Конан и Алая печать - Олаф Бьорн Локнит

— К выходу! Шевелись!

— Но ты не можешь бежать… — растерянно пробормотала я.

— Забудь обо мне! Вестри, уведи ее! — Авилек отпихнул меня в сторону. Я продолжала стоять, как вкопанная. — Да сматывайтесь же!

И мы побежали. Побежали, прежде чем я успела что-либо сообразить. Побежали через трещавшие и цеплявшиеся за одежду кусты, по хлюпающим лужам и хрустящему гравию дорожек.

Краем уха я различила короткий, отчаянный вскрик — похоже, судьба оказалась жестока к Дорноду фон Авилеку, поманив призрачной надеждой на спасение и тут же отняв ее.

Мое сердце судорожно колотилось где-то в горле, когда впереди появились неясные очертания высокой каменной стены, означавшей границу наших владений. Сад наполнился перекличкой разъяренных голосов, но мы пока оставались незамеченными.

— Где калитка? — задыхаясь, спросила я.

— Не помню. Лезь! — Вестри подставил мне сложенные руки. Я дважды сорвалась, прежде чем вцепилась в каменный выступ, затащила себя на широкий гребень стены и уселась там. Голова кружилась, очень хотелось лечь и заснуть. — Теперь ты!

Бриан протестующе заскулил, когда его обхватили поперек туловища и подбросили наверх. Я поймала пса за ошейник и лохматый загривок, он отчаянно заскреб лапами по камням и все-таки очутился рядом со мной. Вестри подпрыгнул, схватившись за край стены и начал подтягиваться. Наклонившись, я ухватилась за его куртку и изо всех оставшихся сил потянула наверх.

Мы почти успели — Вестри оставалось только втянуть болтавшиеся ноги.

Я услышала отрывистый сухой щелчок и короткий свист, а в следующий миг брат странно дернулся, обмяк и начал сползать обратно в сад.

— Вестри! — я мертвой хваткой впилась в выскальзывающую материю темно-зеленой суконной куртки брата.

Странно, как запоминаются незначащие мелочи. Точно знаю, что куртка темно-зеленая, с красной тесьмой по рукавам и вороту. — Вестри, держись! Не оставляй меня!

Пламя, сжиравшее наш дом, вспыхнуло ярче. Должно быть, нашло новую добычу. По дорожке громко топотали сапоги — кто-то бежал к стене, сзывая сообщников.

Я увидела запрокинутое, удивительно белое лицо Вестри, увидела, как один за другим разжимаются его пальцы, и поняла, что выбор невелик — дать ему упасть либо свалиться и погибнуть вместе с ним.

— Отпусти, — одними губами произнес брат. — Это конец.

— Вестри! — я рванула тяжелое тело, пытаясь затащить его на стену. — Вестри, пожалуйста! Вестри, ты не можешь бросить меня одну!

— Дана… — еле различимый шелест осенних листьев.

Мы приземлились по разные стороны ограды: Вестри — в саду, откатившись под ноги нашим преследователям, я и Бриан — на пустынной темной улице с редкими домами, жмущейся к стене вокруг нашего особняка. У меня хватило ума сообразить, что сейчас охотники за головами семейства Эрде перемахнут через каменную преграду и наткнутся на последнего уцелевшего.

На меня.

Надо бежать! Пусть подкашиваются ноги и рот заполнен противной горечью — бежать. Вниз по улице. Как можно скорее. Прочь от проезда Черного Леопарда и от дома.

— Эгей! — пронзительный, залихватский свист. Глуховатый удар — кто-то спрыгнул вниз со стены. — Лови маленькую ведьму! Вон она!

Пес остановился, затормозив всеми четырьмя лапами. Развернулся, нагнув голову и прижав уши.

Густая светлая шерсть на его загривке встала дыбом, в груди зародился низкий, перекатывающийся рык, устрашающий, как грохот обрушивающегося невдалеке камнепада. Бриан медленно шел, почти скользил, навстречу противнику, и человек, только что азартно вопивший и размахивавший дубинкой, оторопело замолчал и попятился.

Он ожидал столкнуться с насмерть перепуганной девчонкой, а отнюдь не с донельзя озлобленным волкодавом, рожденным в Темрийских горах и привыкшим защищать своих хозяев до последней капли крови.

Над стеной появился еще один силуэт. Остановился в нерешительности. Бриан оскалился, качнулся назад и длинным, размашистым прыжком бросился на врага. Сбил его на землю, и они покатились по мостовой — дергающаяся, рычащая и кричащая мешанина ног, рук и лап.

Если Бриану повезет, он меня догонит. Если не повезет — доброй ему охоты в заоблачных лесах.

Видно, Долиане Эрде на роду написано терять всех, кто был ей дорог…

Человек на стене набрался храбрости или дождался своих дружков, примерился и сиганул вниз.

Я заковыляла по скользким от талого снега булыжникам переулка, отчаянно выискивая какое-нибудь укрытие — переулок, щель, подвал, открытые ворота во двор…

— Куда же ты? — издевательский голос слышался почти за самым плечом. — Бросила любимого песика и удираешь? Да ты не спеши, все равно никуда не денешься. Знаешь, а твой братец подох. Да-да, мертвее мертвого. И папаша с мамашей тоже. Сама видишь — некуда тебе податься.

Внутри меня что-то жалобно пискнуло и оборвалось, канув в бездонный черный омут и не оставив даже кругов на неподвижной воде. А потом накатила прохладная темно-синяя океанская волна с шапкой белоснежной пены, и я обернулась, увидев преследователя — выше меня головы на три, способного без труда одной рукой сломать мой позвоночник, как хрупкую тростинку, вооруженного тесаком, каким у нас на кухне рубили мясо.

И я его не боялась.

Я видела — не глазами, каким-то иным, только что прорезавшимся зрением — как трепещет на ветру спутанный пучок толстых и тонких ярко-красных нитей, дающих жизнь этому человеку.

Достаточно протянуть руку, в которой зажат кинжал с черной рукоятью и острейшим лезвием, и разрезать нити.

Так я и сделала.

Человек споткнулся, вытаращил на меня налившиеся кровью глаза, прохрипел что-то неразборчивое, и тяжело рухнул на мостовую. Когда он упал, у него из перекосившегося рта с хлюпаньем вылетел большой сгусток крови, частично забрызгавший мой сапог.

Возня под стеной затихла. Ни человек, ни пес не встали. Прощай, Бриан. Прощайте все.

Я зачем-то подняла голову и посмотрела на небо. Если бы я была собакой, как Бриан, я бы сейчас завыла — так, чтобы мой скорбный вой долетел до звезд…

В просвете между облаками вдруг мелькнул еле уловимый багровый отсвет — как будто по черно-сиреневому полю пробежала быстрая алая рябь. Или огромная птица стремительно взмахнула крылом.

«Ночь еще не закончилась, — напомнила я себе. — Ты не имеешь права позволить себя убить. Слишком многие умерли, чтобы ты выжила. Помни, ты — Эрде. Последняя из рода Эрде. Ты — месть. Но, чтобы отомстить, сперва нужно уцелеть. Сохранить голову на плечах. Мои враги ответят за все. Я помню имена тех, кого у меня отняли. Каждое имя и каждое лицо».

Я твердила эти слова, как поминальную молитву, а подгибающиеся ноги несли меня по улице, за моей спиной горел дом семьи Эрде и в моей ладони была зажата шершавая рукоять кинжала-даги.