О чём речь - Ирина Левонтина

Так что не будем пренебрегать «неважным».

Например, я как-то услышала по телевизору фразу: «Вспоминаю, как в 70-е годы выходили на улицу, чтобы прокричать: „Свободу Áнжеле Дэвис!“» А я вот вспоминаю, что Анжéла произносили тогда вроде с ударением на втором слоге… Я начала размышлять, и в моих воспоминаниях вариант с ударением на первом слоге относился к чуть более позднему времени. Я хорошо помню эти выкрики: «Свободу Анжéле Дэвис!» и потом «Свободу Луису Корвалану!». Сейчас-то «Википедия», кстати, дает вариант Áнжела. Но тогда, в начале 70-х? Как говорили по телевизору? Как говорили в народе? Я стала всех спрашивать, все помнили по-разному. Потом мне напомнили песню Высоцкого «Жертва телевидения» (1972), про которую я, к стыду моему, забыла:

Ну а потом на закрытой, на даче, где, к сожаленью, навязчивый сервис, я и в бреду всё смотрел передачи, всё заступался за Анджелу Дэвис…

(написание – Анжела или Анджела – это отдельный вопрос). Значит, вариант с ударением на первом слоге существовал уже тогда. Я не знала (была все же тогда младшей школьницей), что народ слагал матерные частушки про Анжелу Дэвис (в одной она рифмовалась с джинсами «Левис»). Там-то, конечно, была Анжела: такое ударение гораздо удобнее для двусложного размера. А вот интересно: если про прическу, говорил ли кто-нибудь прическа «Анжела Дэвис»? Мне это трудно себе представить. Кстати, о прическе. Есть еще песня Гарика Сукачева и «Неприкасаемых» «Свободу Анджеле Дэвис!», там такой текст:

Таких, брат, ребят не найдешьЯ искал, но уже не надеюсьОн носил платформяк под коричневый клешИ прическу «Анжела Дэвис»Свободу Анжеле Дэвис!От Анжелы Дэвис руки!

Вот тут, например, можно послушать: http://player.mycrealife.ru/track/ioy^45_β493^237. Там интересно: в строчке «Свободу Анжеле Дэвис» ударение, естественно, на втором слоге, но и в строчке «От Анжелы Дэвис руки!», где стихотворный размер требует ударения на первом, тем не менее, тоже скорей на втором. Но дальше там ударение разное. То есть, видимо, первоначально было колебание между более официальным Анжела и более народным Анжела. Теперь Анжела победила, поскольку в последнее время усилилось влияние английского языка на русский. Ну в этом конкретном контексте победила. Так-то русских девочек называют Анжелами.

И возвращаясь к прическе. С прической и сейчас, наверно, будет Анжйла. Такое бывает. Вот, например, раньше было принято ударение Ньютун, а сейчас установилось ударение Ньютон, более близкое к языку-источнику. Соответственно, мы говорим «бином Ньютона». Но в булгаковском контексте кажется естественным сказать: «Подумаешь, бинóм Ньютóна!»

Или еще одна история про ударения. Как вы, наверно, знаете, в слове баловаться правильное ударение – на третий слог (баловбться). Так говорят словари, учебники и пособия по культуре речи. А ударение ббловаться помечается как «не рек.». Это, правда, очень распространенная ошибка. Все помнят мультфильм про Карлсона, где он голосом В. Ливанова говорит: «Я шалю, то есть бáлуюсь». В слове шалю, кстати, первый гласный он произносит на старый манер, примерно как шэлю или шылю. Так вот. Бблуюсь, конечно, неправильно. Но во фразе «Я не курю, а так, балуюсь» произнести балэюсь кажется мне странным. Может быть, наметилось такое распределение ударений по значениям? В словарях про это пока ничего нет, посмотрим, как будут развиваться события.

А еще меня всегда интриговала конкуренция ударений в названии государства Израиль – в русском языке, разумеется. Я помню, что среди людей старшего поколения многие произносили Израъль. Вот, кстати, пример из «Зеленого шатра» (2011) Л. Улицкой, где героя вызывают на Лубянку и некий капитан говорит:

– Словом, не стану от вас скрывать, пришло вам с семьей приглашение из государства… – тут он сделал многозначительную паузу, прочистил горло и выговорил с отвращением: – Израиль. – Ударение он ставил на второе «и», и получалось зловеще.

