Уловка-22 - Джозеф Хеллер

— Хоронят того малыша, что погиб в моем самолете над Авиньоном. Его звали Сноуденом.

— Что с ним случилось? — Милоу перешел на почтительный шепот.

— Убит.

— Это ужасно. — В больших карих глазах Милоу блеснули слезы. — Бедный! Это действительно ужасно. — Он крепко прикусил свои дрожащие губы, и, когда снова заговорил, голос его зазвенел от избытка чувств.

— Но будет еще хуже, если столовые не согласятся покупать мой хлопок. Йоссариан, что с ними творится? Разве они не знают, что они наряду со всеми имеют свой пай?

— У покойника из моей палатки тоже свой пай? — спросил Йоссариан язвительно.

— Конечно, — охотно заверил его Милоу. — У каждого в эскадрилье свой пай.

— Он был убит прежде, чем его зачислили в эскадрилью.

Милоу отвернулся с гримасой невыразимого огорчения.

— Прошу тебя, прекрати попрекать меня этим покойником из твоей палатки, — сказал он капризным тоном. — Я уже говорил, что нисколько не повинен в его гибели. Моя ошибка в том, что я просчитался, закупив весь урожай египетского хлопка, и навлек на всех вас беду. Разве я мог предвидеть, что возникнет такой завал хлопка? — Я даже не знал, что в момент покупки на рынке наблюдался избыток хлопка. Случай завоевать рынок подворачивается не так уж часто. И я постарался не упустить этот редкий шанс.

Милоу едва не застонал, когда увидел, как шестеро военных вытащили из санитарной машины простой сосновый гроб и осторожно поставили на землю рядом с зияющим провалом свежевырытой могилы.

— И теперь я не могу сбыть ни клочка, чтобы выручить хоть пару центов, — причитал Милоу с траурным видом.

Йоссариана не трогали ни напыщенный и загадочный церемониал похорон, ни переживаемая Милоу горечь тяжелой утраты. Голос капеллана доносился до него издалека плохо различимым, еле слышным бормотаньем. Йоссариан узнал долговязую, возвышавшуюся над толпой фигуру майора Майора, и ему показалось, что он узнал майора Дэнби, вытиравшего лоб носовым платком. Позади трех офицеров выстроились подковой рядовые, неподвижные, как чурбаны. Четверо могильщиков в полосатых робах, скучая, опирались на лопаты, воткнутые в страшную, нелепую кучу медно-красной земли Йоссариан увидел, как капеллан воздел очи в сторону Йоссариана, горестным жестом дотронулся до глаз пальцами, снова посмотрел в сторону Йоссариана, на этот раз пристально, и опустил голову. Йоссариан расценил это как конец погребальной церемонии. И действительно, четверо в робах подняли гроб на ремнях и опустили в могилу. Милоу резко вздрогнул.

— Я не могу смотреть на это! — вскричал он с душевной болью и отвернулся. — Я не могу сидеть здесь и смотреть на все это, в то время как столовые позволяют разоряться моему синдикату! — Он заскрипел зубами и затряс головой от невыразимой скорби и обиды. — Будь я на их месте, я развел бы костер и сжег нижнее белье и летнюю форму, лишь бы увеличить спрос на хлопок. Но они не хотят делать ничего. Йоссариан, попытайся проглотить остаток шоколадно-хлопкового пирожного — ради меня. Может быть, оно все-таки тебе понравится…

Йоссариан оттолкнул его руку:

— Отстань, Милоу. Хлопок не едят.

Милоу хитро сощурился.

— Это ведь не просто хлопок, — уговаривал он Йоссариана. — Это хлопковые пирожные, восхитительные хлопковые пирожные. Попробуй и увидишь.

— Восхитительные? Ну уж не ври.

— Я никогда не лгу, — возразил Милоу с горделивым достоинством.

— А сейчас врешь.

— Я лгу только в случае необходимости, — объяснил Милоу, на мгновенье опустив глаза, но тут же победоносно вскинул ресницы. — Эти штуки лучше, чем обыкновенные пирожные, ей-богу, лучше. Они же начинены настоящим хлопком. Йоссариан, ты должен заставить всех есть эти пирожные. Не забывай, что египетский хлопок — лучший в мире.

— Но он несъедобен! — воскликнул Йоссариан. — У меня от него будут колики в желудке, понимаешь? Почему ты не испробуешь его на себе, если мне не веришь?

— Я пытался, — признался Милоу мрачно. — У меня от него несварение желудка.

Трава на кладбище отливала желтизной сухого сена и зеленью вареной капусты. Молча, неторопливо люди шли к машинам, поджидавшим их на обочине пыльной, ухабистой дороги. Горестно склонив голову, капеллан, майор Майор и майор Дэнби двигались на почтительном расстоянии друг от друга к своим джипам, стоявшим отдельной группкой.

— Все кончено, — сказал Йоссариан.

— Конец, — уныло согласился Милоу. — Никакой надежды… И все потому, что я дал им возможность решать самим. Ну что ж, это послужит мне хорошим уроком. Я уж заставлю их слушаться, если в следующий раз решусь на что-нибудь подобное.

