Христианство на пределе истории - Андрей Кураев

Христианство на пределе истории. О нашем поражении.

ПРЕДИСЛОВИЕ

У разных людей в начинающемся тысячелетии разные ожидания. Наиболее трезвое восприятие перехода выразил политолог Александр Неклесса: «ХХ век уходит со сцены как великий актер, провожаемый не шквалом аплодисментов, а нависшей над залом долгой и мучительной паузой».[1]

Но слово «трезвость» отнюдь не является синонимом слова «массовость». Большинство как раз рвалось в новый век, надеясь на то, что он будет «совершенно фантастическим». Начнется «Новая Эра». Перед ее блеском померкнут все предыдущие эпохи «невежества и варварства».

Еще в 1999 году весьма многим казалось, что календарь простой переменой цифр закроет наше столетие и – самое главное – все проблемы, которые мы накопили к концу века. Именно эта иррациональная надежда и поныне, по ту сторону «миллениума» делает столь эмоционально насыщенной встречу очередного Нового года. Люди жаждут обновления. Но они утратили то умение, о котором говорил Николай Гумилев: «Только змеи сбрасывают кожу, Мы меняем души, не тела». Люди разучились менять свой внутренний климат, разучились каяться. И потому тем больше надежд возлагают на перемену тел (не только в смысле модной идеи перевоплощения, но и в более широком смысле: они надеются на перемену своего «социокультурного тела», надеются на то, что их согреют изменения в окружающем мире).

Люди, не умеющие каяться и пересозидать свой внутренний мир, все время надеются на некий внешний душ, который окатит их и отмоет от всех беззаконий, грехов, похмелий и проблем. Поэтому со странной радостью люди склонны встречать даже катастрофические новости – о начале войны или революции (вспомним радостный энтузиазм, охвативший Б. Пастернака при известии о начале войны 1941 года и описанный им в «Докторе Живаго»).

Вот и календарная «революция» 2000 года воспринималась как радостная катострофа: «Все будет иначе и все будет хорошо!» Все мы ведь распевали песенку Чебурашки: «Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист. К новым приключениям спешим, друзья! Эй, прибавь-ка ходу, машинист!» Именно календарю тут приписывается право отпускать грехи и закрывать грязные страницы нашего прошлого («если мы обидели кого-то зря»). Не перед Вечностью кается человек «эпохи Чебурашки»[2], не от Вечного ожидает прощения. Календарь стал его духовником: время топит в себе его грехи и болезни. Спасение от прошлого – в будущем, то есть все равно во времени, а не в Надвременном.

«Новый год» объявляет нас подданными будущего, резко придвигает нас к будущему, бросает нас через «грань» эпох, в будущее, к которому мы все-таки прорвались, и тем самым освобождает от данничества прошлому с его ошибками. Апокалиптическое обещание Христа: «Се, творю все новое» (Откр.21, 5) секулярным сознанием влагается в уста Календарю.

Когда-то люди «отменяли историю», избавлялись от груза своих ошибок с помощью ритуалов, которые переносили их в первобытные времена, в те времена, когда боги творили мир и мир еще не был испорчен человеческими грехами. Календарно-новогодние праздники не переводили людей вперед, в иное будущее, а напротив, возвращали их в исходную точку, которая была еще до прошлого, – «во время оно», во время мифов.[3] Из настоящего люди убегали в древнее, точнее – изначально-священное.

Сегодня же массовое сознание воспринимает переход в новое тысячелетие как способ убежать от настоящего, но только не в прошлое, а в будущее. Но и это – тоже форма вполне религиозного восприятия истории. В нем проявляет себя упование на некое «таинство» календаря, таинство, которое изменит нас магически, изменит нас без нашего собственного участия.

Итак, первая задача этой книги – пояснить, почему христиане не разделяют оптимистического энтузиазма верующих в Его Величество Прогресс. Это наше неверие сегодня почти общеизвестно. В церковной среде любят поговорить о «конце света» и «антихристовых временах». Эти наши разговоры слышны и за пределами храмов. Но христианский «пессимизм» вызывает удивление. Удивление неизбежное, ибо пессимизм христиан резко контрастирует с оптимистическими ожиданиями массмедиа. Тем более нужно объясниться.

