Русский флаг - Александр Борщаговский

Шлюпка шла по внутренней бухте, скрытая выступами Сигнальной горы. Максутов вел ее как можно ближе к берегу с намерением вынырнуть из-за мыса внезапно и оказаться перед пароходом.

В порту, среди толпы, шли толки и пересуды.

— Не верю, — сказал судья Васильков, стоявший среди толпы со скрещенными на груди руками, — положительно не верю, чтобы англичане были способны на подлог флага! Они не решатся на такой низкий поступок.

— Плохо вы знаете их, сударь, — урезонил его Вильчковский, — и судите неосновательно. Они способны решительно на все.

— Но это же бесчестье! — пожал плечами Васильков.

— А разбойничать на берегах? Жечь деревни, палить из пушек в лоцманские суда? Грабить индусов, китайцев и еще полмира — это что же, подвиги чести?

Завойко меж тем, не отнимая трубы от глаз, говорил офицерам:

— По части шарлатанств у них огромнейший опыт. Три года назад к нам пришел вооруженный люгер[22] под флагом Соединенных Штатов. Капитан — Геджес. Представительный мужчина, только глаза вороватые. Документы судна показались мне подозрительными. Назначаю комиссию по осмотру. Вижу, гости волнуются, грозят именем президента. Спрашиваю: "Кто у вас теперь президент?" — "Великий герой Захарий Тейлор!" — "Чем же он велик?" — "Как же, — удивляются, — он разбил испанцев, привел в повиновение негров, индейские племена…" — "И только?! Передайте президенту, что в России свои обычаи, и поживей открывайте лавочку, не то нам придется ее взломать!" — Он наводил трубу то на лавирующий пароход, то на эмалевую гладь залива, которую рассекала шлюпка, оставляя за собой пенистый след. Что же вы думаете? Как только комиссия приступила к работе, на люгере подняли новый, уже английский флаг. Ко мне явился с законными документами некий Стротен и заявил, что капитаном является он, а не американец Геджес, пугавший нас гневом президента. Нынче у них новый президент, а повадки старые… Ага! — глядя на пароход в заливе, воскликнул Завойко. Поворотил, поворотил…

Максутов, выведя шлюпку на простор Авачинской губы, приказал матросам приналечь на весла. Шлюпка полетела навстречу пароходу. Завидя шлюпку, пароход стал уходить на юг. В этот момент на палубу парохода высыпало много людей. Они облепили корму и борт, с которого открывался вид на Петропавловск.

— Табань! — приказал раздосадованный Максутов. Он успел разглядеть на борту парохода небрежно закрашенную надпись "Вираго" и красные рубахи английских матросов.

Завойко насупился.

Сомнений нет! Английский пароход под американским флагом разведывал обстановку. "Если к утру поднимется хотя бы легкий ветер, — думал губернатор, — позволяющий парусным судам войти в Авачинскую губу, завтра же можно ждать сражения. Нужно торопиться с последними приготовлениями".

Перед Завойко вдруг возникла широкая физиономия мистера Чэзза.

— Спешу высказать свое негодование, господин губернатор, — заверял его Чэзз, низко кланяясь. — Торгующие американцы возмущены тем, что неприятель воспользовался флагом свободных Штатов!

— Невелика беда, Чэзз, — небрежно обронил Завойко и спросил строго: Почему не увозишь добро из Петропавловска? У Жерехова кладовые уже небось пустые, а ты что-то замешкался…

Лицо Чэзза расплылось в угодливой улыбке, глаза исчезли в темных, морщинистых веках, и, прижимая короткопалые руки к сердцу, он промолвил:

— Полагаюсь на доблестных защитников Петропавловска!..

Они не сделали и двух шагов, как поручик Губарев, протолкавшись сквозь толпу, подошел к Завойко и доложил, что со "Св. Магдалины" бежал штурман Магуд и сопровождавший его матрос.

— Куда? — вскинул голову Завойко.

— Неизвестно-с… Похитил деньги, имевшиеся на клипере, и бежал-с!

— Ну-ка, Чэзз, голубчик, — сказал Завойко недобрым голосом, — не ты ли просил за него, а?!

Он приблизился к Чэззу и, схватив купца за лацкан лоснившегося сюртука, гневно спросил:

— Куда он бежал?

— Что вы, господин губернатор! — шарахнулся испуганный купец. — Разве могу я знать!

— Хорошо! — Завойко повернулся спиной к американцу. — Мистер Чэзз поручился за Магуда. Если штурман не отыщется, деньги взыскать с Чэзза!

