Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

Пользуясь случаем, Валька, следующим утром обнаружив подмену, к братьям не заспешил. Наоборот, уселся на кровать и принялся рассматривать чеканку чужого инструмента. Похожая. Должно быть, из рук того же мастера. Да вот только людишки здесь совсем не те. И картинки жутковатые. Никто ни кашу не варит, ни рыбу не ловит, ни хлеб не жнёт. Знай, рубят друг дружку длинными мечами, копьями колют, стрелы пускают, избы жгут… Одни лишь всадники крылатые те же самые. Вот только левый теперь дудит вместо правого, как на своей трубе было. Правый же свой инструмент к груди прижимает, словно выронить боится.

Паренёк поднёс инструмент к губам и, сжав их плотно, дунул. Звук вылетел густой, низкий, но отчего-то пронзительно тревожный. И Вальке стало так грустно, что захотелось вдруг идти на речку, привязать к шее камень и утопиться. Ужас! Никогда даже похожих мыслей в его голове не возникало.

А минут через пять в избу Алёна вошла. И с порога возмущённо затараторила:

– Представляешь, яйцы из-под кур брала, одно кокнула случайно, а оно тухлое! Другое на пробу разбила – и оно. И третье такое же. И другие. Вонища! Потравил нашу птицу кто, что ли?

Валька, ни слова не говоря, бросил трубу в футляр, застегнул его на щеколды, схватил подмышку и как был босиком, бросился из дому прочь. Промелькнувшая было мысль пока чётко не оформилась, но парнишка откуда-то знал – трубами надо с гастролёром обменяться обратно. Во что бы то ни стало.

Да только музыканта, соседка сказала, у которой библиотекарь квартировал, нет. Уехали спозаранку на попутной. А как же, и сам Стёпка с ним укатил. Из клуба, вертопрах этакий, ещё намедни уволился, бросил библиотеку без хозяина. И адреса никому не оставил.

В общем, исчезли братья из Андреевского.

А не прошло месяца, стёрло с лица земли и семью Волиных.

Сначала отца в драке прирезали заезжие шабашники. Потом, похоронив любимого супруга, слегла с сердечным расстройством мать. Да так и кончилась за тройку дней. А ещё через неделю Алёна ушла в лес по грибы. Ушла и не вернулась. То ли в чащобе заплутала и на медведя нарвалась, то ль в болоте утопла, то ли подорвалась на оставшейся с войны мине – тогда этого добра ещё много было. В общем, до зимы искали. И останков не нашли.

Да и сам Валька чудом не погиб. Сбил-переломал паренька неизвестно откуда вылетевший на пустую дорогу шальной грузовик.

Несколько месяцев провалялся паренёк на койке в гипсе и под капельницами, но выкарабкался. Даже старенький врач из областной больнички, который всю войну прошел и всякого навидался, сказал тогда счастливчику:

– Должно быть, ты, парень, в добротной рубахе родился, коль саму смерть сумел обмануть. Любит тебя Господь…

Волину ж с тех пор снились те самые трубы медные. И своя, добрая и светлая, приезжим чёртом намеренно уворованная – в этом Валентин более не сомневался. И чужая, замотанная вместе с футляром в холстину и закинутая от греха на чердак. А как же – выкинь, найдёт кто, и будет ему горе. И уничтожить нельзя – а ну, как и у этого инструмента есть своё назначение? Сломать-то – ума много не надобно…

* * *

Зять, доставив стариков, переоделся и вновь умчался. «Дел невпроворот». Валентина Васильевна приготовила роскошный обед, и, когда все поели, ушла с Катей в ее комнату. Волин остался в гостиной перед телевизором и, усадив Варю на коленки, одним ухом слушал ее сбивчивые рассказы о множестве ничего не значащих для взрослого человека событиях, другим же старался уловить комментарии свежих новостей с экрана. Наконец информационный выпуск закончился, и Валентин Васильевич, опустив внучку на пол, предложил:

– Не хочешь, Варюша, прогуляться по округе? А? Покажешь мне тут всё.

– Пошли! – весело крикнула внучка. – А ты меня кораблики резать научишь?

– Не вопрос, внучка. Научу, – улыбнувшись, кивнул дед. Он достал из кармана пиджака старенький складной нож с коричневыми пластмассовыми накладками на рукояти и в подтверждение своего слова протянул его Варе. – Только осторожней, детка. Очень острый, не порежься.

– Ух ты! – обрадовалась девочка. – Настоящий ножик! А папа мне не дает, говорит – не женское это дело.

– Прав папа, не женское, – весело хмыкнул Волин и первым вышел в холл.

Кофр так и стоял в уголке меж стульев. Сердце бешено забилось: он! Но откуда? Как он сюда попал? Валентин Васильевич не мог спутать этот футляр ни с каким другим не только по габаритам и хитрым щеколдочкам, каких больше ни разу не видал. Нет, диагональный «андреевский» крест, с остервенением вычерченный гвоздём, когда пропала Алёна, это «клеймо зла» поставленное собственноручно, не узнать он не мог. Даже спустя столько лет.

– Можно я инструмент посмотрю? – попросил он внучку, уже натягивающую на ноги резиновые сапожки.

– Мамину трубу, что ли? – уточнила Варя. – Смотри, конечно. Только мама на ней всего один раз играла. И то, когда нас никого дома не было. Сказала – не получилось.

– И хорошо, что не получилось, – полушёпотом произнёс Валентин Васильевич и одобрительно кивнул. Потом, закусив губу, пристально посмотрел внучке в глаза и медленно опустил протянутую было к застежке кофра руку. – Ладно, потом посмотрим, – прокомментировал он свое действие, быстро обулся в стоптанные ботинки, надел куртку и, увенчав лысину армейской кепкой, взял Варю за руку. – Веди меня, деточка, на экскурсию.

– И кораблики делать!

– А как же?! И кораблики, – улыбнулся Волин.

Октябрь радовал. Солнце, склонившееся к закату, все еще грело почти по-летнему и расцвечивало до сих пор зеленые деревья роскошного парка сказочными оттенками мифической Медной горы. Валентин Васильевич с Варей по выложенной плиткой дорожке дотопали до облагороженного пруда, отыскали свободную скамейку и, усевшись, принялись за дело.

Найденный по пути довольно длинный и толстый обломок сосновой коры Волин, вооружившись ножом, двумя мастерскими движениями разделил на пару частей, одну из которых протянул внучке.

– Этот кусок убери в карман, а из этого, – дед повертел свою половинку в пальцах перед Вариными глазами, – сейчас соорудим баркас.

– Деда, можно я?! – весело попросила внучка.

– Конечно, – кивнул Валентин Васильевич. – Только посмотри сперва, как нож держать, какие движения делать. Вот так, видишь? От себя. Сначала эту сторону, потом другую… Нос у лодочки должен быть острым, да?

– Деда, ну дай! – Варя вскочила со скамеечки и запрыгала от нетерпения. – Теперь я сама! Сама!

Волин отдал внучке кору и ножик, сам же, поглядывая краем глаза на ее действия, достал