Гражданин галактики - Роберт Хайнлайн

Судья Брадер злобно усмехнулся и вытащил из-за спины хлыст:

– Ткни его мордой в стол!

Торби проснулся от удушья. Ну и приснится же такое! Он оглядел комнатку маленького отеля и постарался припомнить, как он здесь очутился. Они беспрестанно путешествовали, покрывая иной раз до половины планеты. Он уже стал достаточно разбираться в нравах и обычаях, чтобы не привлекать особого внимания, и новая идентификационная карточка служила ему не хуже настоящей. С тех пор как он выяснил, что подпольный мир всюду живет по тем же законам, это было уже не так трудно.

Наконец он вспомнил – он находился в Южной Америке.

Прозвучал сигнал тревоги – уже полночь, время двигаться. Торби оделся и посмотрел на свой багаж, который решил оставить здесь. Через черный ход он спустился вниз.

Тете Лиззи не нравился холод Юкона, но она смирилась с ним. Вдруг кто-то позвонил Леде и напомнил, что до окончания покупок к Рождеству осталось всего несколько дней, и поэтому им пришлось уезжать.

В Ураниум-сити Торби решил позвонить. Гарш ухмыльнулся с экрана.

– Жду вас в окружном суде по делу «графство против Рудбека», четвертый зал, в девять пятьдесят девять утром четвертого января. А теперь сгиньте с глаз долой.

Поэтому в Сан-Франциско в присутствии тети Лиззи Торби и Леда поругались. Леда хотела отправиться в Ниццу, Торби настаивал на Австралии. Торби наконец гневно сказал:

– Ну и забирай себе машину! Я куплю себе другую! – Он вылетел вон и купил себе билет до Большого Сиднея.

Там он устроил старую шуточку, проскользнув в туннеле под Заливом и, убедившись, что отделался от своего телохранителя, пересчитал наличные, которые Леда сунула ему тайком, потому что ругались они публично. У него было чуть меньше двухсот тысяч кредитов. К ним была приложена записочка с извинениями, что она не могла собрать больше, но терпеть не может иметь с собой наличные деньги.

Ожидая рейса, Торби пересчитал то, что осталось от этих денег, и понял, что должен тратить осторожно, вести себя очень рассудительно по отношению и ко времени, и к деньгам. И куда только девается и то, и другое?

В Рудбек-сити на него буквально набросились фотографы и репортеры; все вокруг так и кишело ими. Но он протолкнулся сквозь их толпу и в девять сорок восемь встретился в баре с Гаршем. Старик кивнул.

– Садитесь. Хиззонер скоро появится.

Судья вошел и, пристав, провозгласил древнюю формулу справедливости: «…да будут выслушаны обе стороны».

– Этот судья на поводке у Брадера, – заметил Гарш.

– Что? Тогда почему мы здесь?

– Вы мне платите за то, чтобы об этих проблемах беспокоился я и только я. Любой судья становится хорошим судьей, когда знает, что он под прицелом, что за ним наблюдают. Оглянитесь.

Торби так и сделал. Помещение было настолько заполнено представителями прессы, что остальным оставалось лишь стоять вдоль стен.

– Я неплохо потрудился, – заметил Гарш, – если мне будет позволено так выразиться. – Он ткнул пальцем в передний ряд. – Этот увалень с большим носом – посланник с Проксимы. А старый жулик рядом с ним – Глава Юридического комитета. И… – он замолчал.

Торби не видел дяди Джека, но судья Брадер сидел за другим столом – на Торби он не глядел. Не видно было здесь и Леды. Он остро почувствовал свое одиночество. Но Гарш, кончив формальное представление дела, сел рядом с ним и шепнул:

– Вам послание от юной леди. Она просит передать, что желает удачи.

Торби принял участие в судоговорении, только давая присягу, а затем последовали заявления, контрзаявления и предупреждения. Когда его приводили к присяге, он заметил на передней скамье отставного судью из Высшего Суда Гегемонии, который как-то обедал у Рудбеков. Затем Торби уже ничего не замечал, потому что излагал свой рассказ в глубоком трансе, в который ввел его психотерапевт.

Каждая деталь его повествования бесконечно обсуждалась и пережевывалась, но лишь однажды слушание обрело драматический характер. Брадер обратился к суду с протестом в такой форме, что по залу пронесся шепот и кто-то даже затопал ногами. Судья побагровел:

– К порядку! Бейлиф очистит помещение!

Несмотря на протесты репортеров, бейлиф приступил к исполнению своих обязанностей. Но первые ряды сидели неподвижно, не сводя взглядов с судьи. Высокий Посланник с Веганской Лиги наклонился к своему секретарю и что-то шепнул ему; тот зашелестел клавишами стенографической машинки.

Судья прокашлялся:

– …пока не прекратится подобное нетерпимое поведение… Суд не потерпит неуважения к себе.

Торби не без удивления услышал его заключительные слова:

– …из чего следует признать, что Крейтон Бредли Рудбек и Марта Бредли Рудбек скончались и ныне мертвы, став жертвой катастрофы. Да покоятся их души в мире. И пусть так и будет записано.

Судья стукнул своим молотком по столу.

– Если душеприказчики или опекуны наследников завещания в случае, если оно имеет место, присутствуют в настоящем суде, пусть они выйдут сюда.

О собственной доле Торби не было сказано ни слова. Торби поставил все необходимые подписи в комнате судьи. Ни Уимсби, ни Брадер при этом не присутствовали.

Когда Торби с Гаршем вышли наружу, он перевел дыхание.

– С трудом могу поверить, что нам удалось выиграть.

Гарш усмехнулся.

– Не обманывайте сами себя. Мы выиграли по очкам лишь первый раунд. Все дальнейшее обойдется вам недешево.

У Торби обтянулись скулы. Телохранитель начал прокладывать им дорогу через толпу, и они двинулись за ним.

Гарш не преувеличивал. Брадер и Уимсби продолжали управлять компанией «Рудбек и Ассоциации» и не собирались складывать оружия. Торби так и не увидел доверенности своих родителей, хотя сегодня он хотел убедиться лишь в одном: он предполагал, что разница между теми бумагами, что ему подготовил судья Брадер, и теми, что оставили отец и мать, заключается в нескольких словах – «аннулировать» или «аннулировать по устному соглашению».

Но когда суд на своем очередном заседании приказал доставить их, Брадер объявил, что они были уничтожены при очередной чистке архивов от ненужных документов. Он был приговорен к десяти дням заключения за неуважение к суду, исполнение приговора было отложено, и на том все кончилось.

Хотя Уимсби лишился той доли голосов, которые ему давали вклады Крейтона и Марты Рудбек, не получил их и Торби; предстояло еще дождаться утверждения завещания. Все это время Брадер и Уимсби продолжали оставаться у руководства компанией, чувствуя поддержку большинства директоров. Торби не имел права доступа даже в Рудбек-билдинг, не говоря уж о своей старой конторе.

Уимсби больше не показывался в поместье, его вещи были ему высланы. Торби отдал Гаршу апартаменты Уимсби. Старик часто оставался ночевать, потому что они были очень заняты.