Нерон - Александр Кравчук

Старик хотел было изменить свое завещание, чего центурион ему не разрешил. Присутствующие плакали, когда приговоренный к смерти прощался с ними и призывал сохранять спокойствие и верность философским принципам. Однако даже в эти последние минуты Сенека не мог избавиться от самомнениями позерства. Ибо он говорил друзьям, что завещает им свой образ жизни, жену же просил искать утешение в добродетелях своего мужа.

Паулина решила, однако, умереть вместе с ним. Поэтому они одновременно вскрыли себе вены. Так как старческая кровь текла слишком медленно, Сенека распорядился вскрыть ему вены и на ногах. Он испытывал страшные боли и велел Паулине перейти в другую комнату. Он еще настолько сохранял ясность ума и силу духа, что диктовал секретарям свои последние мысли. Смерть все не наступала. Старик попросил дать ему яду, но и тот не подействовал. Тогда он принял теплый душ, а потом велел перенести его в баню. Только там он испустил дух.

Паулину по приказу императора спасли от смерти.

По городу к резиденции цезаря почти беспрерывно целыми толпами вели арестованных, виновных и невиновных. Вооруженные солдаты кружили по столице и окрестностям. Поводом к обвинению могло явиться даже случайное знакомство либо разговор с кем-нибудь из заговорщиков. Допрос вел сам Нерон, а также Тигеллин и Фений. Этот последний свирепствовал тем более, что сам чувствовал себя виноватым. Его изобличил Сцевин, когда Фений в ходе одного из допросов требовал, чтобы тот сообщил больше подробностей о заговоре. Сцевин воскликнул:

— Ты сам знаешь все! Отплати же теперь благодарностью любимейшему цезарю!

Перепуганный префект выдавил из себя что-то невразумительное. На него тотчас наложили оковы.

Фений сам себя сгубил. Его офицеры готовы были нанести удар по Нерону еще в ходе допроса. Ждали только знака своего командира. Теперь поочередно все гибли. Умирали, однако, мужественно. Трибун Субрий Флав прямо заявил Нерону:

— Никто не был более предан тебе, чем я. Но я возненавидел тебя, когда ты убил свою мать и жену, когда сделался возничим, актером, поджигателем!

Он отругал солдат, рывших ему могилу перед казнью:

— Могила мелкая и узкая. Даже этого вы не умеете делать по уставу!

Палач велел ему как следует подставить затылок. Флав и здесь дал достойный ответ:

— Вот только сумеешь ли ты отрубить ее как следует!

И действительно, у палача так дрожали руки, что он отрубил голову лишь со второго удара.

Лукан умирал как пристало поэту. Он велел вскрыть себе вены, а когда ощутил уже хлад смерти, начал декламировать стихи из своей поэмы, в которых воспевал смерть солдата, умирающего от потери крови.

Гибли, однако, не только участники заговора. Нерон, воспользовавшись случаем, расправился также и с теми, кого просто не любил. Консула Вестина он не терпел, ибо тот позволял себе злобные шутки, в последнее же время женился на красивой Статилии Мессалине, а император сам на нее метил. Солдаты внезапно окружили дом во время происходившего там пира. Все прошло с молниеносной быстротой. Вестина заперли в спальне, врач, которого солдаты привели с собой, вскрыл вены хозяину дома и велел сразу же перенести его в ванну с теплой водой. Вестин не произнес ни слова. Пировавшие остались в зале, окруженные вооруженными людьми. Им казалось, что настал их смертный час. Они долго пребывали в тревоге. Стражи удалились только тогда, когда Нерон решил:

— Достаточно с них этого покаяния за пир у консула!

Однако два заговорщика остались невредимыми. Один из них — Антоний Натал. Так отблагодарили его за выдачу остальных. Вольноотпущенник Милих стал богачом. Свою фамилию он обогатил греческим прозвищем Soter, или Спаситель.

По мере того как число трупов и изгнанников увеличивалось, учащались и пламенные проявления радости и благодарности императору. На Капитолии богам приносили жертвы, дома же украшали символом свадьбы — лавровыми ветками. Подобным образом родственники и друзья смертников стремились отвратить от себя гибель. По-настоящему могли радоваться только преторианцы, которые получили по две тысячи сестерциев награды и дармовой хлеб. Их командиру Тигеллину император вручил триумфальные знаки отличия.

Вторым префектом преторианцев вместо казненного Фения стал Нимфидий Сабин, сын вольноотпущенницы, бывший офицер легиона. У него имелись какие-то особые заслуги в раскрытии заговора, так как Нерон удостоил его консульских знаков. Среди сенаторов, отмеченных императорской милостью, оказался также Марк Кокцей Нерва. Ему было тридцать пять лет, в будущем году ему предстояло стать претором. Неизвестно, как Нерва посодействовал раскрытию заговора, факт, однако, что он получил триумфальные отличия. Тридцать лет спустя тому же Нерве предстоит стать императором и открыть собой ряд лучших властителей империи.

