Эпицентр - Кирилл Партыка

Я слишком углубился в себя.

Ольга и Профессор вскрикнули одновременно, и я увидел перед самым капотом человеческую фигуру. Она, видимо появилась из-за разросшихся вдоль дороги дремучих кустов. Я лишь успел разглядеть, что это подросток мужского пола, облаченный в драное тряпье. Я утопил педаль тормоза и вывернул рулевое колесо, зная, к чему это должно привести. Просто другого выбора у меня не оставалось.

Грузовик взвизгнул покрышками, вильнул в сторону и пошел юзом. За стеклами кабины возникло беспорядочное мелькание, я лихорадочно крутил баранку, стараясь выровнять машину, а пассажиры то наваливались мне на плечо, мешая рулить, то их отбрасывало в другую сторону, к дверце. Я уже было решил, что все обойдется. Грузовик остановился, но тут же мир за стеклами начал медленно опрокидываться. Грохот, лязг, стеклянная крошка, сыпанувшая из окон, и наконец тишина, в которой пол кабины стал потолком и наоборот. Рядом застонал Профессор. Ольга возилась между нами.

Через окно я выбрался наружу и выволок своих спутников. Я определенно легко отделался, но и они тоже, кажется, не слишком пострадали. Ольга усиленно терла ушибы, а Профессор, похоже, просто испугался.

«Урал» лежал вверх колесами в придорожном кювете. Если б не этот чертов кювет, машина могла бы и не опрокинуться.

— Ты сдурел?! — Ольга поднялась на ноги, помогла встать Профессору. — Вы в норме? А где этот?…

Я понял, о ком речь, и завертел головой. Но подростка и след простыл. Дорога была пустынна. Шумела под ветром листва, где-то в разрушающихся строениях возникали отдаленные невнятные шорохи и скрипы. Но ни малейших признаков человеческого присутствия.

Профессор уже почти оправился и даже усмехнулся:

— Да, выходит, суждено нам свыше пешочком по тернистому пути.

Мы выбрались из кювета на дорогу. Никаких особых терний, способных преградить нам путь, я не замечал и не улавливал их угрожающих сигналов. Зато я улавливал уже знакомый сигнал того, не мертвого и не живого, что таилось где-то поблизости. Наконец я понял, что это не один сигнал, а много, совершенно одинаковых, безжизненных, лишенных любых эмоций. От этого ощущения у меня морозец прошел по спине.

И тут дали о себе знать Кошки. Я по-прежнему не видел их. Но они, кажется, видели все и посчитали нужным со мной связаться. Они передали мне отчетливое предупреждение об опасности. Что за опасность, я не понял, и послал им вопрос. Какое-то время ничего не происходило, потом у меня в мозгу прорисовалось ставшее уже привычным схематичное изображение. На этот раз оно содержало группу безголовых человеческих фигурок, от которых удирали три другие, с головами, определенно — наши. До меня вдруг дошло, что значила эта картинка и мое странное ощущение, которое я испытывал в поселке. Жмуры! Вот от кого предостерегали Кошки и кого я чувствовал в последнее время. Если верить Хуторянам (и безголовым изображениям, присланным Кошками), эти существа, люди все-таки, были живы в биологическом смысле. Но мозг их мертв бесповоротно. Отсюда безголовость в кошачьем восприятии и мое собственное двойственное ощущение между живым и мертвым. Наверно, в нормальных условиях человек с мертвым мозгом не мог жить, тем более двигаться, искать корм и на кого-то охотиться. Но в Зоне, как я давно убедился, возможно все. В том числе и эти ходячие манекены, безмозглые, но плотоядные и вечно голодные. Их-то нам и следовало остерегаться.

Возможно, здесь их было пруд пруди. Ведь из поселка после Чумы никто не явился и не дал о себе знать. Принято было думать, что никто не выжил. Но выходило, что определенный процент выжил везде, и здесь в том числе. Но если в других местах спасшиеся все же оставались почти нормальными людьми, то здесь нормальных просто не осталось. Кто выжил, превратился в Жмуров. Слишком интенсивным было воздействие «чумного» фактора, или по какой другой причине, вряд ли кто-то скоро узнает. Но, теперь я это знал наверняка, в поселке бродили только Жмуры. Больше никого.

Я послал Кошкам свою картинку: нечто похожее на то, что случилось в Форте. Потом изобразил отдельно Кошек и безголовых человечков и с сигналом вопроса отослал моим хвостатым покровителям. Ответ пришел быстро: толпа безголовых в окружении высоких деревьев, а на деревьях, ближе к вершинам, Кошки. Они просто сидели на ветках и смотрели вниз. Это не обнадеживало.

— Помните, Фермеры про Жмуров рассказывали? — спросил я. — Так вот, кругом этих Жмуров здесь немерено. На машине мы бы проехали без проблем. А без машины не знаю.

