Собрание сочинений. Том II - митрополит Антоний (Храповицкий)

Итак, какой же духовной потребности удовлетворяет новое учение Соловьева, перешедшее в старый папизм?

Религиозный идеал Соловьева касается собственно Церкви и сводится к двум главнейшим положениям: 1) Церковь должна получить власть над государством и действовать через государственное законодательство; 2) она должна иметь здесь, на земле, религиозный непогрешимый центр в своем высшем и вселенском начальнике – Римском папе.

Церковь и царства мирские

Учение Соловьева о господстве Церкви над государством. Ложность такого учения по существу. Исключительное значение Церкви между человеческими обществами. Духовное оружие Церкви – смирение и любовь. Ее значение как силы социальной. Справка с историей Церкви. Влияние Церкви на быт и значение мученичества.

Исходя из совершенно верной мысли о том, что Господь не только начертал нам путь личного спасения, но соединил Своих последователей в одно духовное тело, так что спасение достигается нами не лично и не отдельно, но через наше участие в этом союзе или через Церковь, наш автор почему-то требует, чтобы этот наш союз во Христе, или церковная жизнь, не была бы союзом только религиозным, союзом наших совестей, но вмещала в себя все стороны политической или государственной жизни под видимой главой. Недостаточно, говорит он, любви, должна быть и юридическая правда (justice). В этом, как мы покажем, и заключается главнейшая ложь автора, вовлекшая его в еретические догматы. Вот как определяет он понятие Церкви: «Чтобы действовать в несовершенном человечестве и в единении с ним, полнота благодати и истины божественной должна быть представлена в учреждении общественном (а не чисто религиозном только), божественном по своему происхождению, цели и власти, но человеческом по своим средствам». Что же разумеет автор под общественным учреждением и о каких средствах идет речь? Государство, закон и физическую силу, без которых, по его словам, «Церковь не может основать на земле христианского мира и правды». «Когда речь идет об общей жизни человечества, – говорится в другом месте, – то она должна быть тождественно пресуществлена, сохраняя, однако, всецело самые виды или внешние формы земного общества: именно эти-то формы, поставленные в послушание и освященные известным образом, должны служить видимыми средствами для общественной деятельности Христа в Его Церкви». В третьем месте автор говорит, что деятельная роль в жизни принадлежит собственно государству, от которого будто бы зависят исторические судьбы человечества, а потому без государства на долю Церкви остаются только священнодействия, в которых будто бы и заключается единственно деятельность Церкви Восточной: она только молится, а латинская молится и работает. Автор прямо говорит, что христианство есть учреждение общественное, а не личная только религиозность; общественное для него то же, что и государственное; последнее начало нужно, необходимо, по его мнению, подчинить Церкви, ибо иначе ей принадлежать будет христианин только в храме, а все его гражданские отношения будут предоставлены господству языческих страстей. Автор этими словами уже заранее расписался в целой системе папизма, и дальнейшие его выводы в пользу последнего действительно являются лишь логическим продолжением поставленного принципа. Но этот принцип есть прямое отрицание Евангелия.

Автор не хотел принять во внимание именно тот факт, что некоторые из форм общественной жизни именно по самому существу своему не могут войти в Церковь, потому что само существование их обусловливается жизнью по ветхому человеку, жизнью, еще не освободившейся от греха. Так именно государство, которое может иметь законы по человечеству самые справедливые, правителей самых добродетельных и мудрых, тем не менее никогда не может сделаться частью Церкви. Почему? Потому, что по самому понятию своему государство есть начало, которое действует физической силой, которое свои законы здесь, на земле, должно ограждать земными карами, а исполнителей награждать земными преимуществами. Государство не может не воевать, не может отдавать себя на смерть, но должно защищаться. Церковь может и должна молиться за успех государственных предприятий, которые ко благу, молиться за государей и призывать на них благословение Божие, но никогда не может и не должна Церковь свои возложенные на нее Богом задачи проводить путем учреждений государственных; тогда она перестанет быть Церковью, перестанет быть союзом человеческих совестей, царством не от мира, которого слуги не подвизаются оружием по слову Христа; она бы тогда изменила завету древних времен, когда оружием Церкви была добровольно и беззащитно проливаемая кровь мучеников, она бы тогда изменила завету апостола, чтоб воинское опоясание ее было бы только истина, ее броня – праведность, ее щит – вера, шлем – спасение, ее меч – слово Божие. Вот те силы и средства, которыми воинствует Церковь, а государство, хотя есть союз почтенный и благословляемый Богом, но он – для ветхого человека, для земного, он может благоприятно относиться к Церкви ввиду собственной пользы, но он не есть Церковь, Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое (Рим. 13, 4).

