Госпожа Сумасбродка - Фридрих Незнанский

Алена быстро накрыла «полянку», как она заметила, принесла водочки, вина, несколько тарелок с разнообразными закусками.

– Ты ведь не торопишься больше сегодня? – Ее вопрос сам уже намекал на необходимость продолжения вечеринки.

– Никуда!

– Ну и прекрасно. Значит, – игриво улыбнулась она, – не будем торопиться рвать цветочки, да?

– А куда спешить?

– Верно, – согласилась она и уселась напротив. – Ну, если хочешь, можешь теперь рассказывать, что у вас там творится, – улыбнулась она и предложила ему наливать, – если это, конечно, не составляет какой-нибудь страшной государственной тайны.

– Да какая, к черту, тайна! – поморщился Женя и стал понемногу рассказывать о тех событиях, которые могут в ближайшем будущем произойти в Сибири, где столкновение интересов Деревицкого и Аронова вполне обещает привести к большому взрыву.

Было заметно, что Алена слушала Женю почти без интереса. Ну как люди смотрят последние новости по телевизору, когда их передают по десятку раз на дню. Вроде как с надеждой, что вдруг услышишь что-то новенькое из уст диктора, которому иногда доверяешь. Но, с другой стороны, Алене и не было никакого резона показывать свой интерес. Вероятно, все, что надо, записывается, а потом эту запись будут умные люди слушать, и не раз, чтобы отделить зерна от плевел. И решать, может ли подобная информация представлять интерес для службы господина Аронова. Ну и хорошо, пусть стараются. Женя и сам хотел выглядеть усталым и как бы проявляющим определенную осторожность. Пусть думают, что он чисто по-мужски доверяет Алене, но профессиональный долг его сдерживает. И если бы она его сильно попросила – этак ненавязчиво, подкрепив хорошей наградой, он бы, пожалуй, и согласился быть с ней пооткровеннее.

Сейчас, после всяческих событий, Евгений испытывал к этой женщине абсолютно конкретные и, кстати, лишенные любых сердечных чувств, исключительно плотские желания, и купить его на какие-то новые нежные признания она вряд ли бы смогла, даже если бы хорошо постаралась. Кажется, и она успела понять, что он слабо реагирует на ее красноречивые взгляды, как бы мысленно все еще пребывая наедине со своими проблемами. Выходит так, что одними поцелуями, пусть даже и страстными, тут не отделаешься. Да, впрочем, и для Алены, второй, чисто постельный, вариант был предпочтительнее. Не надо ничего выдумывать, играть, притворяться. Каждый охотно исполняет свою роль, и каждый знает цену этой роли.

И она, достаточно трезво проанализировав услышанное от Евгения, понимая, что и ему наверняка известны условия взаимной игры, обоюдных обязательств, – что ж они, нецелованные мальчики, что ли, там, на Лубянке, собрались? – решила не углубляться в кроссворды, а назвать некоторые вещи своими именами.

– Это любопытная информация, – сказал она, как бы останавливая не очень интересные соображения Евгения.

– В каком смысле? – удивленно поднял брови Осетров.

– В самом прямом. Ну, к примеру, знай тот же Аронов о готовящейся акции, он бы загодя принял свои меры. – Алена иронически-испытующим взглядов уставилась на Женю.

– А у него что, плохо поставлена информационная служба? У нас многим об этом известно. Не в деталях, естественно. Детали – они прерогатива того, кто занимается этой проблемой конкретно.

– Например, ты? – уже совсем ласково и призывно улыбнулась Алена и сделала вид, что не поверила.

– А что ты видишь в этом странного? – сыграл напыженного гуся Евгений.

– Молчу! – воскликнула она. – Так вот, значит, куда ты летишь?

– Увы! – Женя развел руками. – Надо же кому-то и подозрения от своей конторы отводить…

Фразу он произнес многозначительно, а расшифровывать не стал. Алена должна была сама оценить ее суть.

– Так это ваши собственные игры? – небрежно спросила она.

– Я бы так не сказал. – Женя задумчиво пожевал губами и словно решился, заговорил, понизив голос: – Знаешь, в любой семье, как говорится, не без урода… Я нарочно огрубляю, хотя смысл остается тем же. Есть у нас один… товарищ. Высоко сидит. Свое, так сказать, управление. По другим временам удельный сибирский хан, ничуть не меньше. И, по моим данным, он находится в постоянном контакте, чтобы не сказать хуже, с Аркадием… Чуешь, о ком речь?

Алена кивнула.

– Вот он, как я выяснил, и является у олигарха серым кардиналом. Причем главным. Его идея. В общем, я понимаю, подробности тебе совсем ни к чему, но, чувствую, будет огромнейший скандал. И в самое ближайшее время. А рикошет, сама понимаешь… Вот я и получил соответствующее указание.

– А если упредить?

– Это как?

– Ну… опубликовать что-то. Назвать имена. То, другое.

– Ты с ума сошла, – улыбнулся Евгений. – Меня ж с работы живо попрут! За такие сведения… ты что?…

– Если сделать грамотно, никто никого не попрет. А вот заработать еще как можно.