И, не обращая внимания на протесты купца, Завойко с Изыльметьевым пошел к зданию портового управления.

У крыльца они, к величайшему своему изумлению, столкнулись с Арбузовым, который, по предположению Завойко, должен был находиться уже на полдороге к Большерецку.

Арбузов два дня не попадался на глаза Завойко. На совете он не присутствовал. Казалось, он внял наконец повторному приказанию начальника. С появлением неприятельской эскадры Завойко пожалел было, что отправил Арбузова, вздорного, беспокойного, но все же боевого офицера.

— Почтение, Василий Степанович! — как ни в чем не бывало поклонился Арбузов. — Иван Николаевич, здравствуйте! Все-таки решили припрятать муку подальше, как я и предполагал? — он указал на стрелков, переносивших кули с мукой к Култушному озеру для сооружения вала Озерной батареи.

Завойко взорвало. Мгновенно представились ему и стычки с Арбузовым и повышенный к ним интерес молодых офицеров.

"Недостойно! Мерзко! — пронеслось в голове. — В нынешнее же время и вдвойне мерзко. Скрываться, хитрить…"

— А я, милостивейший государь, — начал Завойко, сдерживаясь, предполагал, что вы находитесь на пути в Большерецк!

— Василий Степанович, помилуйте! В этакое время…

— Я предполагал, господин капитан второго ранга, что двух приказаний, — розовый от негодования Завойко подчеркнул последнее обстоятельство, — двух моих приказаний достаточно для такого опытного офицера, каким вы себя считаете! В любое время!..

Арбузов струсил. Он потерял беспечный вид, но тотчас же справился со смущением, придав себе вид отчаянной решимости.

— Применяясь к точному смыслу военного закона, при таких исключительных обстоятельствах…

— Обстоятельства, — пресек его Завойко, — известны мне не меньше вашего…

Арбузов хотел найти поддержку у Изыльметьева, но Иван Николаевич ответил на его искательный взгляд так, словно встретился с досадным препятствием при исполнении серьезного и важного дела. Тогда Арбузов упрямо вскинул голову и, сжав кулаки, ответил:

— Я не имел права оставлять свой пост в виду угрожающего противника.

— Третьего дня, когда я повторил свой приказ, о неприятеле не было известно.

— А нынче он тут!

— Потрудитесь немедля выполнить приказание! — вспылил Завойко.

У Арбузова как-то сразу задрожало лицо, расширились сверкнувшие презрением глаза, заходили сильнее ноздри, он ответил хрипло, срываясь на крик:

— Старший по начальнике не оставляет своего поста на случай его смерти!

— Значит, вы не повинуетесь? — тихо спросил Завойко.

— Разрешите напомнить вам, — воскликнул Арбузов с истерической ноткой в голосе, — что начальник команды не может быть никуда посылаем на срок свыше трехдневного! Я капитан над портом и под страхом смертной казни не оставлю своего поста…

— В последний раз предлагаю вам одуматься, — предупредил его Завойко с недобрым спокойствием в голосе. — Я не допущу подобного неслыханного нарушения приказа перед лицом неприятеля, угрожающего порту.

Арбузов закусил удила.

— Если ваша власть выше закона, — закричал он, — закуйте меня в кандалы, бросьте на гауптвахту, казните…

Но Завойко уже не слушал его. Повернувшись к адъютанту, он приказал:

— Тотчас же приготовьте приказ об отрешении капитана второго ранга Александра Павловича Арбузова от всех занимаемых им должностей.

III

Случай свел Зарудного и Машу для короткого прощания. Узнав о приближении неприятеля, Зарудный собрал свою партию волонтеров из молодых чиновников и петропавловских мещан, и они, вооруженные кремневыми и пистонными ружьями, отправились на северную окраину города, к Култушному озеру. Здесь была назначена боевая позиция для их разношерстного отряда. При отряде находилась единственная сухопутная пушчонка и пара лошадей к ней.

Партия уже около двух недель проводила ученье, и Зарудному удалось добиться некоторой согласованности действий, хотя внешне отряд выглядел случайным сборищем. Чиновничьи мундиры смешались с неуклюжими куртками местного изготовления, с ситцевыми и холщовыми рубахами мещан, форменные фуражки — с выцветшими картузами и потертыми малахаями.

В полдень волонтеры расположились на отдых. Из-за казарм, которые замыкали северную окраину Петропавловска, показалась колонна женщин и детей. Они шли к Култушному озеру по грунтовой дороге, ведущей на Авачу. Зарудный, как и другие чиновники, стоял с обнаженной головой. В тихом исходе этом, без стенаний и плача, было что-то горестное и значительное.