Сага о Гильгамеше - Вадим Волобуев

      -- Я, господин, - ответил ратник.

       Теперь Гильгамеш ясно видел раны, нанесённые ему людьми Акки. Спёкшаяся кровь чумными бубонами налипала на разорванную кожу. Изуродованное тело парило над землёй, не касаясь поверхности ногами.

      -- Ты тоже пришёл расквитаться со мной? - спросил вождь.

      -- Я пришёл, чтобы спасти тебя, господин.

      -- Спасти меня? Как ты можешь спасти меня?

      -- Я помогу тебе выбраться в мир живых.

      -- Разве ты не испытываешь зла ко мне?

      -- За что я должен злиться на тебя, господин?

      -- За то, что я послал тебя на верную смерть.

      -- На славную смерть. Что может быть лучше для воина, чем гибель от рук врагов?

      -- Но ты мог бы жить дальше. Разве тебе не хотелось этого?

      -- Все мы обречены, господин. Но одни подыхают в своей постели, окружённые грязью и испражнениями, а другие умирают на поле битвы, мгновенно возносясь в чертоги блаженных. Благодаря тебе, господин, я с честью покинул верхний мир, отдав жизнь за нашу владычицу Инанну. Ты правильно сделал, послав меня в становище Акки.

      -- О, великодушный Бирхутурре! Как снисходителен ты, произнося эти слова. Даже жестокие раны, что ещё терзают твоё тело, не подорвали твоей преданности. Как выразить мне свою признательность? Чем наградить тебя?

      -- Поступки мои не нуждаются в награде. Мы делали общее дело, господин. Не опускай рук, иди по своей стезе - это и будет для меня величайшей наградой. - Он подлетел поближе и прикоснулся рукой к его плечу. - Теперь же закрой глаза, господин. Пришла пора покинуть землю печали.

       Гильгамеш послушно опустил веки, и спустя мгновение над его ухом раздался голос Зиусудры:

      -- Проснись, вождь Урука.

       Гильгамеш очнулся и сонно заморгал, поводя затёкшей шеей. Сквозь туманную дымку медленно проступали бревенчатые стены избы и смеющееся лицо бессмертного праведника. Сознание ещё хранило в памяти последние остатки сновидения, а пробудившийся взор уже схватывал новые образы, внося сумятицу в спутанное восприятие. Цветастый рушник, висящий над идолом, непостижимым образом сливался для него с изорванной юбкой акробатки, пузатые сундуки напоминали престол Эрешкигаль, а стоявшая на столе трапеза представлялась ему жертвой духам умерших. Лишь когда сидевший рядом Уршанаби поднёс к его губам кружку молока, он сумел окончательно стряхнуть с себя дремоту.

      -- Сколько я спал? - сумрачно поинтересовался Гильгамеш, опрокидывая в рот прохладную влагу.

      -- Сон твой был недолог, но тревожен, - ответил Зиусудра. - Не кошмар ли послали тебе боги?

      -- Страшную быль, коей довелось мне стать свидетелем, не подозревая об этом, - Он отставил кружку и промолвил. - Ты открыл мне глаза, мудрейший. Отныне не буду я стремиться к невозможному, ибо вижу - горе и несчастье приносит это людям.

      -- Решение твоё похвально. Но порыв, заставивший тебя прийти ко мне, достоен награды. Пойдём, я сделаю тебе подарок.

       Они поднялись и вышли из дома. Неподалёку Гильгамеш увидел колодец. Зиусудра сказал:

      -- На дне этого колодца находится цветок вечной молодости. Он не дарует бессмертия, но избавляет человека от старости. Если ты достанешь его, то не будешь знать старческого угасания, а умрёшь быстро и незаметно. Учти, что вода в колодце холодна, а шипы цветка остры, как заточенный нож. Если не растерял ты ещё своей смелости и по-прежнему жаждешь подвига, ныряй, пусть судьба улыбнётся тебе.

