Трехглавый орел - Владимир Свержин

Особенно он напирал на необходимость уточнения количества стычек с «дикарями» с подробным изложением численности сторон, хода боев и их результатов. Спору нет, лорд Баренс должен был выглядеть в глазах своего мнительного сюзерена виртуозным дипломатом, доставляющим исчерпывающую информацию, но я в результате его скрупулезности мог уже спокойно читать лекции по истории яицкого казачьего войска начиная от 9 июля 1591 года, когда впервые упоминались в летописях яицкие казаки в количестве пятисот сабель, и вверх: о схватках с ногайцами и каракалпаками на реке Утве, об усмирении башкирских бунтов, о похождениях яицких казаков на Кавказе и в сибирской линии. Думаю, Георг III, проводивший большую часть времени среди своих садов, молочных ферм и огородов, был бы весьма удивлен, узнав, что, кроме мифических диких, казаков в России имеются еще более дикие и уж совсем мифические народы, с которыми казаки сражаются. Впрочем, для него это все обозначалось ничего не значащим словом «орда», которая представлялась, вероятно, чем-то стихийным, вроде градобития или урагана.

Привыкнув за последнее время к интересу моего дядюшки к нюансам истории, нравов и быта вольного казачества, я уже приготовился услышать от него что-либо вроде: сколько мяса и хлеба в среднем съедает один пугачевец, причем желательно с раскладкой по должностям, но вместо этого на канале раздалось:

– Я в общем-то собираюсь с тобой попрощаться.

– Как это, – не понял я, – попрощаться? А я? Вы что же, собираетесь оставить меня здесь?

– Несомненно, А что тебя, собственно, смущает?

– Но ведь у меня было задание. Я обязан был охранять вас, а по окончании вашей миссии в Петербурге я полагал, что должен вернуться в Институт, – недоуменно проговорил я.

– Так оно и было в самом начале. Но ты же сам приложил усилия, чтобы все изменилось. Теперь у тебя собственное задание. И, надо сказать, ты хорошо с ним справляешься. А мои дела в России завершены, как королевские, так и институтские. Резидентура спасена: вчера один, скажем так, преданный друг за умеренное вознаграждение доставил мне копию списка господ офицеров и чиновников, состоящих в масонских ложах и подлежащих отправке вместе с Пугачевым в Америку, если дело, конечно, сладится; либо увольнению, штрафованию и ссылке в дальние пределы России для прохождения дальнейшей службы, если все пойдет не так, как предполагает Екатерина. Наших там, слава богу, нет. А клуб потихоньку становится на ноги, он уже получил название аглицкого, и патронирует его сам Потемкин. По делам моего посольства тоже все хорошо. Но тут мне как раз самое время уезжать.

– Почему? – не понял я.

– Посуди сам, я добился принципиального согласия Екатерины на посылку казаков, чего прежде никому не удавалось. Я добился посылки российской военной флотилии для охраны транспортного конвоя. Это немаловажный факт, учитывая, сколько людей, лошадей и пушек, я уже не говорю о фураже, провианте, боеприпасах и всем остальном, надлежит перевезти. Подобная экспедиция по своим масштабам вещь неслыханная, а потому возможность, хотя бы частично, разгрузить Гренд Флит – немалая удача.

Остались детали. Правда, в них и кроется вся каверза, задуманная Екатериной. Но подписывать договор с императрицей будет посол. Я же тем временем повезу победные реляции в Лондон, Ну а когда все вскроется, у меня будет готовый виновник провала. Это по его недосмотру государю Георгу поставили некондиционных казаков. Что я мог сделать, находясь в это время в Лондоне?

– А если он вдруг досмотрит?

– Ну что ты, – ласково обнадежил меня мой наставник в вопросах дипломатии и придворной интриги. – Это настолько маловероятно, что почти невозможно. Посол Англии слишком высокого мнения о своем статусе в России, чтобы проверять анкетные данные каких-то там казаков. Тем более что под победной реляцией стоит и его подпись. Стало быть, он не пожелает останавливаться на полпути, доказывая тем самым, что все время до этого попросту бездельничал, забыв о возложенных на него обязанностях. Господину послу остается только надеяться, что где-нибудь посреди Атлантики Пугачева одолеет британский патриотизм, или же весь флот уничтожит внезапный ураган, или же казаки, прибыв в другое полушарие, чудом переменятся и станут агнцами в душе и львами на поле боя. Какой из вариантов тебе кажется наиболее вероятным?

– Увольнение посла без выходного пособия.

– Увы, мне тоже. Но, с одной стороны, может, все еще будет не так фатально, а с другой, – как говорят французы, такова жизнь.

