Ребус. Расшифровка - Андрей Константинов

– Позавчера.

– Занеси посмотреть. И копию для Анатолия Евсеевича сделай. Все. Свободны.

Двое оперативников из «конкурирующих организаций» молча откланялись и, тяжело вздохнув, отправились, согласно приказу, «объединять усилия».

По причине солнечной погоды, что для питерского октября большая редкость, Нестеров решил пройтись пешком, хотя путь от «Чернышевской» до «Горьковской» близким не назовешь. Впрочем, альтернативная метрополитеновской сутолоке сорокаминутная прогулка по красивейшим местам старого Петербурга того стоила – слишком уж давно Александр Сергеевич не топтал осенние листья ногами. Именно вот так не топтал: не оборачиваясь ежеминутно, не вглядываясь в спины, не отводя поспешно случайно перехваченный взгляд и не пялясь под ноги в попытке разглядеть в лужах отражение рядом идущего.

Проходя парком имени своего тезки,[22] Александр Сергеевич вдруг удивленно остановился и, не веря своим ушам, замотал головой – где-то совсем рядом, в основательно пожухлой траве… стрекотал сверчок. Услышать в разгар осени, в центре города, да к тому же еще и днем этого «певца любви печальной и несбыточной» – с подобным «грузчик» сталкивался впервые. Да что там в городе! Нестеров с трудом припоминал, когда он вообще в последний раз слышал сверчка. Место и время встречи со стрекочущим насекомым «услужливая» память выдавать решительно отказывалась, при этом в мозгу почему-то всплывали назойливые, как телереклама, строчки «…за то, что вы, увы, больны не мной, за то, что я, увы, больна не вами». В попытках все-таки вспомнить, «кто и кем не был болен», Нестеров и провел остаток маршрута до «Ленфильма». Здесь и сейчас ему предстояло не менее трудное, нежели завтрашняя повторная встреча с сибирским «пельменем», сиречь Ростиком, дело. Александру Сергеевичу нужно было постараться уговорить (а точнее – умолить) собственную супругу сделать ему новое временное лицо. Тяжесть грядущей миссии сковала бригадиру ноги, так что он вынужден был опуститься на бетонную ограду петербургского Голливуда и перекурить это дело.

Вчера полковник Фадеев получил из Главка краткие, но исчерпывающие вводные по предстоящей работе за объектом «Чекмарев», после чего оперативно переадресовал их со своей больной на более здоровую голову начальника отдела «НН» Нечаева. У Василия Петровича «по поводу головы» имелось свое, особое, мнение, однако на этот раз расхожая формулировка «приказ есть хорошая форма для дискуссии» в общении с начальством не проканала. А поскольку в приказе было особо оговорено, что к работе следовало подключить исключительно «лучшие силы», то Нечаеву ничего не оставалось, как затребовать к себе «трех мушкетеров» – бригадиров Пасечника, Каргина и Нестерова. Последнему в предстоящей теме отводилось особое место, поскольку из всех «грузчиков» Александр Сергеевич был единственным, кто знал объекта в лицо. Правда, и Ростик с некоторых пор визуально совсем неплохо запомнил бригадира: их недавняя встреча, хотя и была единственной, но относилась к разряду таких, которые не забываются. Потому-то Нечаев и предложил Александру Сергеевичу «тряхнуть стариной» и снова, как в старые добрые времена, обратиться за шефской помощью по месту работы нестеровской супруги – то бишь, на «Фабрику грез» местного пошива.

При всей очевидности и толковости нечаевского предложения, услышав его, Нестеров поморщился и вычурно матюгнулся. Совершил он эти телодвижения глубоко в душе и абсолютно незаметно для окружающих. Не будешь же, в самом деле, при всех рассказывать, что вчера ты впервые не обнаружил в холодильнике оставленного ужина и это означает, что следующим этапом супружеских взаимоотношений вполне могут стать выставленные за дверь чемоданы? Печально, но факт: призрачные надежды бригадира на то, что былое раздражение его благоверной есть следствие заурядного недомогания, а не переполненного терпения, себя не оправдали.

Кроме того, Александр Сергеевич прекрасно понимал, что с точки зрения руководства вся эта «седина в голову, бес в ребро» есть лишь малоинтересная лирика и суета сует. Это раньше такого рода проблемы, иногда и без твоего на то согласия, в охотку брался решать партком. А сейчас… Нет, оно, конечно, в свете нынешних новомодных веяний офицеру милиции не зазорно за советом и помощью и в церковь обратиться. Вот только… Помните, как в семидесятые-восьмидесятые тщательно и мастерски коммунисты промывали нам мозги? Так вот, сейчас другая крайность: вызвали батюшку, тот пришел, помахал кадилом, налил елея, побрызгал водичкой, перекрестил. И что? Думаете, теперь проблема решена? Хренушки! Результат абсолютно тот же. А именно – полное отсутствие результата!. Так что, в конечном итоге, бригадиру пришлось лишь сотворить хорошую мину при плохой игре и согласиться с шефом. (Кстати, в свое время Костя Климушкин на полном серьезе уверял, что в этой поговорке речь идет о мине… с дистанционным управлением.) Александр Сергеевич вяло кивнул в сторону Нечаева, что в переводе с языка жестов должно было означать «Есть!», после чего вполголоса недовольно пробормотал:

– «Они, вероятно, думают, что, если я не провалился за эти двадцать лет, значит, я всесилен. Неплохо бы мне стать заместителем Гиммлера. Или вообще пробиться в фюреры». Хайль Нестеров!

Это его бормотание Василий Петрович услышал и немедленно подыграл:

– «Что это вас на эпитеты потянуло?! С усталости? Оставьте эпитеты нашим партийным бонзам. Мы, сыщики, должны выражаться существительными и глаголами: он встретился, она сказала, он передал…»[23]

Старые боевые товарищи дружно расхохотались, и доселе витавшее в воздухе кабинета не напряжение, но раздражение, немного спало.

Собрав силу и волю в кулак, Нестеров вошел в обиталище муз. Разыскать в переплетении этажей, коридоров и комнат гримерскую конурку жены для профессионального «грузчика» не составляло особых проблем, тем более что в свое время на «Ленфильме» он был частым гостем.

В конурке, заклеенной разномастными афишами, находились двое – Ирина и ее молодая помощница. Выражение лица «второй нестеровской половинки» красноречиво свидетельствовало о том, что конструктивного общения сегодня не получится. Одного брезгливо-презрительного взгляда госпожи Нестеровой было достаточно, чтобы иллюзии супруга по поводу помощи разрушились, как павшие под натиском ветра-беспредельщика песочные скульптуры на Петропавловском пляже. Тем не менее, попеременно рассыпаясь то в комплиментах, то в извинениях, Александр Сергеевич все же объяснил жене суть своей проблемы, но единственная и неповторимая прошипела сквозь зубы, что именно сейчас у нее важный грим на картине какого-то Пупкина, после чего схлынула вместе с волной набежавших статистов. Последними ее словами были: «И когда ты уже наиграешься, подполковник хренов?»

Честно говоря, такого от Ирины он не ожидал. Раньше жена понимала, как она (в смысле «она» – работа, а не «она» – в смысле, жена) важна и нужна Нестерову. А теперь все: хоть стой, хоть падай – выхода нет.

Бригадир вышел в полутемный коридор, сполз по стене на пол и глубоко задумался.

– Александр Сергеевич, вам плохо?

Рядом с Нестеровым стояла помощница жены. Как бишь ее там? Ах да, Нюся.

– Да нет, девочка, я в порядке, – Нестеров поднялся и направился к выходу, где его и настиг тихий девичий окрик:

– Если хотите, я могу вас загримировать.

Александр Сергеевич обернулся, чтобы убедиться, что его не разыгрывают, и неожиданно наткнулся на полные желания помочь глаза. И помочь не только с гримом! Казалось, эти глаза готовы были еще и обласкать, обогреть, накормить… Когда-то точно так же на него смотрела жена. Многое на своем веку повидавший Нестеров не был ни невнимательным, ни умалишенным, чтобы не понять, что именно кроется за этим предложением. Это была долгая и безответная… Ну, если и не любовь, но уж симпатия точно.

Нюсю бригадир знал лет эдак десять. Знал с того самого момента, как ее, еще пятнадцатилетнюю девочку, мама (администратор какого-то городского театра) за руку привела в гримерный цех «Ленфильма». Здесь Нюсю, гадкого утенка с мышиными глазами и такого же цвета волосами, сразу взяла под свое крыло нестеровская жена. С тех пор Нюся выросла и профессионально, и как женщина. Смотреть на нее Александру Сергеевичу было приятно, хотя раньше он всегда немного жалел ее за внешнюю и внутреннюю невзрачность. Однако сейчас внешнюю «некрасоту» скрадывал хорошо сделанный макияж, а доброе, как выяснилось позднее, сердце Нестеров всегда ценил больше замысловатости.

Несмотря на одолевавшие его внутренние противоречия, бригадир отдался в руки гримеру Нюсе и уже через пару минут ничуть не жалел об этом. Ее прикосновения были легки и приятны: тонкие пальчики и осторожно-тактичные прикосновения успокаивали, а глаза были полны понимания и любопытства. И еще… Периодически Нестеров ухватывал в ее взгляде… манящее обещание. Обещание чего? А вот об этом он старался не думать.