       Обрадованный этим неожиданным предложением, Гильгамеш обвязал вокруг пояса верёвку, вытащил из чехла нож и, набрав в грудь побольше воздуха, прыгнул в колодец. Стылый ветерок защекотал его кожу, мрак окутал тело непроницаемым покрывалом. Врезавшись в воду, он на мгновение одеревенел от холода, но быстро пришёл в себя и заработал руками и ногами, погружаясь всё ниже. Где-то далеко в непроглядной тьме светился слабый огонёк. Гильгамеш подплыл к нему и осторожно протянул пальцы к голубоватому бутону. Мягкие лепестки коснулись его кисти, разлив наслаждение по мышцам. Вытащив нож, вождь отсёк стебель и устремился обратно. Воздух в его лёгких заканчивался, горло сжималось в невыносимых тисках. Темнота лишала представления о пространстве. Какое-то время Гильгамешу казалось, будто он движется прямиком на каменные стены. Наконец, он вынырнул, широко раскрыл рот и судорожно задышал, спеша насытиться вожделенным воздухом. Когда первый приступ животного страха прошёл, он захлопал глазами и стал в недоумении озираться. Место, где он очутился, было ему незнакомо. Сияло жаркое солнце, лениво перекатывались волны, чайки стелились над водой, оглашая криками округу. Невдалеке тянулся песчаный берег, заросший финиковыми пальмами. Гильгамеш на миг зажмурился, желая избавиться от наваждения, но оно не проходило. Он понял, что каким-то образом перенёсся в мир живых. Смекнув это обстоятельство, он бережно сжал в ладони драгоценный бутон и погрёб к земле. Вскоре он уже прыгал по берегу, вытряхивая из ушей воду. Счастье переполняло его. Он не знал, где находится, но это нисколько не заботило его. Он верил, что божественный Анзуд покровительствует ему и не бросит в беде.       

Глава четвёртая. Конец скитаний

-- Раб, соглашайся со мной!

-- Да, господин мой, да!

-- Я желаю построить дом, я хочу завести семью.

-- Заведи, господин мой, заведи! Кто строит дом, оставляет по себе добрую память.

-- Нет, не желаю я заводить семью!

-- Не заводи, господин мой, не заводи! Семья - что скрипучая дверь, петля ей имя, из детей - треть здоровых, две трети убогих родятся!

-- Так создать мне семью?

-- Не создавай! Строящий свой дом отцовский дом разрушает!

Диалог о благе.

       Он долго бродил по берегу, шепча горячие молитвы и вглядываясь в безоблачное небо. Но львиноголовый орёл не появлялся. В конце концов Гильгамешу пришлось смириться с тем, что божественный посланец бросил его. Не желая верить в это, он ещё некоторое время смотрел вдаль, потом грустно повернулся и побрёл в лес. Горечь переполняла его. Ему хотелось встать лицом к солнцу и закричать что есть силы: "Где же твоя помощь? Отчего ты не поддержишь меня в беде?". Но вместо этого он ругался сквозь зубы и яростно продирался сквозь колючий терновник. Внезапно лес кончился. Гильгамеш остановился как вкопанный и в изумлении уставился перед собой. То, что он считал лесом, оказалось жалкой рощицей, притиснутой к морю каменистой пустыней. За спиной его шумели пальмы, волнуемые морским бризом, стрекотали птицы, перелетая с лианы на лиану, звенела крыльями мошкара, а впереди тянулась бесконечная мёртвая степь. Ошарашенный этим фактом, Гильгамеш задумался. Он не знал, что предпринять. Идти через пустыню было нельзя - он мгновенно умер бы от жажды. Но оставаться на берегу, рискуя быть загрызенным кровососущими насекомыми, тоже не имело смысла. Раздираемый противоречиями, он плутал меж деревьев, пока неожиданно не наткнулся на источник. Открытие это несказанно обрадовало его. Он быстро отцепил от пояса небольшой бурдючок из бараньей шерсти и наполнил его водой. Затем подставил руки под ледяную струю, напился и умыл запылённое лицо. Свежая прохлада внесла некоторую ясность в его смятённые мысли. Успокоившись, он сел под дерево и прикрыл глаза, отдыхая от жары. Внезапно до его слуха донесся звук песни. Немолодой натруженный голос однообразно гудел под нос незамысловатые слова, постепенно приближаясь к Гильгамешу. Вождь вскочил и бросился навстречу певцу. Выскочив на опушку, он увидел едущего на осле старика. Судя по одежде и измождённому виду, это был коробейник, промышляющий всякой мелочью в отдалённых деревушках - за ним на поводке брёл другой осёл, тащивший на спине два больших узла. Увидев Гильгамеша, старик оборвал свою песню и остановился.