Я вздохнул. Мне было искренне жаль посла. Он был весьма обаятельным вельможей, не слишком подходящим для дипломатических баталий, однако вполне достойно представляющим своего монарха при дворе императрицы Екатерины II. Оставалось надеяться на наличие у бедолаги богатого родового поместья, где бы в тиши аллей «дикого» английского парка он мог, вздыхая, вспоминать, как коварно провел его лорд Джордж Митчел Уэлли барон Баренс. Полагаю, к тому времени он уже поймет, что дядя Джордж его попросту подставил.

И все же мне было грустно. С одной стороны, я уже потихоньку начал осваиваться на новой работе. Думаю, теперь, прежде чем освободить несчастную девушку, сопровождаемую драгунами, я бы непременно проверил документы, причем не только у нее, у драгун, у кучера, но даже у лошадей. Но я чувствовал, что мне будет не хватать энциклопедических познаний дядюшки во всем, что касалось хитросплетений высокой политики, интриг и прочих аксессуаров подковерной борьбы. Словно почувствовав мое настроение, лорд Джордж произнес:

– Не грусти. Если хочешь, я расскажу тебе одну маленькую восточную притчу. Где-то далеко в пустыне был крошечный оазис: колодец, немного кустарников и огромная пальма, буквально закрывавшая весь оазис своими листьями. Рядом с этой пальмой рос маленький побег нового дерева. Каждое утро он смотрел на пальму и понимал, что это самое большое, самое прекрасное, что суждено увидеть ему в жизни. День за днем продолжалось так, пока однажды к оазису не подошел караван, идущий неведомо откуда и неведомо куда. Вообще караваны редко посещали этот оазис. Он был настолько мал, что не мог предоставить ни воды, ни крова десяткам верблюдов и людям, их сопровождающим. Но этот караван пришел. Быть может, он сбился с пути в песчаную бурю, а может быть, так был проложен его путь, но люди и животные на ночь расположились здесь, чтобы отдохнуть и запастись водой. Ночи в пустыне холодные, людям нужно было согреться и отведать горячей пищи, которой они не ели уже много дней, а потому они срубили красавицу пальму и сожгли ее в кострах. Утром караван ушел, и маленькая пальма едва не почернела от горя, увидав, что сталось с ее великолепной соседкой. Она бы наверняка заплакала, если бы умела плакать. Но пальмы не плачут, хотя и страдают не меньше людей. Маленькая пальма понимала, что теперь неумолимый зной высушит колодец, убьет кустарники, да и самой ей, лишенной влаги, не долго осталось. И она сказала, ведь известно, что и звери, и растения общаются между собой, она сказала: «Не бойтесь, я смогу защитить вас», И потянулась вверх, навстречу солнцу, стараясь как можно шире раскинуть свои листья. Так она и стояла, закрывая своей тенью и колодец, и кустарники вокруг. А путники, изредка проходившие мимо, восклицали: «О аллах! Как быстро выросла эта пальма. Видать, соседка не давала ей расти». А через некоторое время караван возвращался обратно. И когда караван-баши узрел, что оазис прикрывает пальма еще выше, еще краше прежней, он ахнул: «Это чудо!» И только пальма не могла понять, о каком чуде идет речь. Как может она, такая чахлая и невзрачная, сравниться с той красавицей, что когда-то погибла в кострах. Потому что в памяти она все равно оставалась больше и прекрасней ее, хотя все видевшие в один голос утверждали, что в мире больше нет такой высокой, стройной и прекрасной пальмы...

– И что же, караван-баши не срубил ее на дрова для уставшего каравана? – усмехнулся я.

– Об этом притча умалчивает, но резон в твоем вопросе есть. Не стоит быть одиноко стоящим поленом, когда кому-то из сильных мира сего необходимо срочно развести костер. Но притча все же о другом. А потому, дорогой племянничек, расти и помни обо мне. Не думаю, чтобы мы расставались надолго. Быть может, тебе еще суждено поработать под моим началом, но сейчас сосредоточься на выполнении своей миссии. Колесо запущено, императрица, в предчувствии грязного пасквиля, который через несколько лет, очевидно, напишет ее бывший паж господин Радищев, совершает инспекционную поездку из Петербурга в Москву. Все идет именно так, как должно идти. Будь готов действовать активно.

Ну и мой тебе, так сказать, прощальный совет: всегда будь в гуще событий, влезай в проблемы с головой, даже если для этого кое-какие из них тебе придется организовывать самому. Умение добывать и манипулировать информацией в сочетании с умением уходить из-под удара – первейшие добродетели нашей профессии. А пока же прости, если что не так. Возникнут трудности – связывайся. Ну и, конечно, удачи тебе, дорогой племянник.