Христианство на пределе истории - Андрей Кураев

Поэтому не так-то просто решиться на протест против «глобализма». Именно потому, что я воспитан в консервативной церковной традиции, я не могу беспроблемно и однозначно приветствовать нынешние призывы «воспротивиться тоталитаризму». Ведь церковная традиция всегда поддерживала нарастание государственной мощи.

У модернового словечка «глобализм» есть вполне традиционный синоним: Империя. Империя – это тоже единое государство, подмявшее под себя множество национальных суверенитетов. Империя осуществляет наднациональную власть. И с точки зрения античной и средневековой историософии Империя может быть лишь одна… И церковное мышление всегда поддерживало стремление к имперской глобализации. Рождественская стихира подчеркивает, что Христос пришел в мир – «Августу единоначальствующу на земли…». Установление даже языческого единовластия над экуменой (вселенной) воспринималось как шаг, промыслительно облегчающий вселенскую же проповедь Евангелия. Блаж. Августин, не склонный одобрять историю "Града земного ", тем не менее полагает, что «Несправедливо говорят, будто блага, к которым стремится земной град, не суть блага. Он стремится к земному миру ради своих земных дел: этого мира он желает достигнуть посредством войн. Ибо, когда он победит и не будет такого, кто оказывал бы сопротивление, тогда настанет мир, которого не имели бы взаимно враждебные стороны, спорившие под гнетом бедности о тех вещах, которыми не могли владеть вместе» (О Граде Божием.15, 4).

Даже языческая Римская империя некоторыми отцами именовалась «удерживающим»[467]. Церковное предание полагает, что антихрист придет из хаоса, что он использует предыдущие войны и междоусобицы как трамплин к власти. Антихрист – это беззаконник. Он будет узурпатором. Империя же с ее порядком и законом удерживает тот хаос, из которого взойдет звезда антихриста…

Эта готовность увидеть сходство в служении Святого Духа (по другим толкованиям началом, «удерживающим» мир от окончательного торжества в нем зла является именно Дух Божий) и империи (даже языческой!) многое значит. Значит как минимум то, что защита политической и экономической автономии личности перед лицом закона и государства не может быть всегдашним и безусловным императивом христианского поведения.

Вот как Соловецкие исповедники свидетельствовали о пережитом ими конфликте между государственническим преданием Церкви и неприязнью к большевицким антицерковным выходкам: «Политические выступления Патриарха направлены не против власти в собственном смысле. Они относятся к тому времени, когда революция проявляла себя исключительно со стороны разрушительной, когда все общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями управления, не существовало. В то время слагающиеся органы центрального управления не могли сдерживать злоупотребления и анархии ни в столицах, ни на местах… Проникнутая своими государственными и национальными традициями, унаследованными ею от своего векового прошлого, Церковь в эту критическую минуту народной жизни выступила на защиту порядка, полагая в этом свой долг перед народом. И в этом случае она не разошлась со своим вероучением, требующим от нее послушания гражданской власти, ибо Евангелие обязывает христианина повиноваться власти употребляющей свой меч во благо народа, а не анархии, являющейся общественным бедствием. Но с течением времени, когда сложилась определенная форма гражданской власти, Патриарх Тихон заявил в своем воззвании к пастве о лояльности к Советскому правительству»[468].

Итак, даже большевицкий режим Церковь сочла меньшим злом, чем анархию…

Когда сегодня нас науськивают на Российское государство – то та часть моей души, которая была воспитана на московских интеллигентских кухнях, конечно, готова с азартом поддержать «протест». Но та часть души, что была воспитана в Лавре, робко вопрошает: а с церковной традицией, с преданием это согласуемо ли? Ведь для русского православия свойственна государственническая позиция. И всегда было свойственно стремление к созданию наднационального государства[469].

Вот простой вопрос для проверки доброкачественности иннэнистских страшилок: если бы компьютеры появились на столетие раньше, и компьютерную регистрацию товаров и граждан проводила бы администрация императора Александра III – разве бунтовали бы тогда «ревнители православия»? Нет, конечно. Ясное дело, что в ответ мне скажут: так ведь то была православная власть, а ныне нехристианская. Это верно. Но неужели этика должна сменяться с переменой режима? Нам ведь сказано на все времена – «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф.7, 12).