– Д-а, в шпиона сыграть? Нет уж, уволь… – Женя рассмеялся.

– Да ну тебя! – словно смутилась Алена. – При чем здесь шпионы? Глупости говоришь. Ладно, оставим эту пустую болтовню. Ты уже созрел?

– Дорогая, я только и делаю, как сижу и думаю, когда тебе этот мой треп надоест и ты предложишь перейти к конкретным действиям?

– Ну и пойдем отсюда. – Она беспечно махнула рукой на неубранный стол и добавила: – Иди раздевайся, готовься, а я сейчас приму душ… Ага, и еще Таньке позвоню. Совсем забыла, надо же отменить нашу встречу. Я обещала подъехать к ней. Иди, я сейчас.

Ни к какой Татьяне Алена звонить и не собиралась. Она взяла трубку мобильного телефона с собой в ванную и позвонила Попкову. Сказала буквально две фразы под шум льющейся воды. Тот все понял и обещал перезвонить.

И пока симпатичная парочка охотно расслаблялась при свете мерцающего ночничка в спальне Алены, ее отчим слушал записанный на пленку разговор.

Телефонный звонок раздался посреди ночи и показался резким и громким, будто сигнал пожарной сирены. Алена лениво потянулась и взяла трубку.

– Ну, мать, ну ты совсем с ума спятила, что ли? Ну какой сумасшедший звонит среди ночи, будит весь дом, чтобы узнать, как здоровье дочери?! – Алена зажала ладонью микрофон и прошептала Жене, который лежал рядом с ней, совершенно обнаженный, как, впрочем, и она сама: – У матери сдвиг по фазе. Явно… – и снова в трубку: – Да поняла, поняла, спи спокойно, я здорова, а снам ты своим не верь, чушь это все. Спи, пока. Завтра, может, заеду… С ума сойти! Сон ей нехороший приснился. Вот и переполошилась… Ладно, иди сюда…

А утром, прощаясь с Евгением, вдруг сказала:

– Ты знаешь, я проснулась под утро, чего-то уже не спалось. И вспомнила наш вчерашний треп. Жень, а что? Давай я поговорю с одним человеком…

– С отчимом, что ли?

– А ты откуда знаешь? – даже не смутилась она.

– Аленка, ну давай, правда, не будем играть в шпионов, а? Ты же знаешь, где я работаю. А я знаю, где он. Или, точнее, на кого. Поэтому и могу сказать: материал того стоит, честное слово.

– И сколько ж он стоит, по-твоему? – спокойно спросила Алена.

– Штук двадцать пять. Баксов.

– Это – дорого. Но не очень, – поправилась она.

– Потому что я послезавтра улетаю. Только поэтому.

– Вон ты какой! А кто идею подсказал, если не секрет?

– Вообще-то ты. Такой цветочек стоит дорого.

– Ах, вон что! Значит, надо понимать так, что ты начинаешь делать накопления? И что, уже есть планы?

– А мне нравится, когда меня любят, – честно глядя в глаза ей, ответил Женя. – Я тогда и сам зверею от всяких чувств. А если по правде, можешь мне поверить, можешь нет, у нас однажды с Вадимом состоялся дружеский разговор. Хреново, что все так скверно с ним закончилось. Но мысль он мне все-таки подкинул. Насчет того, что красивые цветы обычно ставят в хрустальные вазы, а не в помойные ведра.

По мере того как он говорил, взгляд Алены из настороженного становился все теплее. Наконец она просто повисла у него на шее, запечатав его губы зовущим крепким поцелуем, а отпрянув, сказала:

– Буду рада тебя сегодня видеть…

«С удачей вас, Евгений Сергеевич, – сказал сам себе Осетров, спускаясь по лестнице к подъезду, где притулилась его „Нива“. – Я обязательно еще раз навещу вас сегодня, моя замечательная Елена Георгиевна! Будьте уверены! Гонорар гонораром, конечно, но какие чертовы баксы могут сравниться с вашими чарующими женскими прелестями! Как все-таки приятно иметь дело с настоящим мастером, который иной раз начинает определенно за деньги, зато заканчивает уже от чистого сердца… от всей души!…»

Резонанс был оглушающим. Вернее, его таковым очень постарались представить на самом независимом из всех телевизионных каналов.

Ни один дневной репортаж, как говорится, с места события не обошелся без едких и острых комментариев телеведущих общественно-политических программ.

Передачи повторялись с небольшими изменениями в отдельных деталях происшествия на Перовском рынке. Словно оправдываясь за информационное опоздание – дело-то вон уже когда было, а чухнулись господа тележурналисты лишь сейчас! – эти самые «господа» ловили очевидцев, где могли. Вплоть до их собственных квартир. Было такое ощущение, что все в России, и уж конечно в Москве, кончилось, а остался только один стыд и позор, который было необходимо срочно, хотя опять же и с опозданием, обрушить на всю московскую милицию, особенно на когда-то доблестный и многократно краснознаменный МУР. Имелись в виду и ордена, естественно, и «переходящие знамена», и все такое прочее, принадлежавшее ушедшей, слава Богу, истории…