиплым от сна голосом она пробасила в трубку: "Бонжур!" В ответ жизнерадостный голос отозвался: "Бонжур, месье!" Больше по-французски Татьяна Ивановна не знала ни слова и переходила на немецкий, а Валентине Георгиевне приходилось только вздыхать о своей репутации.

1972 год. Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Т. И. Пельтцер почетного звания народной артистки СССР.

Первая народная в Театре сатиры за 48 лет его существования!

Дня за два до опубликования приказа в театре стала известна эта новость. Завлит театра Марта Линецкая описывала данное событие так: "На четвертом этаже двери лифта с грохотом распахнулись, и оттуда высыпались возбужденные Марк Захаров, Клеон Протасов и Татьяна Пельтцер, в холщовой юбке, тапочках,- прямо с репетиции "Мамаши Кураж".

- Правда? Или это вы здесь придумали? - спросила Татьяна Ивановна, как всегда насмешливо. В голосе - надежда и сомнение.

- Конечно, правда!

Все понеслись в кабинет директора. А на другой день Татьяна Ивановна пригласила всех в "Будапешт" на Петровских линиях. Вот это оперативность! Оказалось, что у нее - день рождения, 68 лет. И она, по традиции, устраивает его в этом ресторане, только на этот раз семейный круг несколько расширился. Тосты, цветы, всеобщая любовь...

Потом поехали к ней пить кофе. Набилось много народа в ее квартире на "Аэропорту". Татьяна Ивановна с темпераментом готовила стол, развлекала гостей, отчитывала нерасторопную жену брата. В маленькой прихожей тесно. У зеркала - гора телеграмм. И от Ганса - тоже длинная телеграмма на немецком языке. На стенке - множество значков. Кухня настоящей хозяйки с миллионом хитрых приспособлений, машинок, кофеварок, чайничков, самовар, наборы ножей и разной кухонной утвари.

В 11 вечера Татьяна Ивановна укатила в Ленинград на пробу в каком-то новом фильме..."

Рассказ о Татьяне Пельтцер был бы неполным без упоминания ее работ в кино. Однако, как ни парадоксально, из доброй сотни экранных образов выделить особо нечего. Не снимали ее великие режиссеры, не предлагали главных ролей. Хотя, повторю, снималась она очень много. Ей казалось, что иначе ее скоро забудут и она в конце концов умрет с голоду. Поэтому друзья нередко заставали ее дома пакующей вещи и складывающей неизменный коврик для ежеутренней зарядки - согласилась сниматься где-то в глуши у неизвестного дебютанта. "Он, кажется, талантлив. Надо помочь..." Причем к своим работам Пельтцер относилась очень трепетно, хотя иногда и кокетничала, что, мол, плохо сыграла. Однако, вот же любопытно: кроме Надежды Кошеверовой и Ильи Фрэза по нескольку раз ее никто не снимал. Не знали, как использовать? Не было подходящих ролей?

Вообще-то дикая перепалка с кинорежиссером перед съемкой была своеобразным допингом для Татьяны Пельтцер - через пять минут она выпархивала на площадку и обезоруживала всех своим неповторимым искусством. Ей все прощалось, так как все видели уникальную актрису, способную вытянуть любую не выписанную ни драматургически, ни режиссерски роль. Даже режиссер "Солдата Ивана Бровкина" Иван Лукинский сам признался, что роли Евдокии Бровкиной не придавалось особого значения. Лишь когда стало ясно, что фильм получился во многом благодаря актерам, когда посыпались письма, а критики восхитились работой актрисы Пельтцер, в следующей картине "Иван Бровкин на целине" роль матери писалась уже специально под нее и с большим количеством сцен. (Между прочим, в сценарии маму Бровкина звали Серафимой, но Татьяна Ивановна потребовала переименовать ее в Евдокию: "Серафима - не русское имя, не деревенское! Оно не подходит моей героине".)

