Станислав Лем – свидетель катастрофы - Вадим Вадимович Волобуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охлаждение политического климата и усиление антисемитизма в партии ярко проявились в начале 1962 года, когда прошли похороны журналиста Генрика Холланда (отца кинематографистки Агнешки Холланд). 41-летний Холланд был одним из наиболее заслуженных публицистов Польши. Коммунист с довоенным стажем, он первым из рядовых членов партии в апреле 1956 года на собрании варшавского партактива с участием Охаба поставил вопрос о реабилитации Гомулки[551]. Встречаясь по роду деятельности с начальником Бюро прессы ЦК ПОРП Артуром Старевичем, Холланд услышал от него теперь всем известную историю, поведанную Хрущевым, об обстоятельствах ареста Берии. Хотя рассказ этот уже несколько раз публиковался на страницах западной печати, в Польше к появлению подобного рода «утечек» относились настороженно. Холланд передал услышанное от Старевича знакомой журналистке Алиции Завадской, муж которой был репортером парижской газеты «Монд». В квартире Завадской и ее супруга в то время действовала подслушивающая аппаратура, поэтому каждое слово, сказанное там, немедленно становилось достоянием Службы безопасности. 21 декабря 1961 года к Холланду явились сотрудники госбезопасности, которые предъявили ему обвинение в шпионаже и ордер на обыск. Журналист не стал дожидаться суда, а покончил с собой, выбросившись из окна на глазах у работников госбезопасности.
На похороны Холланда собрались до 250 человек, среди которых было немало оппозиционно настроенных журналистов и ученых, а также множество партфункционеров еврейского происхождения. Подобная демонстрация вызвала большое недовольство Гомулки. Немедленно была образована комиссия Политбюро, которая начала по одному вызывать некоторых участников похорон и спрашивать их, зачем они пришли на погребение Холланда[552].
Тогда же со скандалом столичное руководство закрыло Клуб кривого колеса. Один из членов его правления, социолог Витольд Едлицкий, сразу же эмигрировал в Израиль, где написал нашумевшую статью «Хамы и евреи», изданную в декабре 1962 года парижской «Культурой». Едлицкий писал, что события 1956 года были не спонтанным общественным движением за демократизацию и суверенитет, а всего лишь следствием внутрипартийной борьбы между реформаторами-«евреями» и консерваторами-«хамами» (названными так за рабоче-крестьянское происхождение и неотесанность). По мнению Едлицкого, подлинными поборниками десталинизации были как раз «хамы» – сторонники Хрущева, в то время как бывшая сталинская гвардия в лице «евреев» только разыгрывала карту либерализма, чтобы таким образом завоевать популярность в народе и остаться у власти после потрясения, вызванного разоблачением культа личности. Причиной же ужесточения режима после событий октября 1956 года была не угрожающая позиция СССР, а победа одной из фракций («евреев»). «В 1956 году польский народ был заинтересован в сохранении внутренней грызни во власти, а не в поддержке одной из сторон. Только благодаря тому, что власть тогда была разрозненна и слаба, оказалась возможной та демократизация, которая была осуществлена между VI и VIII пленумами ЦК ПОРП», – писал социолог[553]. Позднее, продолжал автор, Гомулка расправился с крайними «хамами» и начал постепенно избавляться также от прежних союзников-«евреев», уступая желанию низов партаппарата, которые всегда смотрели на тех косо. Вследствие этого к началу 1960-х назрело новое столкновение, каковое, согласно автору, могло сыграть положительную роль в деле дальнейшей демократизации режима, но при условии, что население страны перестанет пассивно наблюдать за происходящим.
Статья получила резонанс среди польской интеллигенции, и без того встревоженной постепенным сворачиванием оттепели. Уже в 1960 году Административный отдел ЦК возглавил одиозный «генерал – газовая труба» Виташевский, а Секретариат ЦК выпустил ряд циркуляров, направленных на «усиление бдительности» партийных органов в разных областях культуры (кинематографии, изобразительных искусствах, на радио, телевидении)[554]. В декабре 1961 года Секретариат поручил Отделу культуры ЦК изменить методы работы в Союзе польских литераторов и более решительно проводить там политику партии, а также усилить надзор за издательской деятельностью; предписал воеводским комитетам ПОРП и Министерству культуры более пристально следить за театральным репертуаром; распорядился создать партийную комиссию для изучения ситуации в кинематографии[555]. Еще более ужесточить свой курс подстегнули польскую власть жесткие выступления Хрущева и его главного идеолога Ильичева в декабре 1962 года и марте 1963 года перед советскими деятелями искусства. Отдел культуры ЦК ПОРП воспринял их как руководство к действию.
Весной 1963 года были закрыты популярные еженедельники «Нова культура» и «Пшеглёнд культуральный», что напрямую затронуло Лема, который в то время публиковал на страницах «Пшеглёнда» отрывки из своей монографии «Сумма технологии» (откуда, между прочим, о ней узнал физик Владислав Капусциньский, начавший весной 1964 года переписку с Лемом[556]). Волевым решением журналы были объединены в одно издание, что стало большой неожиданностью. Несмотря на периодические перестановки в составах редколлегий и критические замечания в адрес публикуемых материалов, в целом позиции еженедельников выглядели прочными. Особенно это касалось «Новы культуры», где до декабря 1961 года пост главного редактора занимал Стефан Жулкевский. За множеством забот в других учреждениях ему было недосуг заниматься журналом, поэтому фактически его обязанности выполняла энергичная журналистка Алиция Лисецкая. В 1961 году коллектив еженедельника решил присудить премию за лучшую книгу года писателю Яцеку Бохэньскому и его роману «Божественный Юлий» (о временах Юлия Цезаря). Эта книга, содержавшая анализ механизмов действия абсолютной власти, была воспринята соответствующими органами ПОРП как намек на современность. Журналу не только запретили
