«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров

— Пойдем полком на Михайловку, будем прикрывать "Пешки", — Саблин решил не тянуть резину. — Вылет через два часа, ведет комполка. Мы идем в ударной группе, восьмеркой. Будем метров на восемьсот сзади и выше. Слава, поведешь четверку, будешь слева от меня, с превышением на двести-триста. Второй парой с тобой пойдет Рябченко. Со мной, второй парой, пойдут Улитка и Остряков. Кеша, — обратился он к Зайцеву, — сейчас полетишь. Как настроение?

Кот, оставшийся на земле, обиженно отклянчил губу. Лицо у Молокина вытянулись.

— Товарищ старший лейтенант, а я? — синхронно закричал он.

— Изучай район боевых действий, — отрезал Саблин. — Еще успешь.

Молокин поник. Зайцев же наоборот, нервно засуетился, собираясь в свой первый боевой вылет.

— Сейчас проведем проигрыш. Через полтора часа сбор на КП…

Дуська коротко мявкнула и спрыгнула с Колькиных колен. Все эти проигрыши и разборы она жутко не любила…

…Вылет проходил на удивление гладко. "Пе-вторые" появились вовремя, истребители взлетели без происшествий, быстро и четко заняв свои места, все происходило без срывов и путаницы. Три девятки бомбардировщиков летели клиньями, одна за другой, красивые, грозные. Вокруг роились стремительные истребители, и вместе это была сила, с которой стоило считаться. Обилие краснозвездных машин веселило души и радовало глаз.

— Я Озеро-1. Подходим к цели! Внимание! — гортанный голос ведущего "Пешек" прозвучал в наушниках неожиданно. — Я Озеро-1, атакуем!

— Я Сирень — 1, сопровождаем. Дед, смотри там.

Виктор в очередной раз бросил взгляд по сторонам. Яркое солнце справа мешало обзору, слепило глаза. Чуть ниже висели рыжие шапки разрывов зенитных снарядов. Когда он глянул на плывущие внизу бомбардировщики, то первой девятки на своем месте уже не было. Вторая девятка прибрала скорость и стала валиться вниз, уходя в пикирование и показывая торчащие из-под крыльев тормозные решетки. Потом туда же ухнула и третья. Разрывы снарядов еще несколько секунд продолжали пятнать пустое небо, потом пропали.

Облегченные после бомбометания "Пешки", выходили из пикирования с левым разворотом и брали курс к своему аэродрому. Пораженная ими цель скрывалась в дыму и пыли и что они там бомбили, Виктор даже не видел. Пора было снова занимать свое место.

— Я Дед! Разворот влево сто восемьдесят, снижаемся!

— Слева "Мессеры", выше! — чей-то испуганный крик резанул по ушам и сразу же эфир утонул в гвалте разнобоя команд. Потом командный рык забил гвалт и в наушниках грянуло короткое:

— "Дед", отбей!

— Принял!

Четверка "Мессершмиттов" обнаружилась слева ниже. Они видимо хотели подойти незамеченными и в хаосе сбора группы урвать свою цель, но не получилось. Увидев пикирующие "Лавочки", "Мессера" сразу же бросились удирать и дымя моторами стали пикировать к земле.

— Двадцать второй, отставить! — Виктор прекратил преследование и повернул за группой. "Месеров" в принципе можно было догнать, но задача на сегодня ставилась другая.

Вновь впереди и ниже темнели клинья "Пешек", сновали юркие силуэты "Лавочек" прикрытия. Его восьмерка была на месте, все были живы, здоровы и это было главное…

Следующий вылет состоялся через два часа. Восьмерка истребителей, вспарывала грязное небо, рассекая воздух серыми крыльями. Горизонт был холоден и чист, лишь на северной окраине свода тянулись облака, да снизу, от изрытой воронками линии фронта, поднимался дым. Шла очередная попытка наших войск взломать линию немецкой обороны. Сейчас внизу перебегали жидкие цепи пехоты, беззвучно возникали и опадали сутаны взрывов, но все это скрадывалось серой пеленой гари. Это было внизу. Вверху было чисто и просторно. Группа "Илов" работавшая по вражескому переднему краю уже отошла, и на горизонте более никто не объявлялся…

— Я Дед! Внимание! Разворот на сто восемьдесят влево! — Виктор довернул самолет и, немного прибрав обороты, отдал ручку. Стрелка спидометра двинулась вправо, альтиметр же наоборот, пополз обратно. Скорость нарастала, машина закаменела и буквально вросла в воздух. Справа, чуть приотстав, распластались истребители ударной группы. Виктор увидел как Колька, выискивая цель, обеспокоенно вертит головой, как еще дальше черной каплей выделяется шлемофон Улитки. Внизу проносилась линия фронта: траншеи, пожарища, битая техника. Все это напоминало батальную сцену озеровской трилогии — что-то мелькает, ползут какие-то букашки, взрывы, дым, пламя. Из кабины истребителя это казалось ненастоящим, а потому неопасным.

Саблин потянул ручку на себя, и перегрузка придавила к сиденью. Скорость стала падать, зато стрелка альтиметра бодро поползла вперед, отсчитывая сотни набранных метров. И снова глаза зашарили по небу, выискивая тень, точку, блик, все, за что за что можно зацепиться взгляду, что может указать на цель. В небе пусто. Лишь справа, метров на пятьсот выше, плыла четверка группы прикрытия. Саблин лишь на секунду задержал на них взгляд, мельком глянул на приборы и вновь, метр за метром стал обшаривать взглядом небо. А что делать — хочешь жить, учись вертеть головой…

— Я Дед! Внимание! Разворот на сто восемьдесят вправо! Двадцать второй, перейди направо!

Все началось заново, но только уже в другую сторону. Медленно ползла стрелка, отсчитывая минуты, бензин в баках таял, срок патрулирования тоже.

— Ураган, я Дед. Прошу разрешения идти домой…

Спустя полторы минуты, сквозь шум и потрескивания донесся тонкий, девичий голос станции наведения.

— Я Ураган. Дед, домой разрешаю. Счастливого пути.

Через пятнадцать минут истребители уже скакали по ухабам и неровностям аэродрома. Остался позади еще один рутинный вылет, расслабляюще короткий на фоне длинной, жестокой войны.

Вечером в столовой было шумно и людно. Летчики первой эскадрильи сегодня отличились, завалив пару "Ю-87", и теперь за их столом царило веселье. Пилоты живо обсуждали бой, делились впечатлениями, хвастали. Одного "Юнкерса" сбил Щеглов. Он старался не подавать виду, сидел с невозмутимой физиономией индейского вождя, но периодически забывался. Тогда лицо капитана сразу же расплывалось широкой улыбке, а глаза лучились довольством. Второго завалил младший лейтенант Суякин. Он сделал это в первом своем боевом вылете, в первом в своей жизни воздушном бою. Удвоенная за сбитого, по полковому обычаю, наркомовская норма "убила" мамлея в хлам и Суякин глупо улыбался, десятый раз рассказывая, как он заходил в хвост и как стрелял. Язык его уже основательно заплетался.

— Товарищ командир, — Молокин в очередной раз глянул в сторону Суякина, — а когда я в бой? Другие уже летают, сбивают…