А сколько у нее было таких мам, бабушек, жен, теть, соседок, учительниц, медсестер, просто старух! Порой и развернуться-то было негде как, например, в "Деревенском детективе". Там главным действующим лицом был, естественно, Михаил Жаров - Анискин. Стареющий актер, очень болезненно относящийся к своей славе, своей фигуре, чуть ли не с кулаками кидался на оператора, если тот уводил от него объектив кинокамеры. Пересмотрите фильм - там одни крупные планы Жарова. Даже если его герой ведет диалог с кем-нибудь другим - в кадре все равно Анискин. Лидия Смирнова очень смешно рассказывала, как однажды на съемках какого-то фильма Жаров оказался рядом с другим известным актером, и они, стоя рядом и ведя диалог, старались незаметно выпихнуть друг друга из кадра и занять центральное положение. Кстати, в "Деревенском детективе" если кому и повезло, так это Смирновой. После Жарова по количеству экранного времени лидирует она. Но это понятно оператором был ее супруг Владимир Рапопорт.

А Татьяне Пельтцер оставалось "выезжать" только на собственном таланте. В замечательной ленте "Чудак из пятого "Б" главными героями были дети. У Пельтцер - всего два эпизода. Но в памяти зрителей навсегда запечатлелась бабушка в пижаме, весело наигрывающая на гитаре "Калинку-малинку". Или взять картину "Вам и не снилось" - набат молодежи рубежа 70-80-х! Татьяна Ивановна появлялась в конце повествования опять же в роли бабушки. Этакая "крутая" старуха с "беломориной", со стрижкой "под мальчика", философски размышляющая о проблемах воспитания подростов и яростно выламывающая двери. Режиссер Илья Фрэз очень рационально и, пожалуй, наиболее полно использовал дар перевоплощения Татьяны Пельтцер в кинематографе. Он провел любимую актрису по всем основным киножанрам от эксцентрики ("Приключения желтого чемоданчика") до любовной мелодрамы ("Личное дело судьи Ивановой") и первым "повысил" ее в ранг прабабушки ("Карантин"). Фильмы Фрэза получили немало призов, но мировое признание режиссеру помогла заслужить именно Татьяна Пельтцер. Ее отчаянная бабуля из "Желтого чемоданчика" принесла Илье Фрэзу венецианского "Льва". Кто еще из наших актрис мог бы в семьдесят лет танцевать на крыше, прыгать с забора, бегать с песнями по мостовым, кататься, стоя на крыше троллейбуса? При всем при том, что это не клоунада, а настоящая актерская игра, перевоплощение, каскад мимики и шуток.

И совсем не удивительно, что однажды Татьяна Ивановна пришла к роли Бабы Яги. Конечно же, доброй. В киносказке Михаила Юзовского "Там, на неведомых дорожках..." Варвара Егоровна живет, естественно, в избушке на курьих ножках, носит холщовое платье, повязывается вроде бы по-деревенски платком. Рядом - метла, правда теперь Варвара предпочитает путешествовать на быстроходной печке, потому что на метле, как говорит она, "не удержусь, пешком не пойду, а в ступе - холодно". Увлеченно, по-хозяйски собирается она выручать царя Макара (которого играет Леонид Харитонов, бывший Иван Бровкин - на съемках, говорят, было смешно и трогательно наблюдать за этой уже совсем седой парой, встретившейся много лет спустя), загружает всем необходимым в далеком пути печку. И когда мальчишка-внучок обрушит на головы злодеев все эти горшки с горячей картошкой, ухваты, тесто, бабка будет азартно подбадривать его.

Творческий почерк Пельтцер сочетает в себе заразительно веселое и лирическое, тонкий лукавый юмор и грубоватый сочный комизм. Любое сюжетное положение актриса доводит до логического завершения, выжимая из него все сатирические или комедийные возможности. Делает она это мастерски, легко, весело. Хотя в процессе репетиций Татьяна Ивановна всегда работала сложно, мучительно для себя и для всех, испытывая постоянное недовольство собой. Александр Ширвиндт однажды поделился такими воспоминаниями о Пельтцер: "Все репетиции она начинала с недоверия, брюзжания, якобы непонимания: "Зачем? Куда? Я не понимаю! Я старая! Отпустите меня!" Доведя до ужаса всех и себя, разобрав пьесу по косточкам, она говорила: "Ну ладно!" - и замечательно играла. На худсоветах репертуар обсуждался так: взять советскую пьесу, классическую и... пьесу для старухи. С ее уходом наш театр потерял неизмеримо больше, чем ведущую актрису..."