Вторая задача этой книги состоит в том, чтобы вмешаться в только что упомянутые внутрицерковные пересуды и попробовать сбавить градус их накала. Энтузиазм, который охватил людей нецерковных на пороге вступления в «эру Водолея», отчасти пленяет и людей верующих. У них, правда, этот энтузиазм оказывается мрачным. Безрассудная вера любым слухам, любым «пророчествам» присуща сегодня многим церковным людям. И с той же легкостью и бездумием, с которыми светское массовое сознание приемлет любые новшества, – с теми же легкостью и бездумием многие церковные люди (и церковные издания) готовы в любом новшестве видеть «антихристово ухищрение» и призывать на борьбу с ним. И это тоже – нетрезвость.

Итак, попробуем спокойно разобраться: действительно ли просторы распахивающегося третьего тысячелетия ну нигде не могут прятать «царство антихриста»? Да и вообще, что это за «царство»?.. Но при этом будем помнить: «Доносчику – первый кнут». Тот, кто поднял ложную тревогу, виновен не меньше, чем тот, кто проспал время тревоги подлинной. Постоянные ложные тревоги могут оказаться не менее опасными, чем проповедь безмятежности. Люди привыкают: «А, этим христианам всегда и всюду рога антихриста мерещатся!». Попробуем же пройти между бездумным страхом и беспроблемным оптимизмом.

Первая статья этой книги уже выходила отдельным изданием в 1996 г. – как брошюра «О нашем поражении» (и как глава в книге «Сатанизм для интеллигенции»). Для нового издания она значительно переработана и дополнена, став почти в три раза больше.

Поскольку она входила в состав моей антирериховской книги, понятно, что и на нее тоже появились нападки в оккультной печати. Поэтому была написана статья «Рериховское прочтение „О нашем поражении“». Прежде она не публиковалась.

Поскольку, как ни странно, и у некоторых православных читателей она вызвала недопонимание, пришлось написать статью «И пораженья от победы нам не дано уж отличить».

Сразу скажу, что и глава «В поисках золотого века» частично (на одну четверть) уже выходила раньше: несколько ее страниц были в одной из моих первых книг «Традиция, догмат, обряд» (М., 1994). Эту главу я бы рекомендовал прежде всего тем, кто готовится к поступлению в семинарию, то есть – к жизни ради Церкви.

Статья – «Сегодня ли дают печать антихриста?» выходила отдельной книгой совсем недавно – летом 2001 года. Но и она для данного издания обновлена на треть. Налоговые «идентификационные коды», вводимые в России и других постсоветских странах, вызвали смущение многих православных людей. И это дало повод для дискуссий на тему о том, что же такое «печать антихриста». Об этом и моя статья.

Кроме того, разговор о влиянии современных компьютерных технологий на жизнь людей потребовал сформулировать несколько принципиальных тезисов о нашем отношении к компьютерному миру. Об этом – статья «В защиту компьютера».

О НАШЕМ ПОРАЖЕНИИ

Христианство – едва ли не единственное мировоззрение на земле, которое убеждено в неизбежности своего собственного исторического поражения. Христианство возвестило одну из самых мрачных эсхатологий: оно предупредило, что в конце концов силам зла будет «дано… вести войну со святыми и победить их» (Откр.13, 7). Евангелие обещает, что врата ада не смогут одолеть Церковь, что Церковь непобедима (см.: Мф.16, 18). Но «непобедимое» не означает обязательно «победоносное»: «Я видел, как этот рог вел брань со святыми и превозмогал их» (Дан.17, 21).

В перспективе земной истории – не всемирно-историческое торжество христиан, но всемирное же владычество антихриста.[4]

Да, пора завести разговор о том, о чем сегодня меньше всего принято говорить в «интеллигентном обществе» и в «современной культуре» – о последнем. О конце света. Об антихристе.

Тема антихриста в демократической журналистике считается непристойной. Даже те публицисты, что числят себя христианами, находят неудобным вспоминать о завершающей книге Библии – Апокалипсисе. Мне уже терять нечего. После выхода моей брошюры о желательности восстановления Храма Христа Спасителя, людьми «антисистемы» (если использовать гумилевский термин) мне был поставлен окончательный диагноз: «Впереди у Кураева, видимо, простой черносотенный национализм и банальнейший великодержавный шовинизм. У него уже исчезает проповеднический дар – ни одного яркого образа, ни одного блистательного парадокса. Он уже стращает читателей „формированием нового мирового порядка“ – излюбленная тема борцов с жидомасонством. Пока это еще лишь еле различимые нотки, но скорость падения больше скорости подъема… Дно есть дно, и падение туда может быть бесконечно, но не может быть безнаказанно».[5]