Стоя на краю неба - Екатерина Белецкая

– Правду сказать не трудно, но я все равно не понимаю, для чего тебе эта правда понадобилась?..

– Захотелось, – дернула плечом Орбели-Син. – И было интересно, сдашься ты или продолжишь упрямиться.

– И что?..

– Ты сдался. Спасибо, теперь я довольна.

Ри застонал сквозь стиснутые зубы. Ну и дрянь!.. Кажется, даже хуже Марии.

– Орбели, я бы хотел попросить тебя… – осторожно начал он. – Сейчас мы заберем… В общем, Джессика – это человек из моего прошлого. Очень давнего прошлого. И я бы хотел попросить… Вести себя максимально корректно, – слова давались ему сейчас большим трудом. – Если можно, обойдись без расспросов и лишних разговоров.

Орбели-Син задумчиво посмотрела на него, прищурилась.

– Недоговариваешь, – констатировала она. – Очень многого недоговариваешь. Ладно. Пожалуй, в этот раз я выполню твою просьбу, но исключительно ради ребят. Надеюсь, им твоя затея ничем не грозит?

– Нет, конечно, нет, – поспешно заверил ее Ри. – Она вообще никому ничем не грозит.

– Ну-ну, – с сомнением протянула Орбели. – Почему-то мне так не кажется. Впрочем, посмотрим. Ладно, командир… командуй.

Вещи со склада они уже забрали, а теперь катер снова оказался на крыше дома Джессики. Ри медлил, ему было не по себе. А вот Орбели, казалось, происходящее лишь забавляло и не более того. Нервничающий официал в ее системе представлений выглядел более чем комично. Официалу таким быть не положено. Ему положено совсем другое…

– Иди уже, – хмыкнула она. – Нам еще ребят забирать.

– Хорошо, я быстро. Ты не могла бы пока что посмотреть новости? – попросил Ри. – Они, скорее всего, уже начали, мне надо понять, можно ли запускать в систему транспорты, но…

– Иди, сказала. Посмотрю, конечно. Знаешь, я вот только одного боюсь: что после просмотра этих новостей я могу попытаться заставить вас сделать что-то, что вы делать не захотите, – призналась она. – Я отдаю себе отчет в том, что могу там увидеть. И, в отличие от вас, стоять и смотреть на такое я не умею.

– Придется, – Ри подошел к стене, которая тут же потекла вниз, образуя проход. – Не думай, нам тоже не нравится просто смотреть. Но мы, к сожалению, умеем соизмерять происходящее и свои силы. И помним про законы. Только давай поговорим об этом позже, хорошо?

Орбели медленно кивнула.

Ри, не в силах преодолеть нерешительность, стоял подле двери, сжимая в руке «ключ» от защиты, оставленный ему Скрипачом. Он уже трижды протягивал руку к сенсору, но никак не мог преодолеть внезапно напавшую робость.

«Что я ей скажу? – билось в голове. – Как я вообще… черт, словно мальчишка какой-то, право слово».

Куда подевалась его обычная решительность? Что вообще с ним происходит? Он… боится? Но чего? Ожившей тени, собственных воспоминаний или…

Он глубоко вздохнул и приложил ладонь к пластине. Дверь распахнулась сразу же, словно Джессика ждала за ней, с другой стороны, все эти минуты. Может, так оно и было. Ри стоял напротив нее, не в силах произнести ни слова, и смотрел, узнавая и не узнавая одновременно – те самые отчаянные серые глаза, темные волосы, тонкое, прекрасное лицо… вот только в глазах какая-то обреченная усталость, смешанная с несгибаемой, непобедимой волей.

– Не может этого быть, – еле слышно произнесла Джессика, глядя ему в глаза. – Так не бывает.

Ри кивнул.

– Так действительно не бывает, – подтвердил он. – А ты почти не изменилась… только стала старше и… мудрее, наверное.

Он бросил на пол «ключ», переступил порог.

– Джесс, кто там? – позвал голос из комнаты. Понятно, тот гермо, о котором сказали ребята.

– За нами пришли, – ответила Джессика. Она на удивление быстро справилась с растерянностью. – Замми, давай собирать мальчишек.

– Ага… – Гермо тоже вышел в прихожую, настороженно посмотрел на Ри. Тот улыбнулся в ответ, и гермо тут же тоже заулыбался. Забавный. Хрупкий, как девушка, худенький, пугливый какой-то.

– Чего боишься? – спросил Ри. – Хватит уже. Отбоялся. Пошли, нам надо торопиться.

– А где Найф и Файри? – спросила Джессика. – Ой, то есть Ит и…

– Где-то в городе, – ответил Ри. – Пойдемте, нам нужно их забрать и выметаться отсюда. Нам ничего не грозит, но сейчас лучше держаться от Онипреи подальше.