Сенат делал все возможное, чтобы выразить свою радость по поводу спасения Нерона. Постановили учредить культ Солнца, поскольку это божество имело свой храм в пределах Большого цирка и поскольку сочли, что именно оно раскрыло происки, которые должны были осквернить цирк и его святыню. Месяц апрель решили назвать Неронием и навсегда увековечить чудесное спасение императора от гибели. Богине Благополучия, Салюс, назначено было получить отдельный храм.

Новый хоровод смерти

А на монетах, отчеканенных в том году, появились надписи: Securitas August — Безопасность Августа; Genius Augusti — Божество Августа; Jupiter Custos — Юпитер Защитник.

Летом 65 года Неронии состоялись вторично. Император лично выступил на сцене, хотя сенат, стремясь избежать этого, уже заранее присудил ему первую награду за исполнение песен и венок за красноречие. Но Нерон не согласился с таким явным ущемлением прав соперников, все должны получить равные возможности! Сначала он декламировал собственную поэму, позднее же, после усиленных просьб публики, пел, аккомпанируя себе на лютне. Все это он проделывал с манерами профессиональных певцов. Когда закончил выступление, отвесил зрителям поклон, слегка согнув колено и очертив широкий круг рукой. В волнении он ожидал решения судей, в то время как публика безумствовала от восхищения. Театр огласился нарастающим валом скандируемых возгласов и бурными аплодисментами. Да и трудно было не проявить восторга: за этим следили солдаты, их расставили с бичами в руках меж сидений. Выступления продолжались долго и почти без перерывов, что доставляло массу неудобств, особенно сановникам. Ибо они оказались под неусыпным наблюдением известных и неизвестных доносчиков, которые бдительно следили за выражением лиц и поведением зрителей. Даже выход по нужде мог послужить поводом для обвинения.

Почти непосредственно после окончания Нероний столица облачилась в траур. Умерла Поппея. Причина смерти была ясна и известна. Однажды вечером Нерон вернулся пьяный. Она начала его укорять. Разъяренный император, зная, что жена беременна, ударил ее ногой в живот.

Если Поппея действительно способствовала смерти Агриппины и Октавии, то судьба быстро наказала ее. Впрочем, еще ранее она уже получила от Нерона болезненный удар. Он приказал убить сына Поппеи от ее первого брака, Руфрия Криспина. Это был совсем еще юный мальчик. Когда он однажды отдыхал на море и плавал в кругу ровесников, люди императора затянули его под воду.

Нерон и в самом деле по-своему любил Поппею. Устроил ей великолепные похороны и сам прославлял умершую на Форуме, забальзамированный труп ее он велел поместить в Мавзолее, сооруженном Августом для императорской семьи.

Эта смерть явилась началом целого хоровода новых смертей. Один за другим покидали мир, став жертвами императора, самые выдающиеся представители сената и сословия эквитов. Со стороны Нерона то была абсолютно сознательная политика уничтожения всех знаменитейших и наиболее известных личностей, а подоплекой такой политики являлись не столько жестокость, сколько страх. Император все еще находился под впечатлением заговора Пизона. Боялся, что кто-то из сановников будет выдвинут как его соперник. Он также отдавал себе отчет, что пропасть между ним и знатью уже настолько глубока, что никаких мостов навести не удастся.

Гай Кассий, прославленный юрист и уважаемый сенатор, был изгнан на Сардинию. Сам император в письме, адресованном сенату, обвинил его в том, что тот якобы отдает почести своему предку, убийце Цезаря. Жену Кассия, Лепиду, опозорили обвинением в кровосмесительстве и участии в патологических культовых обрядах. Его родственника, Луция Силана, Нерон обвинил в том, что тот готовит государственный переворот и уже заранее делит посты. Силана приговорили к ссылке, а позже убили.

Вслед за этим император расправился с семьей Рубеллия Плавта, убитого три года назад. Его жена Поллитта продолжала носить траур и хранила окровавленную одежду, которой накрыла труп мужа после того, как палачи отрубили ему голову. Теперь обвинили ее отца в злоупотреблениях; это был тот Луций Антистий Ветер, который в 55 году пребывал в звании консула совместно с императором. Все попытки вмешательства в дело были напрасны. На вилле в Формиях покончили жизнь самоубийством, вскрыв себе вены, отец и дочь, а также мать скончавшейся ранее жены Антистия.