Это ударение, конечно, социально маркировано. То ли как знак речи сотрудников «органов» или номенклатуры.

То ли как простонародное. Тут, кстати, тоже вспоминается частушка, которая начинается со слов «Надоело жить в Рязани» и в которой Израи́ль рифмуется с кадриль. Но, с другой стороны, в русском языке было имя Изрáиль, полно Изрáилей и людей с отчеством Изрáилевич, и ударение всегда было на «а». Откуда же это ударение на последний слог в названии государства? Можно только предположить, что под влиянием ударения в иврите. Может, от военных и дипломатов, которые налаживали дружбу с новоиспеченным государством, еще не зная, что скоро мировой сионизм окажется чуть не главным врагом? От них подхватили партийные пропагандисты. Интеллигенция же предпочитала ударение Изрáиль, хоть оно и дальше от иврита. Оно и победило. Помните, кстати, такую героическую песню, которая заканчивалась словами:

Эта песня сложилась в народеПой, гори, до конца догорайПарня этого звали ВолодяОн сегодня уехал в Израиль.

В общем, все это ужасно интересно и очень плохо восстановимо.

Жидкокристаллическая река

У метро «Войковская» тетенька раздает рекламные листовки, заученно выкликая: «Осетинские пироги! Вкусные! Пышные!» Забавно, конечно. Кто хоть раз даже не пробовал, а просто видел осетинские пироги, тот знает, что они какие угодно, только не пышные. Да тетенька, наверно, и вправду их не ела: все же они довольно дорогие. А на счет пышности – это она так, из общих соображений. Язык сам подсказывает ей, что говорить. Надо хвалить товар, так? Если еда – то про нее в первую очередь надо уверенно утверж дать, что она вкусная. А конкретно пироги, если они хорошие, то значит, пышные. Творог был бы у нее свежий (или, как говорят на рынке, свежайший), мед ароматный, яблоки сладкие (хотя лично я, например, предпочитаю кислые) или, пожалуй, сочные. В лингвистике это называется лексическая функции Bon.

Кстати о пышных пирогах. В 1987 году в «Новом мире» появилась статья Л. Пияшевой (под псевдонимом Л. Попкова), в которой впервые в советской печати было заявлено, что капитализм – благо, а социализм – абсолютное зло. Статья произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Собственно, насколько я помню, в тексте не было ничего такого, о чем не говорили бы на московских кухнях, но совершенно невероятно, головокружительно и потрясающе было видеть это напечатанным в советском журнале. Так вот статья эта называлась «Где пышнее пироги?» – имелось в виду, что пышнее они в Западной Германии, а не в Восточной, в Южной Корее, а не в Северной. Словом, что пироги пышнее там, где нет социализма.

В поэтике есть термин «постоянный эпитет»; считается, что такие эпитеты характерны для народной поэзии («поле чистое», «море синее», «солнце красное») – то же и в эпопеях Гомера, тесно связанных с народным творчеством («розоперстая Эос», «Одиссей хитроумный»). Все по мнят хотя бы по детским сказкам и народным песням: «красна девица», «добрый молодец», «буйная голова». В фольклоре часто встречаются смешные на современный слух сочетания, в которых определения неуместны или прямо противоречат остальному контексту: «Он и снес своей жене буйну голову» или «Твоя молодая верная жена тебе молодому вовсе не верна». Мы к такому не привыкли: сейчас мы стремимся подбирать определения, которые релевантны именно для данной ситуации. А тут по-другому: определение сигнализирует о принадлежности объекта миру нормы и указывает, каким сущностным свойством объект в этом мире обладает. Руки там всегда белые, поэтому в фольклорном тексте «белы руки» оказываются даже у арапа. Надо ли говорить, что «пышные пироги» тут были бы в самый раз.

Впрочем, заметим, что такой способ выбора слов, при котором определение описывает объект не в конкретных обстоятельствах, а в идеале, в мире мечты, характерен вовсе не только для фольклора. Когда-то я занималась языком русской поэзии начала XIX века, в частности чудесного и несчастного Батюшкова. Вот, к примеру, как пишет он о реке: