Уорлегган - Уинстон Грэм

Надеюсь, у Росса дела идут хорошо. Конечно, я прекрасно понимаю, какой эффект брак Элизабет с Джорджем Уорлегганом оказал на Росса, а их желание поселиться рядом с вами переполнило чашу. Молю тебя, будь сейчас терпелива с Россом. Со дня свадьбы я не видела Элизабет, но она мне написала. Разумеется, мы с Эндрю присутствовали на свадьбе, ради блага Элизабет мы не могли отказаться — вокруг нее и так было мало собственных друзей.

С самого начала я поняла, что вряд ли мне понравится этот союз. Я не испытываю к Уорлегганам такой же вражды, как Росс, и ничего не имею против них из-за их богатства. Большую часть аристократических семей основали успешные торговцы — кто-то раньше, кто-то позже. Но Джордж никогда не использовал свои деньги должным образом. Ни один представитель этого семейства. И когда видишь всех их вместе, это особенно заметно.

Свадьба была великолепная, церковь в Сент-Мэри украсили лилиями, и явно не скупились, снаружи натянули великолепный алый навес, а в проход положили алый ковер. Церемонию провел преподобный доктор Холс, тем же тоном, каким обычно отчитывает преступников в суде. Тебе будет интересно узнать, как была одета Элизабет. На ней было платье из тяжелого кремового атласа с шелковым шлейфом, украшенное букетиками из белых и малиновых лилий, и белая шаль с широкой серебряной каймой.

Когда я выразила свое восхищение, она сказала, что на платье пошло двадцать шесть ярдов материи. Должно быть, у старого Джонатана хранились запасы. Нет нужды говорить, что выглядела она прелестно, как королева, но все же волновалась и была вся на нервах: по малейшему поводу то краснела, то бледнела. Джордж был как всегда невозмутим, даже когда его ближайший друг Пол Боскойн уронил кольцо. Жених выглядел весьма привлекательно в богатом сюртуке с золотым кружевом и алом жилете с широкой золотой каймой.

Эндрю будет дома в среду. Пока только один пакетбот, «Трефьюсис», попал в беду — что может сделать один корабль против пяти? Иногда по ночам я задаю себе этот вопрос.

Ты знаешь, что Элизабет ждет ребенка? Это правда? Она не упоминала об этом в письме, но миссис Добуз шепнула мне, что так сказала ее мать. Так странно будет, когда семья Уорлегганов обоснуется в доме Полдарков.

Люблю вас обоих, обнимаю Джереми.

Любящая тебя кузина

Верити».

Демельза не показала письмо Россу. У нее возникли собственные соображения в отношении некоторых его частей, и, по ее мнению, не следовало делиться ими с мужем. В тот день Росс вернулся домой более озабоченным, чем когда-либо, хотя и раньше обычного. В этот день приходил Лобб, а муж даже не спросил о письмах. Демельза не могла уже терпеть его молчание. Муж с женой в тишине пообедали, а Джейн молча прибрала. Демельза решительно настроилась не замыкаться и все больше уверяла себя, что стоит рассказать правду. В конце концов, ее сердце дрогнуло, и она выпалила:

— Росс, если так будет продолжаться, тебе придется есть в одиночестве! Ты уже много дней почти не разговариваешь, а сегодня — худший день из всех! Я знаю, когда ты в таком настроении, я ничем тебе не помогу, не помогу принять решение. Возможно, его и не существует. Но для нас есть выход. Если я останусь, если ты хочешь, чтобы я осталась, то давай вести себя цивилизованно. Но если ты хочешь, чтобы я ушла, так и скажи, и я уйду, если ты этого ожидаешь!

Росс поднял взгляд, и написанное на его лице удивление стало сюрпризом для Демельзы.

— Неужели всё так плохо? — засмеялся он. Демельза не помнила, когда он в последний раз смеялся. — Прости. Я просто не осознавал. Мне следует объясниться.

— Это так уж необходимо?

— Совершенно необходимо, учитывая, что нынче вечером я вообще не думал об Элизабет и Джордже.

Демельза изумленно уставилась на него.

— Случилось что-то ужасное?

— Нет, наоборот. Я колебался, стоит ли рассказывать, потому что прежде уже так часто... Я просто не осознавал, что у меня такой мрачный вид.

— И что же произошло хорошего?

— Разумеется, ты права, всю неделю я был не в настроении, и поэтому я... Мои чувства в отношении замужества Элизабет уже ушли. Мне пришлось это обдумать и перебороть. Но приезд Джорджа в Тренвит, а, похоже, что они там задержатся, это верх неприличия. Тренвит принадлежит Полдаркам! Это наш дом, если ты понимаешь. Не могу привыкнуть к мысли, что он принадлежит Джорджу. И правда не могу, Демельза. Это... противоестественно, какое-то извращение. Так я это вижу. Вот что тревожило меня всю неделю. Но сегодня...

