Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. - Екатерина Михайловна Болтунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Содержание монаршей речи на закрытии сейма 1820 г. показывает, что император оценил итоги работы очередного представительства как нечто беспрецедентное и возмутительное[1147]. В своем обращении император перешел к упрекам, граничившим с угрозами: «Вопросите совесть вашу, и вы познаете, оказали ли вы Польше, в продолжение ваших прений, все те услуги, коих она от мудрости вашей ожидала, или напротив мечтами нынешнего времени увлеченные, жертвуя надеждою, которую свершила бы предусмотрительная доверенность, вы замедлили совершенное восстановление Отечества вашего?» Император также коснулся ставшей уже табуированной в публичной сфере идеи вины поляков перед Россией за 1812 г., произнеся «за зло воздано вам добром и Польша возведена снова на степень государств»[1148]. Более прямолинейно эту мысль выразил еще до закрытия сейма Н. Н. Новосильцев, заявивший сенаторам: «Имейте в виду, господа, что вам как даровали Конституцию, так могут и отобрать ее»[1149].
Вместе с тем в речи императора среди проявлений неудовольствия уже содержалось обещание простить («Неприятные впечатления могут однако ж потерять свою силу»). Александр I заявил, что не желает «сию минуту разбирать причины» отказа от предложенных проектов, и указал на возможность примирения, если депутаты принесут «с собой в дома свои мир и согласие, распространяя в оных сей дух тишины и безопасности», будут следовать «предначертанным правилам» и укрепляться «умеренностью»[1150].
Глава 7
Деньги, слова и символы
7.1. Польский проект Александра I: Финансовый аспект
Польский проект императора, конечно, не мог быть реализован путем деклараций. Он требовал ресурсов, и прежде всего денег.
Финансовые вопросы обсуждались в середине 1810‐х гг. чрезвычайно активно – многие задумывались о поиске денег для восстановления России и поддержки тех, кто утратил во время войны здоровье и состояние. Одним из озвученных предложений в этом отношении была идея возмещения потерь за счет проведения системных конфискаций в Польше. Так, известен случай (проходящий, впрочем, в литературе по категории «анекдот»), когда в 1815 г. в Париже во время одного из разговоров Александра I с А. А. Аракчеевым последний предложил учредить новый орден. Награждать им, по мнению графа, следовало тех, кто отличился и был изувечен в недавних походах. При этом к ордену нужно было приложить пенсион. На вопрос монарха относительно источника средств Аракчеев отвечал: «Я об этом думал, полагаю обратить на сей предмет в кару именья тех поляков, которые служили Наполеону в 1812 году и не взирая на дарованные им прощения не возвратились в Россию». В ответ на это император ответил, что конфискации «приводить в действие жестоко» и что «пенсионы сии будут заквашены слезами»[1151]. А. А. Аракчеев был в своих рассуждениях совсем не одинок. Среди бумаг великого князя Константина Павловича сохранился документ, датированный 1817 г. В нем неизвестный автор в качестве мер контроля над Польшей предлагал массовые реквизиции. По его мнению, правительству надлежало иметь «на руках своих серебро и золото польских губерний; амантами сыновей знатных помещиков», а также «отобрать у духовенства имения»[1152]. Следует отметить, что император никогда не рассматривал подобные предложения.
Денежное обеспечение польской политики Александра I – аспект, который затрагивался в исследовательской литературе нечасто. Особость положения Царства Польского в период правления Александра I принято соотносить главным образом с категориями «армия» и «язык». Подчеркивается, что автономное положение польских земель – это прежде всего существование польской армии (с униформой, ориентированной на использование национальных цветов) и гарантированное право вести делопроизводство на польском языке[1153]. В историографии, за исключением редких специализированных работ[1154], практически не упоминается финансовая автономия Царства Польского и право на выпуск собственной валюты (злóтых). Вместе с тем анализ содержания этой привилегии представляет собой самостоятельный и интересный сюжет. Совершенно неисследованным следует признать и вопрос об объемах и формах финансовых вложений Российской империи в Царство Польское, особенно в первые годы его существования или – при взгляде из России – в момент, когда тяжелейшая для империи война была едва закончена.
Часть исследовательской литературы, рассматривая историю польской финансовой автономии 1815–1830 гг., оценивает ситуацию как период сложный, но при этом чрезвычайно успешный. В рамках таких рассуждений главной причиной стабилизации экономического положения (при очень опосредованном упоминании преференций, предоставлявшихся Российской империей) принято называть деятельность министра финансов князя Ф.‐К. Друцкого-Любецкого[1155], то есть разумную политику конкретного человека. Вероятно, эти трактовки возникли еще в момент разворачивания событий. Один из мемуаристов так описывал деятельность министра финансов Царства: «Любецкий был сила; он прославился тем, что создал и в короткое время поставил в блестящее положение финансы Царства, развил торговую и фабричную промышленность до невиданной никем степени, упрочил благосостояние жителей введением поземельного кредитного общества и расширил до невероятных размеров полезные для всей страны операции Польского Банка…»[1156]
Вместе с тем в работах, предлагающих интерпретацию ситуации с учетом широкого экономического контекста, содержится вполне убедительное указание на то, что высказывавшееся представителями российской власти (включая самого Николая I[1157]) соображение о зависимости роста экономического благосостояния польских территорий от преференций, предоставлявшихся Петербургом, отнюдь не являлось элементом пропагандистской риторики. Как следует из работ Е. А. Правиловой и Л. А. Обушенковой, в 1815–1830 гг. Царство Польское не участвовало в государственных расходах Российской империи[1158], но вместе с тем, однако, получило исключительную экономическую поддержку и многочисленные льготы (как явные, так и скрытые), в числе которых можно назвать разрешение на ввоз в Россию через Брест-Литовскую таможню товаров, импорт которых ранее был запрещен (1817 г.)[1159], и интенсивное развитие экономических связей с черноморскими портами, прежде всего с Одессой[1160].
В указанные годы в Царстве Польском активно росло и промышленное производство. Так, в 1825 г. в одной только Варшаве насчитывалось 5808 фабрик и ремесленных мастерских[1161]. В результате расширения польских льгот в 1819 г. на рынки империи хлынули сырье и товары из польских земель (продукты, скот, одежда, металлы и металлические изделия и пр.)[1162]. По подсчетам Л. А. Обушенковой, «импорт из России и экспорт в Россию за 11 лет увеличился и в абсолютных величинах, и относительно до 40–49 % общих среднегодовых оборотов в отдельные годы»[1163]. По мнению исследовательницы, торговля с Россией способствовала «не только увеличению внешнеторгового оборота Королевства Польского, но и тому, что к 1830 г. он достиг равновесия, был сбалансирован. Если в 1817 г. общий товарооборот составлял 68 029 тыс. злотых, то к 1829 г. он увеличился
