Приговор - Отохико Кага

— Знаете, доктор… — Андо вдруг поднялся и принялся мерять шагами камеру — от стены к стене, потом вдруг, вклинившись между Тикаки и Фудзии, уселся на пол и скрестил ноги. Тикаки отодвинулся, поэтому Андо сел почти вплотную к начальнику зоны.

— Ну-ка, начальник, скажите. Что, завтра Сунаду вздёрнут?

— Этого я тебе не могу сказать.

— Но ведь сегодня утром вы к нему приходили? Втроём с начальником воспитательной службы и начальником особой охраны? И куда-то его увели. Разве не так? Я же в соседней камере, мне всё слышно. А потом я пошёл на спортплощадку, а он тут как тут. Он ещё показался мне каким-то чудным. То за одно хватается, то за другое, ведёт себя как-то несуразно, не как всегда. Прицепился ко мне, стал целовать. Тут-то до меня сразу дошло, что пришёл его черёд.

— Ну а ты стоял паинькой и позволял себя целовать? — Фудзии, грозно сдвинув брови, воззрился на Андо.

— Конечно, стоял. Мне было приятно. Сунада меня любит: когда мы купаемся, он всегда хватает меня за х… Скажите, начальник, он что, завтра умрёт? Если так, хорошо бы ему позволили пообжиматься со мной хоть немного. Я был бы только рад.

— Хватит болтать! Ты что, на воле был гомиком, что ли?

— А то. Ведь у нас была мужская школа. Старшеклассники без конца со мной забавлялись, а в военной школе, в Гумме, меня затаскивал к себе в постель учитель. Как тут не сделаться гомиком? Вот и вы начальник, очень приятный мужчина.

И Андо прильнул к коленям Фудзии, будто женщина к постоянному клиенту. Фудзии отодвинулся, и Андо покатился со смеху, потом, задохнувшись, забился в конвульсиях.

— Прекрати. Дурак!

— Да ладно, начальник, вы ведь и сами явно не прочь!

Внезапно замолк голос, читавший сутру. Сразу стало слышно, как кто-то разговаривает, как металл скрежещет о металл. Заунывно, как флейта сякухати, завывал ветер: очевидно, где-то в стене была щель. Но ещё миг — и чтение сутры возобновилось, снова зазвучал уже осипший голос.

Амида прежде чем стать Буддой

прошёл через десять кальп

излучает неугасимый свет его бессмертное тело

освещая мир и всех нас незрячих,

наму амида буцу

наму амидабуцу

наму амидабуцу.

— Как здесь холодно. — Тикаки растёр плечи.

Палец болел по-прежнему. Кровь просачивалась сквозь пластырь, и пальцы липли друг к другу. Надо будет, вернувшись в медсанчасть, попросить кого-нибудь обработать рану как следует. Уже четвёртый час. Как там дела в больнице, в каком состоянии Боку и Тёскэ? Да и карты ещё не заполнены. Надо торопиться: в пять запирают больничные палаты, больница переходит на ночной режим, туда так просто не попадёшь.

Надзиратель Таянаги, открыв дверь, прошептал что-то на ухо Фудзии, и тот встал. Воспользовавшись этим, Тикаки вышел из камеры. Вместе с начальником зоны он дошёл до начала лестницы, туда, где кончались камеры. Вдалеке виднелся пост надзирателя Таянаги.

— Странный малый, правда?

— Пожалуй.

— Он что, болен?

— Да нет, пожалуй, нет. Хотя не без странностей, это точно.

— Никогда не поймёшь, то ли он серьёзно говорит, то ли шутит. С такими труднее всего. Да и вообще, наша нулевая зона ни дать ни взять — психушка. Ну, я должен идти, меня вызвал начальник службы безопасности… Доктор, раз уж вы здесь, осмотрите ещё и Кусумото, ладно? Утром он был у вас на приёме, днём постовой дал ему лекарство, но ведёт он себя странно. Всё время что-то громко говорит, ну вроде как бредит наяву. Такое с ним впервые. Таянаги тоже беспокоится.

— Я бы предпочёл сделать это завтра. У меня ещё полно дел. — Краем глаза Тикаки видел, как надзиратель Таянаги заполняет какие-то бумаги.

— Ну хоть взгляните на него. Может, этот малый сразу успокоится, как только услышит ваш голос. После того, что учудил Сунада, у всех нервы на пределе, и начальство распорядилось, чтобы освидетельствовали всех, кто себя странно ведёт.

— Но я же осматривал Кусумото утром, с ним можно и повременить, — сказал Тикаки исключительно из желания возразить Фудзии. Человек по имени Такэо Кусумото, которого сегодня он увидел впервые, очень заинтересовал его, он и сам наметил как-нибудь поговорить с ним, тем более что странное ощущение падения, которое тот испытывал, разбудило его профессиональное любопытство.