– Там новости передают, – жалобно сказал гермо. – Ужас какой-то… Это просто какой-то ужас!.. Вы смотрели? – обратился он к Ри. Тот отрицательно покачал головой. – Господи… все районы, в которых есть рауф, объявлены карантинной зоной, они подогнали СВЧ-пушки…

– Что подогнали?

– Лучевые пушки, которые для разгона демонстраций, – пояснил Замми. – Они не убивают, но если под луч попадешь, то очень больно… – Гермо чуть не плакал, улыбка, которой он ответил Ри, пропала. Джессика успокаивающе погладила его по руке. – За что?! Они не дают выйти тем, кто отравлен, они сказали, что это инфекция, или вирус какой-то, я не понял… Там не только пушки, там люди… Они тоже не дают выйти никому… Да что мы такого этой планете сделали?! И мальчишки плачут… постоянно плачут, уже несколько часов… А в Комнатах что творится, не передать! Я пытался блокировать, так система сама снимает блоки. Там такой хай стоит, все только про рауф и говорят… Что нас вообще убивать надо… За что?!

– Так, – Ри перешел на командный тон: – Быстро, по сумкам этих всех, и уходим. Джессика, не надо брать вещи, с ними ничего не случится, я потом кого-нибудь пришлю за ними, если тебе это вообще надо. Сумки есть?

– Есть, есть. – Гермо бросился в комнату. – Сейчас, мои хорошие… Ксини, держи Вудзи, понял? Крепко держи!.. Джесс, куда Брида и Тринадцатого?

– Подожди, я сейчас сама, – отозвалась Джессика. – Простите, а как вас зовут?

– Как меня звали в твоем сне? – спросил Ри.

– Ариан, – ответила она чуть слышно.

– Верно, – кивнул он. – Сейчас меня зовут Ри. Похоже, правда?

– Да, – эхом отозвалась Джессика. – Действительно, похоже.

Скрипач сидел на высоком парапете и, не отрываясь, смотрел на огромный экран, расположенный на крыше здания, стоящего напротив университета. По местному вещанию транслировали городские новости, сейчас, видимо, ради экономии времени – в двухмерке. Камеры, расставленные вокруг Зеленого квартала, фиксировали происходящее – наспех сооруженное карантинное заграждение, ярко освещенную пустую улицу и тех, кто нашел силы как-то подойти к периметру. По большей части – уже неподвижных. К периметру была подогнала техника – уродливые серые машины с торчащими над кузовами серыми решетками пушек.

– …как известно, не смертельное оружие совершенно безопасно для здоровья. Оно вызывает лишь неприятные ощущения, препятствует переходу зараженными линии периметра. Этиология заболевания сейчас выясняется… – вещал диктор. – Просьба сохранять спокойствие и не нарушать границ зараженной зоны, а также не проявлять излишнюю инициативу…

На площади перед зданием собралась уже изрядная толпа, народ переговаривался, тут и там слышались взволнованные голоса. Скрипач, слушая разговоры, идущие вокруг него, понимал, что это – то самое и есть. То, чего они ждали.

Ненависть была вокруг.

Ненависть в чистом виде.

«Мразь такая… натащили заразы, а если это опасно для нас? Центр города, и никто не знает, что это такое! А если пострадают дети? Душить надо эту пакость, давить! Куда только смотрит правительство?!»

«Интересно, – думалось Скрипачу, – сколько всего людей сейчас отрабатывают эту программу?

Сколько сидит в сети, перед терминалами, и сколько хором мыслит на одной волне? Особенно, конечно, стараются «батарейки» – правильно, они объединены в сообщества, а у единомышленников хор получается куда как стройнее, чем разрозненные голоса.

Ненависть…

Это все создавалось ради таких моментов – если ненавидеть вот так, массово, можно сделать мысль материальной. И она сработает, как нужно тем, кто ее инициировал. Вместо жалости к погибающим разумным появится такая ненависть. Не желание помочь, спасти. Нет. Желание – добить. Добить, потому что опасность. Неизвестная, а оттого особенно пугающая.

И ведь это только первый шаг…

Будут и следующие.

Кто там на очереди? Когни? Нэгаши? Что приготовлено для них? В чем будут виноваты они? Если рауф принесли болезнь, то этим, вероятно, достанется что-то еще.

Кто-то из них осквернит какую-нибудь местную святыню.

Кто-то убьет ребенка.

Сейчас невидимые нити структуры пришли в движение и начали стягивать разрозненные элементы между собой – легко, непринужденно, свободно.

Головоломка давным-давно была сложена, – думал Скрипач. – Их учили этой ненависти, исподволь, потихоньку. А сейчас дали право голоса. Право ненавидеть. Всего-то и надо было – напугать.

Этого оказалось более чем достаточно…»

– Твари проклятые! – крикнул кто-то неподалеку. – Да что ж военные ничего не делают?! Жечь надо! У нас же дети!..