— Это тебе Кошки сообщили? — поинтересовалась Ольга. Я, не сочтя нужным выкобениваться, просто кивнул.

— Знаете, — сказал Профессор, — я не любитель, но фильмы про зомби все же видел. Так нам что, придется как в тех фильмах?…

Я пожал плечами.

— Но постойте, — не унимался Профессор. — А разве Кошки нам не помогут? Как на хуторе и в Форте?

— Думаю, не помогут, — буркнул я.

— Отчего же?

— А вам, Профессор, слабо догадаться?

— Дайте подумать. В Форте Кошки передали вам свою способность ВОДИТЬ. Или что-то в этом роде. Но для такого телепатического воздействия нужен пригодный объект. А эти, как вы изволите выражаться, Жмуры, утратили и намек на разум. Так что воздействовать не на что. Способности внушения Кошек по отношению к этим сомнамбулам равны нулю. Я угадал?

— Угадали, — подтвердил я.

— А подраться на нашей стороне твои Кошечки не желают? — спросила Ольга.

— Похоже, что нет.

— Отчего же они стали такие робкие? Меня опередил Профессор:

— Но они все же не львы и не пантеры, на куски порвать не могут, слабоваты. Как я понял, нападая, они делают ставку на болевой шок. А потом уже могут и загрызть. Но, если допустить абсурдное: что у этих… Жмуров нервная система не функционирует, — то боли они не чувствуют. Кошки в драке с ними теряют и второе свое преимущество. Одного-двух они, я думаю, все равно одолеют. Но если много, не справятся, бесчувственные Жмуры их передушат. Я прав?

— Не знаю точно, — сказал я, — но думаю, что правы. Во всяком случае, помощи они не пообещали. Так что придется самим.

В Индустриальном я раньше не бывал, ни до Чумы, ни, естественно, после.

— Дорогу к заводу знаешь? — спросил я Ольгу. Она кивнула.

— Тогда вперед. Вы как, Профессор? Профессор заверил, что он в порядке.

Я отправился к опрокинутому грузовику. Дверь кузовной будки заклинило, пришлось повозиться, чтобы ее открыть. Проникнув внутрь, я нагрузился таким количеством оружия и боеприпасов, какое только мог унести. Медикаментов и еды прихватил по минимуму. Сдавалось мне, что стволы важнее и очень нам пригодятся. А если не помогут, то проголодаться никто не успеет и перевязки не потребуются.

Вернувшись, я вооружил своих спутников, и мы тронулись в путь.

Поселок лежал такой же запустелый, заросший дикой травой и кустарником, безжизненный, как и другие бывшие населенные пункты в Зоне. Все они, помимо следов желтой пыли, которая до сих пор кое-где давала о себе знать потеками на уцелевших стеклах, и заброшенности, походили друг на друга еще чем-то неуловимым, будто витавшим в безмолвии. Я долго не мог понять, что же это такое. Но однажды понял. Наверно, тогда, когда мое «шестое чувство» достаточно окрепло, но я еще об этом не догадывался. Повсюду в воздухе зоны была разлита враждебность. Не опасность даже, хотя опасностей хватало, успевай только уворачиваться. Но это была именно враждебность, будто все выжившие тут лишние, лучше бы их вообще не было; будто вся природа изменилась, стала чужой, и человек ей был совершенно не нужен. Исказившаяся природа, кажется, не могла раз и навсегда извести тех, у кого оказался иммунитет на Чуму. Но она определенно желала этого, если тут уместно слово «желать».

В Индустриальном улицы были просто переполнены этой враждебностью, которая начинала действовать мне на нервы.

Мы углубились в массив пятиэтажек, бывший спальный район. Сквозь асфальт здесь богато проросла осока, палисадники одичали и расползлись за свои оградки порослью молодых кустарников. Профессор, минуя кущи бурьяна прямо посреди тротуара, споткнулся о ржавый подростковый велосипед и вскрикнул от неожиданности. Я цыкнул на него, и мы продолжали путь.

Обветшалые панельные дома со слепыми, местами выбитыми окнами, казалось, нависали над нами, как угрюмые горные кряжи. Потянул ветерок, и я вдруг уловил странный хлопающий звук, совсем близко, будто за углом хозяйка вытрясала половик. Но нет там никакой хозяйки и быть не может. Я сделал знак остановиться. Ольга застыла на месте. Даже Профессор, наученный горьким опытом нашего путешествия, мгновенно замер. Я прислушался. Хлопанье повторилось. Там, за углом здания.

Я прокрался вдоль стены и выглянул. Капроновые веревки, натянутые во дворе меду столбов с перекладинами, еще не сгнили. И на них под ветром полоскались и похлопывали обрывки какого-то тряпья, некогда вывешенного для просушки. Тряпье давно потеряло цвет и форму и превратилось в серые лохмотья.