— После того как вы его осматривали, возникла ещё одна проблема. Дело в том, что молодая женщина, с которой он давно уже переписывается, должна была сегодня прийти к нему на свидание, и он её очень ждал. Она же не пришла, и он впал в депрессию.

— А почему она не пришла?

— Понимаете… — Фудзии приблизил губы к уху Тикаки. Изо рта у него не пахло, зато от воротничка мундира ударило в нос сильным запахом его тела. — На самом-то деле она пришла, но ей отказали в свидании. У нас ведь есть неписаное правило, установленное начальником тюрьмы, — разрешать свидания с осуждёнными только родственникам; женщину принял начальник воспитательной службы, но причины, по которым она просила свидание, показались ему неубедительными. Она вроде бы изучает в университете психологию… Вообще ему показалось, что свидание с такой молодой женщиной может лишить Кусумото душевного равновесия, и он ей отказал. К тому же следом пришла ещё одна женщина, член правления «Общества утешения заключённых, приговорённых к высшей мере», у неё было рекомендательное письмо от Хироси Намики, председателя Исправительной ассоциации, и ей свидание разрешили. Мы хотим сказать Кусумото, что студентке отказали, потому что у него уже было свидание с дамой из «Общества утешения», а согласно правилам в день разрешено только одно свидание. Так что и вы, доктор, имейте это в виду.

— Неужели для него может быть ударом такая малость? Ну, что не пришла эта молодая женщина?

— В результате перлюстрации их переписки создаётся именно такое впечатление. Я ведь всегда просматриваю и исходящую и входящую корреспонденцию в нулевой зоне. Эта студентка в последнее время является его самым активным корреспондентом, их связывает уже что-то похожее на любовь, ну, разумеется, со стороны Кусумото. Это чревато большими проблемами. И неспроста именно в тот день, когда она должна была прийти, он обратился к психиатру.

— Ну, вы и про Сунаду говорили, что он «неспроста» обратился к врачу. — Тикаки казалось, что он поймал собеседника на противоречии.

— В тот момент дело обстояло именно так. Но ведь она пришла немного позже, вот моя оценка ситуации и изменилась.

— Ну ладно, но я загляну к нему буквально на минуту.

Фудзии отдал честь и, развернувшись, побежал по лестнице вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Тикаки вернулся назад, и Таянаги, с понимающим видом кивнув ему, открыл камеру Кусумото.

10

Очки без оправы бросали холодную тень на лицо, отмеченное специфической тюремной бледностью. Воротник накинутого наспех пиджака был немного помят, но и рубашка и свитер блистали чистотой. К ним бы ещё галстук, и получился бы добропорядочный банковский клерк. Кусумото молча поклонился, и на его лице появилось сложное выражение, которое Тикаки затруднился определить. Его натянутая улыбка одновременно выражала противоположные чувства: с одной стороны, она была слегка покровительственной, с другой — настороженной и даже немного заискивающей.

— Ты мог бы и не вставать, — пробормотал Тикаки.

Утром в своём кабинете он разговаривал с этим человеком совершенно спокойно, как с любым другим своим пациентом, но теперь, оказавшись с ним рядом, лицом к лицу, невольно ощутил его возраст и смутился. Седина на висках, мешки под глазами, глубокие вертикальные морщины на лбу — всё это, вместе взятое, составляло образ мужчины средних лет с тяжёлым характером, и улыбка с этим образом никак не вязалась.

— Я тут был по делу и решил заодно заглянуть к тебе, — с нарочитой фамильярностью произнёс Тикаки и, подстелив под себя одеяло, сел, скрестив ноги. Это одеяло, которым Кусумото обычно накрывался, когда спал, было предложено ему вместо подушки для сиденья.

— Усаживайся поудобнее, — улыбаясь, сказал Тикаки.

Кусумото, слегка наклонив голову, отодвинул в сторону тюфяк и сел, приняв церемонную позу.

— Спасибо, я уж лучше так, — сказал он извиняющимся тоном, потом решительно спросил: — У вас ко мне какое-то дело?

В его улыбке по-прежнему ощущалась настороженность, а учтивость явно была продиктована желанием установить дистанцию между собой и собеседником, так чтобы наблюдать за ним как бы со стороны. Стараясь не выдавать своего смущения, Тикаки сказал ещё более фамильярно:

— Ничего особенного, просто решил узнать, как твои припадки. Врачи народ беспокойный. К тому же вполне могло статься, что ты и от лекарства откажешься. Как, принял его?