— А почему бы тебе не продать хлопок правительству? — небрежно предложил Йоссариан, глядя, как четверо солдат в полосатых робах швыряют в могилу лопатами медно-красную землю.

Милоу сразу же забраковал эту идею.

— Это дело принципа, — убежденно заявил он. — Суть правительственного бизнеса — не лезть в частный бизнес, и я был бы последним негодяем, попытайся я впутать правительство в свой бизнес. Но основной бизнес правительства — забота о частном бизнесе, — тут же припомнил он и продолжал с подъемом: — Это сказал Кальвин Кулидж. А Кальвин Кулидж был президентом, так что, должно быть, это верно. И если правительство несет ответственность за процветание частного бизнеса, оно обязано скупить мой хлопок, раз никто другой не желает его покупать. Должен же я получить прибыль, а? — Но неожиданно лицо Милоу омрачилось, он снова стал серьезным и озабоченным. — Да, но как я добьюсь этого от правительства?

— Дай взятку, — сказал Йоссариан.

— Взятку? — Милоу рассвирепел и, покачнувшись, опять чуть было не свалился с сука и не свернул себе шею.

— Стыдись? — сурово отчитывал он Йоссариана. Казалось, огонь праведного негодования вырывался из его раздувавшихся ноздрей и из гневно скривившегося рта. — Взятка — дело противозаконное, и ты об этом прекрасно знаешь. Хотя… Хм… Ведь получить прибыль — это не противозаконно, а? Нет, конечно, нет? Следовательно, я не сделаю ничего противозаконного, если дам взятку с целью получения основательной прибыли. — И с несчастным, жалобным лицом он снова углубился в размышления. — Но откуда я знаю, кому надо дать взятку?

— О, об этом не беспокойся, — усмехнувшись, утешил его Йоссариан. В это время джипы, санитарные машины и стоявшие позади грузовики, нарушив сонную тишину, стали разъезжаться. — Пообещай хорошую взятку, и они сами тебя найдут. Только дай понять, что ты не из робкого десятка. Пусть все точно знают, что тебе нужно и сколько ты собираешься заплатить. Но если ты будешь держаться стыдливо или виновато, сразу же попадешь в беду.

— Пошел бы ты со мной, а? — попросил Милоу. — Я побаиваюсь взяточников. Это же шайка мошенников.

— Ничего с тобой не случится, — заверил его Йоссариан. — А попадешь в беду, скажи, что безопасность страны требует сильной отечественной промышленности, перерабатывающей египетский хлопок, купленный у спекулянтов.

— И ведь, правда, требует. — Подхватил Милоу торжественно. — Сильная промышленность, перерабатывающая египетский хлопок, — это сильная Америка.

— Ну конечно, а если не поможет, напомни о многих американских семьях, чей доход зависит от этой отрасли промышленности.

— Уйма американских семей зависит от этого.

— Понял? — спросил Йоссариан. — У тебя это получится лучше, чем у меня. В твоих устах это звучит почти как истина.

— А это и есть истина, — воскликнул Милоу.

— И я о том же. Ты сумеешь это изложить достаточно убедительно.

— Так ты твердо решил не ходить со мной? Йоссариан отрицательно покачал головой. Милоу не терпелось приступить к делу. Он сунул в карман остаток хлопкового пирожного и стал осторожно пробираться по ветке к гладкому седому стволу. Заключив ствол в сердечные, хотя и неуклюжие объятия, он начал спускаться. Его кожаные подошвы то и дело соскальзывали, и казалось, что он вот-вот упадет и расшибется. Спустившись до середины ствола, Милоу вдруг замер, а затем опять стал карабкаться вверх. Кусочек коры прилип к его усам. Лицо покраснело от напряжения.

— Чем расхаживать голым, ты все-таки оделся бы, — посоветовал он, думая о чем-то своем. — А то еще, чего доброго, подашь пример другим, и я вовек не сумею сплавить этот распроклятый хлопок. — Он заскользил вниз и, ступив на землю, поспешил прочь…

25. Капеллан

С некоторых пор капеллан стал задумываться над тем, что творится вокруг. Имеет ли бог ко всему этому отношение? А если имеет, то где тому доказательства? Служить в американской армии священником-анабаптистом трудно даже при самых благоприятных обстоятельствах, а без твердой, догматической веры — почти невыносимо.

Горластые люди внушали капеллану страх. Энергичные, напористые, вроде полковника Кэткарта, вызывали у него чувство беспомощности и одиночества. Где бы капеллан ни появился, для всех он был чужим. И нижние чины, и офицеры держались с ним иначе, чем с другими нижними чинами и офицерами, и даже остальные капелланы были между собой в более коротких отношениях, чем с ним. В мире, где успех — единственная добродетель, он сам обрек себя на неудачу. Он болезненно осознавал, что лишен апломба и ловкости — качеств, столь необходимых для духовника, помогавших идти в гору столь многим его коллегам других вероисповеданий и сект. Скорее всего он не был рожден для преуспеяния. Он считал себя уродом, и единственное, о чем он мечтал денно и нощно, — оказаться дома, возле своей жены. На самом деле капеллан был почти привлекательным: у него было приятное, нежное лицо, бледное и хрупкое, как известняк, и живой, открытый ум.