Если мы считаем, что компьютерная регистрация лишает человека крещального имени, что она нарушает права человека, что она стирает человеческую личность, что она превращает человека лишь в ячейку в памяти компьютера, что она демонична сама по себе независимо от того, какой символикой сопровождается – то все эти аргументы должны сохранять свою силу даже в том случае, если в роли регистраторов выступают православные чиновники.

Если же человек считает, что в руках православного правительства компьютерная регистрация безвредна – такой человек должен вообще отказаться от использования вышеперечисленных аргументов, клеймящих регистрацию как таковую.

Если мы не хотим, чтобы «считали» нас, то мы – по Евангельской заповеди – должны быть готовы к тому, чтобы и самим отдернуть руки от предоставленных в наше распоряжение государственных «считалок».

Если же мы полагаем, что в наших руках этот инструмент будет безопасен – значит, мы должны перестать хулить этот инструмент как таковой.

Да, когда государство вмешивалось в дела самой Церкви (не экономические, а вероучительные!), когда понуждало к нарушению православных догм – Церковь всегда сопротивлялась. Но вопрос об ИНН не относится к вопросам вероучительным.

Поэтому и говорит старец Иоанн (Крестьянкин): «Писать прошение о присвоении нам номеров мы не будем, а если их проведут без нашего на то произволения, сопротивляться не будем. Ведь получали мы в свое время паспорта и были все в системе учета государственного, так и ныне. Ничего не изменилось. Кесарево кесарю, а Божие Богу» (письмо от 9 мая 2000 года). Или как говаривал в таких случаях св. Николай Японский – «не от нас зависит, значит не нам и печалиться».[470]

Нигде в церковном предании не значится, что христианин обязан сражаться за свою личную политическую и экономическую свободу. «Аще и можеши свободен быти, больше поработи себе» (1 Кор.7, 21).

Наши предки, которые понуждались идти в крепостную кабалу – при этом не митинговали и не протестовали… Согрешили ли они тем, что не боролись за свою свободу? Церковные же власти той поры в качестве грешников рассматривали именно протестующих.

Эта церковная позиция была столь очевидна, что вызывала страстный протест – например, у Герцена: «Ну а что сделала, в продолжение этого времени всех скорбящая, сердобольная заступница наша, новообрядческая церковь наша со своими иерархи? С невозмущаемым покоем ела она свою семгу, грузди, визигу; она выказала каменное равнодушие к народному делу, то возмутительное, преступное бездушие, с которым она два века смотрела из-под клобуков своих, перебирая четки, на злодейства помещиков, на насилия, на прелюбодеяния их, на их убийства… не найдя в пустой душе своей ни одного негодования, ни одного слова проклятья! Что у вас общего с народом? Да что у вас общего с людьми вообще? Вы не на шутку ангельского чина, в вас нет ничего человеческого»[471].

Св. Игнатий Брянчанинов и за два года до отмены крепостного права в России считал своим пастырыским долгом апологию рабства: «рабство, как крепостная зависимость крестьян от помещиков, вполне законно и, как богоучрежденное, должно быть всегда, хотя в различных формах»[472].

Когда в журнале Казанской Духовной Академии «Православный собеседник» появилась статья в защиту гражданской, личной свободы крестьян – учениками св. Игнатия Брянчанинова это было расценено как «учение новое, неслыханное в Православной Церкви»[473], поскольку, по слову св. Игнатия – «Слово Божие и Церковь – как Вселенская, так и Российская – в лице святых отцов, никогда и ничего не говорили об уничтожении гражданского рабства»[474]. Сам св. Игнатий счел необходимым написать ответную статью, дабы «изложено было точное учение Православной Церкви о рабстве и рабовладении»[475]. «Не твое дело, что господин твой бесчеловечен, ему за это судит Бог. Ты неси свой крест, данный тебе Богом ради твоего спасения. Неси безропотно, благодаря и славословя Бога с креста твоего»[476]… Герцен в этой связи писал о «диком и уродливом ответе во Христе сапера» (намекая на бытность св. Игнатия саперным инженером)[477].