Слабак - Джонатан Уэллс

проблемы и переложил её со своих плеч на плечи анонимного специалиста по работе с телом. Отголоски его предыдущих вмешательств всплывали в памяти, пока я шёл по коридору. Мэтью, казалось, был своеобразной заменой Натали и Ингрид в виде ньюэйджевского массажиста.

– Это нормальный массаж, папа? – спросил я, как только закрыл за собой дверь. – Или этим словом называется что-то другое?

– О чём это ты спрашиваешь? – возмущённо отреагировал он. – Намекаешь, что опять посылаю тебя к девушке? Если так, то ошибаешься. Думаю, хватит уже девушек: ты вылечился. Но признай: ты оторвался на полную катушку, да?

Я не знал, как ответить на такой хамский комментарий.

– Теперь с девушками… Давай уж сам по себе, – продолжил он.

– Хорошо, если я вылечился, тогда зачем нужен рольфинг?

– Это другая проблемная область, которая явно требует внимания. Рольфинг – серьёзная медицинская практика. Считай, повезло, что я могу позволить себе отправить тебя к Мэтью. Уверен, он сможет разблокировать тебя. Как я уже говорил, ты токсичен. Скривившийся старик в детском теле! Что очень плохо! Почему ты так подозрительно ко всему относишься? Неужели не можешь хоть раз довериться мне?

Стоя в тихом, устланном коврами кабинете отца, я вдруг устыдился своей прежней неблагодарности. «А ведь здесь принимаются важные решения, – подумал я, оглядывая комнату. – Решения, способные повлиять на меня и многих других людей. Он справедливо расстроился из-за меня. Ведь он же просто пытался укрепить меня единственным известным ему способом, каким бы ошибочным он мне теперь ни казался».

Я подошёл и молча взял из рук отца бумажку с адресом Мэтью.

В квартире в Верхнем Вест-Сайде, где предстояло пройти «окончательную коррекцию», меня встретил молодой человек, на вид чуть старше меня. Футболка и свободные брюки на завязке едва скрывали его худобу, а жидкая борода на впалых щеках росла клочками.

В комнате почти не было мебели – только тонкий коврик на полу и расшатанный стул. Немного света проникало сквозь бамбуковые жалюзи с крапинками, выглядевшие так, будто их привезли из Чайнатауна.

– Привет, Джон. Мне рассказали немного о тебе. Твой отец пожаловался на то, что ты эмоционально закрыт. Говорит, имеется определённое искривление. Согласен с таким диагнозом? – спросил он.

Неужели отец таким странным образом описал меня незнакомому человеку? Я был одновременно ошеломлён и озадачен, не желая ни в чём уступать (независимо от того, насколько точными были слова отца).

– Ну, таково его мнение, – пожал я плечами. – Возможно, он в чём-то прав – я не уверен. Так же, как и не уверен, что хочу находиться здесь.

– Если не считаешь, что рольфинг поможет, то мы можем и не начинать, – обиженно отозвался Мэтью. – Но даже при беглом взгляде могу сказать, что твоё тело явно разбалансировано. Левая рука немного длиннее правой, и это наводит на мысль, что твоё плечо зажато мышцами и плохо движется в суставе. Ладно, давай посмотрим, что можно сделать. Раздевайся до трусов, – добавил он.

Я начал раздеваться в замедленном темпе, как будто сотрудничая и сопротивляясь одновременно. Мэтью начал с мягкого растирания моих плеч и рук, нежно потягивая и прощупывая мышцы. На мгновение я расслабился, но через несколько секунд понял, почему папа использовал определение «радикальный». Мэтью вдруг так глубоко погрузил свой локоть в мою подмышку, что я, вздрогнув, подумал, что сейчас грохнусь в обморок от боли или меня вырвет. Схватив мою челюсть снизу обеими руками и потянув её вверх, Мэтью поставил ногу на плечо, которое, по его словам, «было зажато». Показалось, что я даже услышал треск, прозвучавший точно так же, как треск моей ноги на горнолыжном склоне. Всё моё тело инстинктивно напряглось. Мгновение спустя я освободился и вскочил на ноги.

– Какого чёрта ты со мной делаешь?

– Да успокойся, успокойся. Это то, чем я уже давно занимаюсь: называется «вмешательство». Совершенно очевидно, что тебе сейчас оно крайне необходимо. Разве твой отец не объяснил всё подробно? Без боли не случится облегчения, мой друг. И тут ничего не поделаешь, так что ложись обратно на коврик. Увидишь, будешь чувствовать себя намного лучше, когда закончу. Думаю, основная проблема заключена в твоей шее. Поэтому и хочу сосредоточиться именно на ней.

Я отказался смотреть в его сторону, сделав вид, что его больше нет в комнате. В гневе, будто размывшем жалюзи, стул, индийские рисунки на стене и тощую фигуру передо мной, я, как мог, начал быстро напяливать свою одежду.

– Ты совсем не даёшь мне шанса, – обиделся Мэтью.

Дрожащими руками я завязал кроссовки и застегнул ремень.

– Ну вот и хорошо, – парировал я со всей яростью, на какую только был способен.

Выходя, я так сильно хлопнул дверью, что было похоже на взрыв. А спускаясь с лестницы, перепрыгивал через три ступеньки за раз, как будто бы в меня выстрелили из пушки. Я чувствовал себя свободным, выпутавшимся из опасной передряги… и неподвластным гравитации!

Когда вышел на тротуар, яркое солнце окатило меня теплом. Я чувствовал себя счастливым и гордым оттого, что дал отпор этому последнему нападению. Теперь все обвинители и критики превратились в неразличимую и незначительную массу.

Это чувство не покидало меня, пока ехал на поезде домой, когда входил в парадную дверь и поднимался в свою комнату. Никогда раньше я не отстаивал себя так решительно – и теперь ощущал, как пульсирующая радость вихрем проносится сквозь меня. Под действием этой энергии моё тело распрямилось, словно я был одной из тех деревянных итальянских марионеток, что мама привезла нам домой в качестве сувениров. (Помню, в детстве они приводили меня в восторг тем, насколько податливыми выглядели их деревянные тела по сравнению с моим!) Теперь же я смело дёргал за верёвочки собственного тела, впервые осознавая свою силу. Мои плечи расправились, а позвоночник вытянулся. Я вдруг почувствовал себя выше на два или три дюйма: подбородок приподнялся над грудью, а ноги стали казаться мускулистыми и длинными.

Опустившись в оранжево-коричневое кресломешок, я раскинул свои обновлённые конечности – чувствуя, что во мне произошла какая-то глубокая и фундаментальная перемена.

– Что с тобой? – спросил Дэнни, садясь рядом. – Почему так странно улыбаешься? Кстати, Тедди и Светлана уже здесь. Подожди, скоро познакомишься с ними. Они, правда, чокнутые. Но часто приезжают на выходные и сидят с нами за каждым ужином.

В тот вечер я решил поужинать один в своей комнате. Несмотря на воспоминания о старых вторжениях, она теперь показалась мне убежищем. Хотя турник для подтягиваний всё ещё был зажат в дверном проёме гардеробной.

Наши с Тимом двухъярусные кровати всё так же плотно прилегали к стене.