— Сегодня?

— Дело в шахте. Я думал, что мудрее будет не говорить тебе сразу. Слегка опасался. Сегодня жила разделилась. Ее половина, лучшая половина, в два раза крупнее старой жилы. Похоже, больше двенадцати футов в ширину. Первые пробы породы тоже оказались богатыми. Хеншоу говорит, что никогда не видел более богатой породы.

Демельза смутилась — ей словно приходилось бороться с чем-то, здесь не присутствующим.

— Но почему ты не сказал мне? Просто сидишь здесь...

— Прости. Я был так взволнован, занят расчетами... Почему я тебе не сказал? Потому что мы лелеяли слишком много ложных надежд. С этим я ничего не мог поделать, но теперь решил избавить тебя.

— Полагаю, от этого меня избавлять не нужно. Неужели это так много значит? Шахта уже себя окупает, как ты говорил.

Росс снова посмотрел на нее, теперь его лицо разгладилось. Демельза осознала, что неверно поняла написанное прежде на его лице напряжение.

— Давай подождем, — сказал он. — Цыплят по осени считают.

И они стали ждать. Росс по-прежнему ходил с понурой головой, не позволяя мыслям отрываться от будничных дел. Лишь Хеншоу, оценивающий события более беспристрастно, поскольку его ставка в этой игре была меньше, позволил себе радостный тон. Еще через неделю Росс сказал Демельзе, что ей нет нужды беспокоиться о выплате долга на Рождество. Еще месяц работы с той же прибылью, и они выплатят проценты. А за два месяца погасят и часть долга. Теперь можно уже загадывать на два месяца вперед.

— То есть, в любом случае? — спросила Демельза.

— В любом случае. Залежь настолько же богатая, как и у основания и принесет кучу денег! Даже и делать ничего не надо — только поднимать породу, просеивать и продавать.

— Не могу поверить.

— Как и я.

Для них обоих беда была в том, что успех пришел слишком поздно. Они так надеялись на эту шахту, а потом надежды разбились в прах. Казалось, что больше она никогда уже не станет ценным имуществом. Нашли бы металл одиннадцать месяцев назад, и это спасло бы их от неминуемого банкротства. Тринадцать месяцев назад это спасло бы жизнь Фрэнсису. Теперь же сбывшиеся надежды лишь бередили раны, никто уже больше ничего не ждал, и хотя банкротство уже не выглядело столь неминуемым, опасность все еще существовала. Они надеялись лишь поддерживать то же убогое существование — и тут вдруг шахта стала приносить приличные деньги.

Приличные деньги. Странная штука. Не просто доход, не просто прибыль с вложений, а настоящие деньги. Совсем не то, что на Уил-Лежер, где в учетных книгах по-прежнему, когда подбивали баланс, едва находили прибыль. Там прибыль струилась ручейком. Здесь деньги текли рекой. Ставка наконец-то сыграла. Росс подумал, что иногда приятно пощупать настоящие монеты. Конечно, чеки и всё такое — тоже неплохо, но золото и серебро в мешках — вот, что ему нужно.

Ему также нужна была Демельза, чтобы насладиться деньгами, потому что почувствовать вкус успеха после череды страданий можно только совместно. Они честно пытались разделить успех, но ничего не вышло. Трещина между ними оказалась слишком широкой.

В конце октября Дуайт получил письмо от доктора Мэтью Силвейна из Перина, гласившее:

«Сэр,

Один из моих пациентов, мистер Рэй Пенвенен из Киллуоррена, что близ Часуотера, уже несколько недель страдает от недомогания, которое не поддается никакому лечению. После раздумий я решил, что было бы желательно получить мнение другого врача, а мистер Пенвенен упоминал Ваше имя в качестве доктора, знакомого с состоянием его здоровья.

Не могли бы Вы прийти на консилиум? Предлагаю встретиться в его доме в пятницу, восемнадцатого, около пяти, и мы могли бы приватно обсудить симптомы, после чего осмотреть пациента.

Надеюсь, Вы вручите ответ моему груму, которому велено дождаться письма.

Ваш покорный слуга,

М. Силвейн».

Дуайт хотел написать, что в гробу видал мистера Пенвенена и никогда в жизни не переступит порога его дома, но после внутренней борьбы ответил, что принимает приглашение. Он никогда не встречался с Мэтью Силвейном, но слышал о нем, как о человеке с небольшой частной практикой, вроде доктора Чоука — среди местной знати. Без девяти пять Дуайт въехал в ворота Киллуоррена. При виде ворот он ощутил острую боль. А также при виде сосенок, длинного дома с соломенной крышей и даже слуги, открывшего дверь.