И ведь, казалось, автор погрешил немного: он только слил то, что может стоять рядом, друг с другом, но на самом деле он в приведенных выражениях не только обосновал весь папизм с отрицанием Соборов как высшего выражения Божьей правды на земле, но отнял у церковной жизни все то, чем она возвышается над жизнью ветхого человека, над всяким земным учреждением, чем она является как дело Божие, как союз вышеестественный. Автор считает нужным, чтобы Церковь покорила себе государственную силу, – но для чего? Дабы действовать на общество, говорит он, дабы быть силой общественной, а не личной только. Но если он не хочет признать никакой общественной силы, кроме той, которая имеет в руках силу физическую, если он отрицает возможность чисто свободного союза, где нет земной кары, ни войны, ни дипломатии, то зачем явилось и христианство, зачем страдал Господь, отчего умирали апостолы и мученики? Ты хочешь обеспечить жизненность христианства, но ведь ты его уже уничтожил, ты разбил в ничто заветные чаяния душ о том, что и на этой земле возможен такой божественный союз, где нет тех мирских начал, где небо низошло на землю, где нет эллина и иудея, варвара и скифа, раба и свободного, но все и во всех Господь.

Итак, чтобы точнее обосновать и выяснить приведенные возражения, мы должны противопоставить православное понимание общественной задачи Церкви Христовой, и для своей цели мы постараемся показать, что слово Божие учит о Церкви как о союзе: 1) совершенно отличном от всякого союза мирского по существу, 2) действующем такой силой, которая по самому существу своему разнится от всяких мирских средств, – силой чисто духовной. Затем мы покажем, 3) что сила эта не только может быть силой общественной (а не личной только), но и признается в откровении единственной способной пересоздать общественный быт и нравы. Наконец, подтвердим это многими общими ссылками на историю.

Прежде всего, послушаем, как учит Божественное откровение о Церкви в отличие ее от всякого другого мирского союза. Еще в Ветхом Завете праведным душам, которые томились мирской неправдой, было открыто, что некогда в народе Божием придет конец коварству, злобе и насилию, тяготевшим над царством израильским, окончится время войн и международных раздоров. И именно это духовное царство противопоставлялось мирским надеждам иудейских правителей и их упованиям на святость и неприкосновенность места и закона, вообще всего внешнего. Пророки говорили, что такая надежда тщетна. За вас Сион распахан будет как поле, и Иерусалим сделается грудою развалин, и гора дома сего будет лесистым холмом… И будет в последние дни: гора дома Господня поставлена будет во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней народы. И пойдут многие народы и скажут: придите, и взойдем на гору Господню и в дом Бога Иаковлева, и Он научит нас путям Своим, и будем ходить по стезям Его, ибо от Сиона выйдет закон, и слово Господне – из Иерусалима. И будет Он судить многие народы, и обличит многие племена в отдаленных странах; и перекуют они мечи свои на орала и копья свои – на серпы (Мих. 3, 12; 4, 1–3). Это пророчество относится именно к основанию Христом Церкви, которая не знает иного оружия, кроме любви, истины и суда, заключающихся в Слове Божием (см. Ин. 12, 48). Апостол Павел объяснял евреям, что пророчество это исполнилось уже, совершилось (см. Евр. 12, 22–25), а те из евреев, говорит Ориген, которые толковали пророчество это чувственно, в смысле устроения подобного государства, в смысле внешнего воцарения Церкви, те и отпали от Христа; и замечательно, что и наш автор это пророчество толкует именно таким же чувственным образом, а потому и впадает в ересь.